Чтение 19–й страницы книги ~Уши в трубочку~

Он в самом деле удалился с такой скоростью, что как будто рассыпался, только крохотный смерч завертелся на его месте, это же как теперь свою поганую шкуру ценят, ну просто общечеловеками стали, тьфу, стыдно за них, к чему идем, вырождаемся уже не только как нации, но и как биологический вид.

- Куда теперь? - спросила она удрученно. - Все следы потеряны.

- Не все, - возразил я.

- А какие есть?

- Не знаю. Но все оставляет свои следы, не знала?

- Нет, - призналась она.

- Все, - сказал я твердо. - А мы наследили дай боже. Танки сглаза не боятся.

Она в удивлении открыла рот:

- Какие танки?

- Большие, - объяснил я. - Чем больше, тем не глазливее! Не говорить же то, к чему поручик Ржевский приучил даже эхо? Надо же и такому интеллигенту, как я, чем-то разнообразить речь, чтобы не проигрывать в красочности народу, из которого вышел! Или тебе объяснить, что такое народный интеллигент?

Она опасливо отодвинулась.

- Не надо. Лучше пойдем в вертолет, а то понабегут всякие... Я его увела у ротозеев, что зачем-то опустились возле трех столкнувшихся машин на дороге...

Я только сейчас обратил внимание, что на боку вертолета крупно написано "ГАИ".

- Понабегут? - спросил я. - Уже бегут! Оставь вертолет, лучше сделаем вид, что мы ни при чем. И - смываемся. Смываемся!

Часть 2

Глава 1

Рядом гиперсуперуниверсам "Мега", "Икея" и "Ашан", все под одной крышей, целый роскошный город, а не магазин, с фонтанами, верблюдами и ледовым катком, под этим куполом Париж бы поместился, но ребятам этого мало: рядом строится еще что-то совсем уж охрененное, мы пробежали туда, постепенно сбавляя шаг, на стоянке выбрали приличный автомобиль, я без труда открыл, торкесса юркнула за руль, заявив:

- Я поведу.

- Почему?

- Если придется отстреливаться...

- Все понятно, - ответил я и выпятил грудь, - это мужская работа. Мужчины страсть как любят стрелять!

Охранник на выезде посмотрел с великим подозрением, но торкесса улыбнулась чарующе, да и я выгляжу круто, никто другой не сумел бы угнать с этой стоянки машину, но мы ж инопланетяне, не хрен собачий, так что машина без препятствий выкатила на улицу.

Торкесса некоторое время вела, глядя только прямо перед собой, на меня не смотрит, давая время привести дыхание в норму. А когда раскрыла хорошенький ротик, голосок был саркастическим:

- Ну и зачем это все?

Я растерялся:

- Как зачем?

- Да, - повторила она упрямо, - зачем? Ты сколько людей... обидел? А они к нам никакого отношения не имеют.

- Уже не имеют, - согласился я.

- И не имели раньше, - возразила она.

- Ничего, - возразил я бодро, - наркотикам тоже надо сказать нет!.. Правда, они не слушают, но все равно! Вот я и сказал свое "нет".

- И для этого столько бегал, прыгал, плавал, кувыркался...

Я ощутил, как жаркая волна накрыла меня с головой, уши защипало. Пробормотал:

- Но ведь... Нужен был драйв! И дабл твист. Я все это дал. Вся жизнь - театр, а люди в нем... икринки.

- Вся жизнь - театр, - поправила она педантично, - люди в нем - актеры, а главную роль играют деньги. Так у вас говорят?

- Ну раз театр, - пробормотал я, - то мне суфлера бы...

- Я твой суфлер, - сказала она категорически.

Машина проносилась по затихшим улицам, как снаряд, торкесса начинала засматриваться на рекламы прокладок и шампуня от перхоти. Я обеспокоился, впереди прямая дорога вилюжит, поинтересовался осторожно:

- Ты веришь в бессмертие?

- Конечно, - ответила она с удивлением. - А что?

- Я нет, так что сбавь скорость, там впереди крутой поворот...

- Вся жизнь, - сказала она мудро, - крутые и неожиданные повороты!

- Жизнь, - возразил я, - на десять процентов из того, что с нами происходит, а на девяносто - как мы реагируем. Я просто человек, который на все реагирует!

Ветер расплел прядь ее волос и стегнул меня по лицу. Я ощутил, как по телу пробежал электрический ток, оно реагирует даже раньше, чем я соображу, как реагировать правильнее, чертовы инстинкты, чего это мы от обезьян, а не от осьминогов!

