Чтение 19–й страницы книги ~Светлое время ночи~

- И все-таки, насчет доказательств, - не отступал Эгин. - Вода покраснела. А глиняный человек?

- Ты нетерпелив, как голодное животное, - сказал Адагар, раздражаясь. - Когда в воде появилась первая капля красного, я начал делать глиняного человека. Сейчас он уже готов наполовину. А в тот день, когда у нас со Звердой случится "уста к устам", хе-хе, глиняный человек оживет.

"Значит, он не оживет никогда. Потому что уст Зверды тебе не видать, сумасшедший колдун", - проворчал про себя Эгин, старательно изображая удовлетворенность ответом мага.

- Это произойдет уже совсем скоро.

- "Скоро" мне не подходит. Мне нужно быстро. Ты ведь помнишь насчет двадцати одного дня?

- Помню. Но ведь этот срок истекает через восемь суток! Стоит только баронам вернуться с Вермаута - и Зверда твоя. Она уже была бы твоя, если б не срочное дело, которое унесло Зверду прямо из моих объятий. Ты можешь прямо завтра отправляться в Маш-Магарт вместо меня. Уверен, сразу по возвращении Зверда бросится к тебе с поцелуями.

Адагар испытующе посмотрел на Эгина. Хотя похоть и делала его наполовину безумным, критический ум мага никак не мог принять факт, что его мечта сбывается так быстро. Безупречность и точность, с какой Эгин, по его словам, исполнял этот невообразимый заказ, настораживала Адагара. Да и близкая война основательно его невротизировала. И все-таки, желание поверить в то, во что так давно хотелось поверить, взяло верх.

- Пожалуй, я верю, - сказал наконец Адагар. - И в знак своего доверия я покажу тебе глиняного человека.

Комната, в которую привел Эгина Адагар, зияла запыленной пустотой, если не считать одного-единственного кресла с высокой спинкой.

Кресло стояло прямо перед овальным оконцем, в котором висел пасмурный день цвета небеленого конопляного полотна.

Кресло было повернуто к двери спинкой. Оно было занято. Над спинкой колыхались захваченные сквозняком красивые черные кудри сидящего. Эгин замешкался на пороге.

- Проходи, нерешительность тебе не к лицу, - сказал Адагар и переступил порог первым.

Эгин справился с замешательством и тоже вошел. Дверь за его спиной бесшумно затворилась.

- До совершенства он еще далек. Но по крайней мере... - Адагар, склонившись над креслом, придирчиво рассматривал свое детище. - Что-то в нем есть! Не хуже Ели будет, разнеси меня Шилол!

Эгин подошел к Адагару и встал рядом. В кресле сидел нагой Лагха Коалара.

Его длиннопалые руки лежали на подлокотниках, все мышцы и сухожилия его тела были полностью расслаблены, глаза - закрыты. Однако, на спящего человека гнорр был совсем не похож. Его ресницы не вздрагивали, как у сновидца, а грудная клетка не двигалась.

Губы Лагхи имели алебастровую белизну, а щеки казались запавшими от болезненного изнурения, как у человека, скончавшегося на рассвете от скоротекущей чахотки.

Однако, на мертвеца Лагха тоже не был похож. Какие-то едва уловимые токи исходили от тела гнорра и эти токи сообщали каждому, кто был способен их воспринять, что жизнь никогда не уходила из этого тела, поскольку никогда в него не входила. Сидящий напоминал скульптуру. Но - скульптуру из плоти и крови.

- В тот день, когда мои пальцы коснутся груди баронессы Зверды, этот юноша вздохнет в первый раз. Тогда ты должен будешь дать ему два больших кувшина талой воды, в которую нужно будет бросить пригоршню цветков боярышника, два плода конского каштана и корневище солодки. Сказать ему "Воссияй золотым светом, сын земли и луны" и дотронуться до впадины между его ключицами. Можно, в принципе, всего этого и не делать. Но тогда он останется таким же бледным и худосочным. И запаха собственного у него не будет. Так что не забудь мне напомнить. А то получишь такого, каким людей на ярмарках пугать можно. Тебе же красавец нужен, правильно?

- Да, желателен...

Эгин слушал бормотания мага вполуха. Уж очень интересным, хотя и немного жутковатым занятием оказалось созерцание недоделанного глиняного человека, вдобавок раздетого. "Интересно, кто-нибудь из пар-арценцев видел гнорра без одежды?"

Между тем, пристрастный осмотр гноррских рук показал, что на них нет ногтей.

- Ногти, брови и глаза - это самое трудоемкое, - вздохнул Адагар. - Но сегодня я, так и быть, их ему приделаю.

- Сделай милость, - отозвался Эгин. - А то вид такой... ммм... немного нездешний.

- А ты думал! Видел бы ты его в самом начале работы! Ребра торчат, мясо только расти начинает, череп просвечивает... - горделиво парировал Адагар.

- Хвала Шилолу, что не видел, - улыбнулся Эгин.

- А что, зрелище поучительное для каждого начинающего мага! Кстати, а как зовут этого развоплощенного парня? - вдруг вспомнил Адагар.

- Его зовут... мм... Тэн. Тэн окс Лейн, - Эгин ничтоже сумняшеся использовал самое распространенное варанское имя вкупе со знаменитым династическим именем древних владетелей Южного Варана.

- Дворянин?

- Уже в "Отчете Кормчего" его предок упоминается как "отважный и мощнодланный", - отозвался Эгин с должным чванством.

- И как же это его так угораздило, твоего "мощнодланного"? - уже в который раз Адагар спрашивал одно и то же. Видимо, ответы Эгина его не удовлетворяли.

- Одна женщина, колдунья, порчу навела... - упрямо повторил Эгин.

- Гм... А я думал, у вас в Варане всех колдунов уже повывели...

- Вот и этот парень тоже так думал. Кстати, а где Белый Цветок?

- Белого Цветка больше не существует.

- Как же так? Он что - испарился?

- Нет, сам цветок, то есть лотос, лежит в надежном месте. Да только этого твоего Тэна окс Лейна там больше нет. Стало быть, это уже не Белый Цветок, а простой итский лотос.

- А где же теперь... Тэн?

- На полпути между этим миром и тем. Он готовится стать собой снова. Насыщается материальностью...

- Гм... И что, с Белым Цветком теперь больше не побеседуешь?

- А зачем? Скоро твой друг будет беседовать с тобой своими собственными устами. Если, конечно, ты не обманываешь меня насчет Зверды велиа Маш-Магарт.

"Значит, мой разговор с гнорром на "Дыхании Запада" был последним", - заключил Эгин и к собственному удивлению не почувствовал ни раскаяния, ни грусти. Ну, может только малую толику грусти.

- Ты - самый недоверчивый маг из всех, каких мне доводилось встречать, - нагло ухмыльнулся Эгин.

- Можно подумать, ты знаешь толк в магах, - столь же нагло ухмыльнулся Адагар. - Да ты небось странника от простого чернокнижника не отличишь!

- Может, и не отличу, - согласился Эгин, пристально разглядывая хорошо контурирующиеся кубики на животе у гнорра.

- Видишь - проработаны каждая мышца, каждая прожилка! Кстати, что с одеждой будем делать? Мои обноски на него малы будут, - Адагар и впрямь был коротышкой, его макушка доставала Эгину до подбородка.

- Гм... А у меня ничего, кроме того, что на мне, нет. Кроме двух грязных рубах.

- Придется у управляющего Вэль-Виры купить. Ты, кстати, с самим бароном еще не знаком?

Эгин отрицательно замотал головой.

- Тогда пойдем. Хоть увидишь вблизи настоящего воина.

На "настоящего воина" Вэль-Вира, по мнению Эгина, не тянул. Несмотря на правильность черт и внушительность телосложения, он походил скорее на истаскавшегося на пьянках-гулянках актера второсортного театра. Тот же псевдо-страстный проблеск глаз, те же капризные, обветренные губы. Да и вежеством Вэль-Вира Эгина отнюдь не поразил.

- Так это вы в нашу дружину хотите, почтенный окс Хур? - спросил он Эгина после того, как Адагар с полчаса объяснял ему, по какому делу на Фальме Эгин окс Сур (разумеется, лгал) и какой он весь из себя образованный и положительный.

- Был бы рад такой чести. Но только еще в Пиннарине я получил ранение, которое не позволяет мне служить...

- Так вы из Варана! - изумился Вэль-Вира, хотя два коротких колокола назад Адагар рассказывал ему о том, что Эгин - варанец, Эгин слышал это собственными ушами.

- Именно так.

- Значит, последний раз спрашиваю, не хотите в дружину?

- Был бы рад такой чести, но...

В таком духе они и побеседовали. Теперь, увидев загадочного барона, Эгин почему-то уже не сомневался в правоте Зверды и Шоши. Он уже стоял на их стороне в будущей войне. Вэль-Вира показался ему человеком недалеким, самолюбивым, подозрительно забывчивым и склонным к самодурству.