- А я всю жизнь мечтала, - вздохнула она, - о банальном счастье...

Встречный ветер срывал с ее пухлых губ звуки, а букву "б" она произнесла так тихо, что я запнулся с ответом и внимательно посмотрел на нее, не послышалось ли, но ее лицо оставалось строгим и одухотворенным, и я решил, что если даже в самом деле услышу то, что послышалось, все равно решу, что у меня ухо со странной дырой, и, не дрогнув, буду продолжать говорить о Высоком.

- Мечтать не вредно, - возразил я. - Вся жизнь - мечта, хотя подобна коробку спичек. Обращаться с ней серьезно - глупее глупого. Обращаться несерьезно - опасно.

- Что такое коробок, - произнесла она медленно, с трудом выговаривая непонятное слово, - спичек?

- Есть же такие дикие люди, - изумился я. - Вы там на Бетельгейзе огонь трутнем добываете, да?

- На Бетельгейзе нет жизни, - объяснила она терпеливо.

- Это и понятно почему.

- Почему?

- У вас даже спичек нет!

Она фыркнула:

- Теперь я понимаю, почему аппаратура для поисков разумной жизни во Вселенной всегда направлена от Земли.

- Интеллект, - сказал я мудро, - это такая штука, что может встретиться и еще где-нибудь в космосе. Если искать, конечно, долго. Разумеется, не на Бетельгейзе...

Она окрысилась:

- Я не с Бетельгейзе!

- Да, а выглядишь... Ладно, забудем. Не будем падать духом ниже уровня смелости. Хоть называть вещи своими именами легче всего на заборе, но я скажу тебе, ты - великолепный напарник!

Она буркнула недоверчиво:

- Спасибо на добром слове!

- Да не за что, - ответил я добродушно. - Это я не подумавши... Забыл, что в схватке доллара и евро победит юань, так предсказал Нострадамус, в борьбе тигра и крокодила - китаец на дереве, а добра со злом - обезьяна... в смысле, наблюдатель с Бетельгейзе. Так что я верю в человеческое дерьмо! Настанет день, когда оно заполнит весь мир!

Я открыл бардачок, на колени выпал тяжелый армейский пистолет. Две запасные обоймы поблескивают надпиленными головками. И еще - длинная насадка глушителя. Торкесса косилась с недоумением, я тут же оглянулся, не гонятся ли за нами братки, у которых угнали, но пока чисто, кто же рискнет такое безумие, потому и без сигнализации.

- Что это? - спросила она шепотом.

- Пистолет, - объяснил я. - Пистолет - это не юбилей числа "пи", а...

Она сказала раздраженно:

- Я спрашиваю, почему с глушителем?

- Хозяин машины, - сказал я высокопарно, - скромный человек.

- А это при чем?

- Скромные люди живут незаметно и стреляются из пистолета с глушителем.

Она отвернулась с недовольной гримаской, странные какие-то эти земляне. И чего это все пророки предрекают, что эти существа будут править Галактикой, а потом и всеми вселенными?

- Сворачивай, - велел я, - во-о-он на ту дорогу.

Она свернула послушно, только брови взлетели на середину лба, там и остались, ибо я приподнял сиденье, достал оттуда автомат Калашникова, ящик с гранатами, а также небольшой гранатомет на двенадцать зарядов.

- Теперь понимаю, - буркнула она, - почему никак не примут закон о свободной продаже оружия. Кто ж его покупать будет?

- Как сказал наш недавний оппонент, - напомнил я, - лучшие цены не у дилера, а у сторожа. Пока продают сторожа, кому нужен такой закон? Ты что возьмешь?

Она покосилась одним глазом, как хамелеон, сказала в нерешительности:

- А что возьмешь ты?

- Я? Выберу из того, что в багажнике... Смотри, куда прешь!

Она едва не врезалась в стену, брови взлетели еще выше.

- Прости. В багажнике? Ну да, в багажнике... конечно, в багажнике.

Плечи вздрагивали, посматривала с некоторым испугом. Я сказал успокаивающе:

- Обычно от неприятностей нас отвлекают новые. Помни, ты не убиваешь. Убивает оружие, врученное вам Родиной... Ну, в данном случае найденное в бардачке и в багажнике.

Она молчала, потрясенная до глубин ДНК мудростью моих слов. Я указал, куда вывернуть руль, машина послушно съехала на отводок в сторону проселочной дороги, а спустя пару минут мы различили на фоне темнеющего неба зловеще багровый свет. Я сперва подумал насчет великолепного заката на полнеба, не сразу сообразил со своим географическим идиотизмом, что в той стороне восток, на этой плоской планете солнце поднимается из-за этого края, а опускается за край там, за моей спиной, сползает туда вниз, к черепахе. Или к трем китам.

- Это и есть... - прошептала она.

- Да, - ответил я торжественно. - Заброшенный металлургический комбинат... где все решится.

Машину потряхивало на кочках, дорогу не ремонтируют вот уже лет тридцать. Дожди, ветры и общая эрозия почвы, что разрушила некогда великие Уральские горы, сделали свое дело: пришлось снизить скорость до сорока и объезжать очень уж глубокие проемы. В некоторых темнота, пахнет затхлостью, тиной, лягушками, крупными болотными тварями, подземными чудовищами. Иногда почву потряхивает, я понимал, что радиационные дожди проникли глубоко в почву и видоизменили некоторых подземных существ, из крохотных и безобидных сделав большими и агрессивными. Так что мы должны быть готовыми к разным неожиданностям, из которых бронированные тараканы размером с собак - самое простое и убойное, и если вдруг почва под нами обвалится и мы окажемся в туннеле на глубине в три-четыре километра, прокопанном неизвестными строителями, то надо принять как должное, жизнь полна сюрпризов, врубить газ и ехать дальше, не обращая внимания на неизвестные дорожные знаки.

- Давай вдоль забора, - велел я.

- Но проходная в противоположной стороне...

Я удивился:

- Ты с Бетельгейзе не прилетела, а прямо рухнула? Как с дуба?

Она зло окрысилась:

- А что не так?

- Дурочка, в России никто и никогда не ходит через проходную. Только через дырки в заборах. Так мы боремся, поняла?

Она не поняла:

- С чем?

- Со всем, - ответил я твердо и посмотрел ей в глаза. Правда, получилось в ухо. - И - всегда.

Она смолчала, поехала вдоль дощатого забора. Вскоре показалась хорошая протоптанная дорога, что исчезает в зияющей дырке, достаточно объемной, чтобы мог свободно пройти подгулявший слон средних размеров. Я дал знак заглушить двигатель, а пока торкесса надевала туфли с высокими каблуками, уже поднял крышку багажника и рассматривал богатство. На картонную коробку из-под ксерокса лишь повел глазом, неинтересно, и так знаю, что там и сколько, а вот оружие в багажнике весьма и весьма серьезное...

Торкесса зачарованно ахнула:

- Откуда такое?

- Новейшие разработки, - объяснил я мудро. - Что-то из этого есть на вооружении элитного спецназа, остальное... лабораторные разработки. Братки всегда все получают раньше, чем наш президент или какой-то там военный министр. Вооружайся, машину оставим здесь. Я не думаю, что надолго. Вряд ли останемся ночевать.

Торкесса вслед за мной пролезла в дырку, притихшая, то ли от моей наглости, то ли начала осознавать, что не все о моем мире ей сумели вложить в красивую головку. Тропку с двух сторон стараются задавить могучие заросли жесткого, как будто металлического, бурьяна. Иззубренные листья тянутся навстречу друг другу, как рябины к дубу. Мы пробирались опасливо, я подумывал, не попал ли, случаем, на Сахалин, именно там все растения достигают гигантских размеров. Торкесса пугливо вскрикивала, но массивные стены здания приближаются, заняли все небо, наконец мы, такие крохотные, вошли в проем, оставшийся на месте проржавевшей и рассыпавшейся двери.

Здесь все мрачно, величественно, пахнет железом и кровью. На металлической площадке десять на десять метров дерутся двое: замедленными движениями, будто плавая в сверхплотной воде, замахиваются и, промахнувшись, хватают друг друга за одежду, за руки, за уши, за челюсти. Оба натужно мычат, хрипят, сопят, стонут, пердят, рыгают, блюют, хрюкают, чешутся, падают на ровном месте и, с огромной натугой перекатившись пару раз, снова натужно мычат, багровея и выпучивая глаза, словно пытаясь одолеть двухмесячный запор, еще громче мычат, что должно означать нечеловеческие усилия.

- Кто это? - спросила торкесса.

- Русские супергерои, - ответил я хмуро.

- О, - сказала она с уважением, - а кто из них кто? Шляпы-то почему обронили...

- Да какая разница, - сказал я. - Добро и Зло сперва поменялись местами, потом вообще исчезли как понятия.