Либо - подозрительно ловко разыгрывающим все эти мелкие пороки во имя сокрытия подлинных, непроглядно черных глубин своей души. Последняя мысль не показалась Эгину ни забавной, ни оригинальной. На своем веку он повидал всякого.

- Если хотите, будете учить мое чадушко варанскому языку, - напоследок предложил Вэль-Вира. Видимо, ему до слез хотелось занять чужеземца чем-нибудь практическим, полезным.

- Я как следует обдумаю это предложение. А сколько лет чадушку?

- Скоро два годка будет.

- Очень хорошо, что два годка, - сказал Эгин покладисто и, низко кланяясь, попятился вслед за Адагаром к выходу из зала для аудиенций.

- Какой воин! Ты видел, какой огонь в глазах!? Какая воля! - восхищался Адагар, когда они шли по лестнице. Похоже, странник был искренне предан барону Гинсавер.

ГЛАВА 15. ЭГИН, ЗВЕРДА, АДАГАР

"Любовь - это игра, где победителю достается побежденный."

Хармана Гамелин

Прошло пять дней. Приближался день свидания со Звердой. Не посвящая в свои планы Адагара, Эгин исподволь готовился к отъезду.

Щепетильность Эгина больше не донимала. Тот факт, что ему придется обмануть мага, который сделал для него невозможное - глиняного гнорра - больше не жег его совести, не саднил на душе. Его совесть, казалось, уснула.

И горькие упреки Овель, которые некогда тревожили его ночами, больше не гостили в его сновидениях. Овель, Пиннарин, гнорр - все это перестало для него существовать.

Да и наблюдательность, которая редко изменяла Эгину, на сей раз его покинула. Он не заметил, что Адагар, последние дни пребывавший в приподнятом настроении - он много и охотно шутил, смеялся, по-козлиному тряся бородой и прихлебывая бодрящие эликсиры, - вдруг помрачнел и как-то остепенился. Эгин не заметил, что за поясом у Адагара теперь висела запечатанная воском фляга. Время от времени Адагар нежно поглаживал эту флягу рукой, словно котофея.

Эгин не знал, да и не мог знать, что это за фляга. Тем более, не мог он предположить, что за сущность в этой фляге обитает. И тем более странным показалось бы ему все это, если бы ему сказали, что эта сущность, как и он сам - из Пиннарина, и что она тоже имеет некоторое отношение к Своду Равновесия.

Сущность называлась "шептуном". Раньше шептун обитал в Комнате Шепота и Дуновений, в той самой, через которую должны были проходить все кандидаты в гнорры. И через которую удалось пройти только одному - Лагхе Коаларе.

Эгин, конечно, не знал, что к помощи этого шептуна Адагар прибег в тот день, когда он, Эгин, якобы отправился в Маш-Магарт. Рассеянность подозрительного варанца, его горящие глаза - все это показалось бдительному Адагару подозрительным. И он решился - ибо общение с шептуном всегда требовало решительности, поскольку было сопряжено с риском для жизни - задать шептуну вопрос. Адагар хотел знать, не обманывает ли его Эгин насчет Зверды.

Шептун повалил полдубравы, где любил музицировать Адагар. Шептун едва не ослепил Адагара, когда тот потребовал от него быстрого сгущения. Но в конце концов шептун рассказал страннику правду. Ибо при широком наборе явных и откровенных несовершенств сущности, именуемые шептунами, обладают одним несомненным достоинством: они не умеют лгать.

Зверда сидела на шкурах у пылающего очага и вслушивалась в шорохи за окном охотничьего домика. До восхода луны оставалось всего ничего. Зверда воевала со скукой.

Мешочек из тафты, расшитый бисером, который лежал у нее на коленях, был наполнен отборными лесными орехами, конечно, чищенными. То и дело Зверда запускала руку в мешочек и клала ореховое ядрышко себе на язык - Зверда была лакомкой.

Гэвенг-форму человек она любила в частности за это - за возможность по-человечески кушать орехи, смородину, сладости, и при этом ощущать их вкус во всей полноте, предоставляемой именно людским языком. Кроме того, лишь в гэвенг-форме человек у нее получалось быть легкомысленной и любопытной, немного глупой и веселой. В других гэвенг-формах было возможно все, кроме легкомыслия и любопытства.

Кроме того, только в гэвенг-форме человек можно было ссориться и ругаться так сочно, так проникновенно, как они с Шошей. Что жалкая хула страны гэвенгов по сравнению с местным низовым жаргоном!

Зверде показалось, что она слышит шаги. Она вынула из мешочка зеркало и посмотрелась в него. О да, она была хороша.