- А точно, что русские?

Я кивнул в сторону другой площадки. Там тоже дерутся двое: парень в простой рубашке и с криво повязанным галстуком и прекрасно одетый мужик в смокинге, красивый и элегантный. Оба пляшут, как в озере с лебедями, или карменят: удары при каждом па вышибают зубы, ломают кости, оба сбрасывают один одного с высоких площадок, бьют кувалдами, проезжают сверху асфальтовым катком, но вскакивают, как гуттаперчевые, зло острят, красиво манят друг друга пальчиками, мол, иди сюды, ищщо врежу в харю, снова молниеносно и красиво обмениваются ударами. Ни у одного из них не сдвинулась красиво уложенная прическа, не исчезла мужественная улыбка, хотя в улыбке злодея заметно нечто порочное, а у простого парня белоснежные зубы диролят так, что куда там юпитерам.

А со стороны русских на пару минут затихло, оба застыли, сцепившись в клинче, но хрипели, мычали, сопели и пердели с удвоенной силой. Под темными высокими сводами, где красиво летают крупные летучие мыши с размахом крыльев, как у птеродактилей, гулко отзывалось привычными словами покрытое коростой эхо.

- Свиньи, - сказал я, поморщившись. Подумал и добавил с чувством русского интеллигента: - Русские косорукие свиньи!.. Те вон даже пердят лучше, музыкальнее... Хорошо, что я уже не русский, а инопланетянин...

Мы все ускоряли шаг, хотя с таким количеством оружия не побегаешь, торкесса спросила деловито:

- Значит, русских вычеркиваем?

- Вычеркиваем, вычеркиваем, - согласился я. - Как инопланетянин скажу, что планета еще не знала такого никчемнейшего народа!.. Они же в трех соснах блудят, а с чужой женой - так и вовсе!.. Кроме блуда, еще пьянство, а также лень и авосьничанье! Вот как демократ настаиваю, чтобы вычеркнуть русских к чертовой матери, а территорию отдать прогрессивной Европе, пока китайцы не захватили! Это мое твердое мнение русского интеллигента-демократа и общечеловека!

Торкесса кивнула, спросила несколько обалдело:

- Тогда с каких народов начнем поиск Великой Истины? Я скривился:

- У нас планета Великих Парадоксов, понимаешь?.. Величайшую из истин, похоже, Господь Бог запрятал все-таки среди этих никчемнейших косоруких русских, что, кроме пьянства и блуда, ничего не умеют, а в просвещенной Европе все наоборот, там как раз пить и блудить не умеют. Недаром же везде и во все века говорят и пишут о загадочной русской душе, о непостижимости русской логики... Ведь, как ни крути, этот никчемнейший и малочисленный народ, битый в свое время монголами, печенегами, половцами, аланами, ясами, поляками, шведами и другими вымершими народами, сумел создать сверхдержаву, перед которой в изумлении и страхе вставала вся планета! А сейчас снова все растерял, пропил, прос... гм, прокакал, а. его пинают даже питомцы Миклухо-Маклая...

Торкесса на ходу долго думала, я видел ее сосредоточенное лицо, словно к решению задачи подключает миллиарды мозгов обитателей своего мира, наконец в глазах зажегся свет, я почти увидел ответ мелкими буковками, но торкесса произнесла негромко:

- Тайну лучше хранить там, где ее будут искать меньше всего.

- Золотые слова, - согласился я. Потом посмотрел настороженно: - Это на что намекиваешь?

- Надо искать в России, - сказала она веско. - Желательно в том месте, где больше всего пьянства и свинства.

- Это в Кремле, что ли? - переспросил я. - Не-е-ет, туда нас не пустят. Там фашысты! Это как либеральный демократ говорю, все - фашысты, что не американцы и не Европа. А русские все - фашысты, антисемиты, шовинисты, ксенофобы и вообще патриоты!

Она покачала головой:

- Полагаю, есть и другие места, где пьют беспробудно. Или нет таких мест?

- Да вся эта страна в беспробудье, - ответил я уверенно. - Как демократ говорю, спивается народ, спивается!.. Куда ни плюнь, либо в пьяного попадешь, либо в фашыста.

Она потянула носом, поморщилась:

- Странный запах...

- Точно, - ответил я охотно, - хотя бы не пер дели так! Прямо газовая атака. Я же говорю - фашысты! Все русские - фашысты. Сами же задохнутся в своем... в своем.

- Может быть, - предположила торкесса, - они устойчивы?