Белоснежное, струящееся платье из тонкого шифона с узкими рукавами, вытканными серебряной нитью. Каждый из рукавов имел у самого запястья паутинковой ширины петлю, которая по последней харренской моде цеплялась на средний палец, чтобы рукав хорошо облегал предплечья и подчеркивал аристократическую худобу кости.

Горностаевая мантилья, высокие сапожки из нежной замши, щедро обсыпанные жемчугом и хризолитами, подчеркивающими выбитый узор. Девяносто шесть косичек с серебряными шариками на концах каждой - Зверда помнила, что Эгину больше всех нравилась именно эта прическа. И, наконец, варежки из белого бархата с горностаевым подбоем, в мешочке у дивного, широкого кожаного пояса из кожи марала, завсегдатая ринской повседневности - весь этот чудный реквизит Зверда-медведица принесла с собой в походной сумке. "Интересно, наверное, со стороны выглядело - медведь с сумкой!" - хихикнула Зверда.

Шаги приближались. Зверда поправила прическу, спрятала зеркало и повернулась к двери.

На пороге стоял Эгин. С его походного плаща лила вода, на лице застыло выражение рассеянности, а может пламя очага чересчур причудливо освещало его лицо.

Первым порывом Зверды было кинуться к нему навстречу. Но она совладала с собой, сохранив для вошедшего свою художественную неподвижность. Ей хотелось, чтобы Эгин сделал комплимент ее блистательной внешности - варанская учтивость нравилась баронессе. На одну только прическу она убила три часа, ведь на этот раз служанки с ней рядом не было, все остались в Маш-Магарте!

Но комплиментов от Эгина, обычно не скупящегося на похвалы, на этот раз не последовало. Он пробормотал что-то вроде "доброй ночи", утер со лба мутные дождевые капли, скинул плащ в угол и молча сел рядом со Звердой.

Зверда протянула ладошку для поцелуя. Эгин с преувеличенной страстностью приложился к ней, сверля ее снизу исполненным желания взглядом. Зверда заметила, что Эгин тяжело дышит, да и пальцы его едва различимо, но все-таки различимо, дрожали. То и дело Эгин красноречиво стрелял глазами в сторону аскетического алькова охотничьего домика баронов Маш-Магарт, словно считал, что нужно, не тратя больше времени, отправиться туда.

"Совсем рехнулся мой голубь от нетерпения", - решила Зверда и в свою очередь бросила косой взгляд на ложе.

Хоть она только что самолично застелила его принесенными с собой свежими льняными простынями, идти туда сразу ей не хотелось. Во-первых, там было сыро. А, во-вторых, такой сценарий тайного любовного свидания Зверде не нравился из соображений эстетских.

"Что-то в этом есть нечистое, солдафонское. Не успели поздороваться - и сразу в койку. Кажется, люди недалекие называют это "испепеляющая страсть". Как Зверда не раз подмечала, фактически к "испепеляющей страсти" более всего склонны собаки, зайцы и некоторые другие виды млеком питающих чад своих четвероногих тварей.

Эгин приблизил к Зверде свое бледное лицо, многозначительно подмигнул и положил руку на плечо баронессе.

- Как мне хорошо с вами, госпожа! - полушепотом сказал Эгин, пожирая баронессу глазами.

- Давайте что ли поговорим, для начала? Мы же не виделись шесть дней! Что с вами, Эгин? - Зверда вывернулась из-под руки своего нетерпеливого любовника. - Что вы шепчете? У вас что, горло болит?

Эгин, как будто вдруг придя в себя, состроил виноватую светскую мину.

- Нет, моя госпожа; конечно, мы поговорим... С моим горлом все в порядке. Прошу простить мое невольное невежество. Просто я ждал и не мог дождаться. Я считал удары сердца. Я едва не опоздал...

- Да полно вам скромничать! Вы совсем не опаздывали. До восхода луны еще довольно времени! В крайнем случае, я подождала бы. Никакой спешки нет. Я понимаю, вы иностранец, да и погода...

- Дело даже не в этом.

- А в чем?

- Всю дорогу я думал о том, что мы... о нашей любви. И я был уверен, что мы... То есть, я думал, вы...

- Вы все правильно думали, - улыбнулась Зверда.

Ей показалось, что она вдруг узнала того Эгина, который ей так нравился - светского, немного застенчивого. Ей даже подумалось, что руку в принципе можно было и не убирать:

- Ко мне не нужно церемонно женихаться. И все-таки, давайте сначала поговорим. Может, подогретого вина? Я вижу, вы продрогли.