Я подумал, кивнул:

- Да, в таком месте живут, что это для них родное. Сами же и загадили эту... страну, так что не чуют. Как хорошо, что я, оказывается, прынц галактической Империи! Не зря же русский тилигент, хоть и без шляпы.

Осторожно пробежали цех и выскочили во второй. Я помотал головой, в черепе начало проясняться, перед глазами смутно всплывали странные образы, а в ушах звенели обрывки фраз.

- Ты не помнишь, - спросил я с беспокойством, - что за чушь я порол?

Она спросила удивленно:

- Ты говорил, что ты - русский интеллигент...

Меня перекосило от мерзостного ощущения, я торопливо обнюхал себя, хоть и весь в белом, но пахну отвратительно, словно ядовитая божья коровка,

- Наверное, передачи НТВ и сюда достают, - предположил я. - Ведь натура я тонкая, впечатлительная, без "твою мать" слова не скажу, и чуть что - сразу в лобешник, чтобы все прыщи с морды без всякого хэдэншолдерса. Ладно, забудем, хорошо?

- Конечно, дорогой, - ответила с готовностью, - я готова забыть любые твои вольности... Или, наоборот, хранить их в глубине сердца, как скажешь!

- Да какие вольности, - пробормотал я, - разве что пукну невзначай...

В дальнем углу, похоже, разборка китайского цирка с японским, то бишь китайских боевых искусств с японскими: красиво прыгают, визжат, застывают в противоестественных позах, ну такая у них хореография, там у них рядом родина камасутры, чего еще ожидать, слева дерутся обрезками водопроводных труб за неимением бамбуковых шестов какие-то ниндзи, еще я успел подсмотреть, как чернявый мускулистый красавец итальянского типа насадил на крюк мужика со зверской харей и пихнул его в распахнутое жерло доменной печи, ну прямо японский самурай, сжигающий Сергея Лазо...

Внезапно цех озарился красным пламенем, это из отверстия в домне по широкому, как русло Москвы-реки, желобу бурно хлынула огненная река расплавленной стали. Внизу ковш размером с котлован для высотного дома, жидкий металл бурно низвергался ниагарой в эту бездну. Оттуда взлетели тысячи и миллионы свистящих искр, похожих на праздничные фейерверки. Все щели и закоулки в цехе высветились, как мощными прожекторами.

Металл в ковше начал подниматься, поверхность огненного озера колышется, над ним горит воздух, взметываются призрачные фигуры. Сквозь огненное марево я успел увидеть высоко на мостике три фигуры: крупного мужчину, женщину и подростка. Мужчина обнялся с ними и прыгнул в кипящий металл.

Хреновый у меня мозг, вместо того чтобы ахать и внимать, тут же ехидно спрашивает, а куда этот произведенный металл девается, а откуда берется, а если уж завод забросили, то почему энергию не отключили, у нас же Дальний Восток без света сидит, да и вообще электричество деньги стоит, бесплатного не бывает, хреновый мозг, весь кайф портит, в имортисты пойти, что ли, пусть там, гад, наслаждается гармонией правильности?

Я вздрогнул, спереди, справа и слева из тени вышли фигуры с направленными в нашу сторону пистолетами. Не оглядываясь, я чувствовал, что и сзади перекрыт путь такими же парнями с оружием в руках. Некоторое время все мы стояли неподвижно, нам с торкессой хвататься за оружие поздно, затем послышались мерные шаги.

На освещенный скупым светом пятачок неторопливо и торжественно вышел красивый элегантный господин в безукоризненном костюме от Кардена. Изысканно подстриженные короткие волосы отливают благородной сединой, лицо умное, аристократическое, холеное, в каждом движении чувствуется достоинство, знание этикета и всего того, что делает человека хорошо воспитанным, словом, еще та мразь, наверняка еще и классическую музыку слушает, вместо того чтобы собирать пробки от пепси в надежде получить на халяву мерседес. А то и вовсе комментарии к Аристотелю читает, хотя мог бы, как все, смотреть по жвачнику футбольные матчи.

- Приветствую, - сказал он вежливо красивым, правильным голосом. - Как и ожидалось, вы прибыли точь-в-точь. Сложите оружие... Та-а-а-ак, а теперь отступите на три шага.

Мы проделали все, что еще остается под дулами нацеленных прямо в тебя пистолетов. Торкесса вздрагивала, я придержал ее за локоть, чтобы не сделала что-нибудь чисто женское, ответил так же вежливо:

- Я стараюсь быть пунктуальным.