- Ничего не нужно. Ваша близость согревает меня лучше вина, - и Эгин вновь уставился на Зверду исполненными похоти глазами. - Как мне хочется вас скорей обнять, скорей поцеловать ваши вишневые губки, скорее коснуться ваших нежных персей!

"Тьфу, пропасть! Опять скорей да скорей! Может, какого настоя нахлебался "на мужскую силу" и теперь у него мозги шиворот-навыворот?" - предположила Зверда.

Нетерпение Эгина ее смутило - раньше он казался ей более сдержанным. По крайней мере, никаких "нежных персей" он себе до сего момента не позволял.

- Как добрались? - поинтересовалась Зверда, царственно проигнорировав любовные словоизлияния своего визави.

- Прекрасно... То есть отвратительно... Этот дождь... Мой жеребец увязал в грязи по самую грудь...

- Что вы хотите - весенняя говноплавка!

- Я с трудом нашел дорогу...

- И где теперь ваш жеребец?

- Оставил его внизу, у подножия горы. Привязал к дереву.

- Прямо под дождем?

- Что ему сделается?!

- Ну мало ли... Волков еще никто не отменял. Но, главное, зачем? Вы могли бы заехать на нем прямо сюда. Дорога к этому домику вообще не раскисает как вы могли, наверное, заметить! Она вымощена камнем!

- Почем мне было знать это там, - резонно возразил Эгин. - Я решил не рисковать. И потом, мой жеребец, кажется, повредил ногу.

- Так вы что, шли от самой дороги пешком? - глаза Зверды округлились от удивления.

- Ну да... Ради вас я готов на что угодно...

- Я, право, польщена... - то, как Эгин обошелся со столь обожаемым им породистым жеребцом лучших итских конюшен, несколько удивило Зверду, которая привыкла, что тот носится со своим каурым, как с главным сокровищем пиннаринского казначейства. - Ну как в Гинсавере?

- Не спрашивайте, баронесса. Гинсавер внушает мне ненависть. Не хочу о нем даже вспоминать.

"Вот так да! А раньше только и знал что нахваливать", - не без тайного ликования отметила Зверда, которую избыточная дипломатичность Эгина всегда раздражала.

- Вот вы какой - переменчивый! - расхохоталась она.

- Переменчивый? Быть может. Но вам я останусь верен до гроба, - Эгин попробовал приобнять Зверду за талию. На сей раз она не сопротивлялась.

- Я имела в виду Гинсавер.

- А я имел в виду вас и только вас, моя баронесса!

К собственному неудовольствию Зверда вдруг осознала, что с Эгином ей... скучно. Галантной словесной игры, которой околдовал ее Эгин в Маш-Магарте, не получалось. Из таинственного, изысканного чужака, изводящегося своими тайными думами государственной важности, Эгин вдруг сделался обыкновенным, ординарным любовником. Мужчиной, решения за которого принимает его детородный орган.

Зверда даже немного пожалела о том, что тогда, в Маш-Магарте, показала ему свою родную страну, край гэвенгов. "Разве этот озабоченный размножением пошляк достоин был зреть мою родину?" - промелькнуло в ее голове.

Но Зверда не любила разочаровываться. Она любила побеждать и получать удовольствие. И она решила добиться своего удовольствия, поскольку была уверена - Эгин с незабудкой шен-ан-аншари на челе будет хорош. Причем добиться этого удовольствия поскорее, чтобы поскорее вернуться домой.

- Пожалуй, вы правы, Эгин. Давайте перейдем к главному.

Вместо ответа Эгин воодушевленно впился в ее губы поцелуем. Спустя минуту они уже барахтались в алькове.

Зверда любила заниматься любовью в одежде. Но не потому, что не любила свое тело. А потому, что слишком любила свою одежду. Вдобавок, раздевание донага напоминало ей подготовку к трансформации.

Но Эгин словно спятил - он домогался, чтобы Зверда разделась полностью. Он бормотал, что всю жизнь мечтал видеть ее "кудряшку". Зверда снова уступила, сделав вид, что не расслышала. Не успела она снять с себя платье и атласные шаровары безукоризненной работы, а Эгин уже валил ее на спину, методично изнуряя глубокими поцелуями, от которых грудь Зверды мгновенно загорелась желанием.

Зверда отстранила Эгина, хотя и не без борьбы. Окинула его долгим оценивающим взглядом.

Она любила мужскую красоту и знала в ней толк. Именно красота привлекала ее в Эгине, как некогда и в Лагхе Коаларе. И на сей раз она снова не ошиблась в выборе! Эгин был хорошо сложен, в меру мускулист, имел красивую, чистую кожу, кое-где отмеченную плотными рубцами шрамов.