Чтение 19–й страницы книги ~Ученик~

- Нет, я не голодна. Вот мороженое я, пожалуй, съела бы.

Впереди маячила вывеска "Баскин Роббинс", и мы заглянули в это заморское заведение. Получив свои вазочки с холодным лакомством, мы уселись у окна и медленно ковыряли ложечками разноцветные шарики, посыпанные шоколадом и кокосовыми стружками.

- Раз мы решили просто гулять, - прервал я молчание, - говори, в какую сторону мы направляемся?

- Мы направляемся в сторону моего дома. Сейчас дойдем до площади Ильича и на метро поедем до Новогиреево. Там я живу. Ты согласен меня проводить?

- Я готов тебя проводить хоть... Да куда тебе угодно. А уж Новогиреево - это вообще по соседству со мной.

- Правда?

- Конечно. Я живу на Вешняковской, недалеко от Выхино. Но я предлагаю пройти еще немного и поехать до Новогиреево на трамвае. Люблю ездить на трамвае. Как мое предложение?

- Принято. - Она опять улыбнулась. Нет, вы поймите - она улыбнулась только мне!

- А по пути ты расскажешь мне о себе. Кто ты, откуда, какой ты. И какие у тебя еще есть необычные способности, кроме тех, которые ты демонстрировал сегодня своему другу, - теперь взгляд ее был серьезен и горел заинтересованностью. - Например, часто ли ты падаешь в обморок, как сегодня за столом.

- Ни в какой обморок я сегодня за столом не падал. - Я говорил с улыбкой, но твердо. Еще не хватало, чтобы она решила, что я припадочный. - Просто как раз в этот момент со мной в телепатическую связь вступил один мой знакомый. Кстати, именно он и сообщил мне, что шеф вернулся из-за границы. А вообще-то все эти необычные, как ты сказала, способности у меня появились буквально на днях. Если хочешь, я тебе, конечно, расскажу, только, боюсь, ты испугаешься и больше не захочешь меня видеть.

Она задумчиво, каким-то грустным, долгим взглядом посмотрела на меня и, помолчав, сказала:

- Я не думаю, что ты сможешь меня испугать до такой степени, что я стану тебя избегать. Скорее я буду тебя избегать по другой причине. А если ты когда-нибудь узнаешь мою историю, то сам скорее всего не захочешь меня больше видеть.

Клянусь, я увидел, как у нее в глазах блеснули слезы. Я воткнул ложечку в недоеденное мороженое, встал и торжественно произнес:

- Пусть эта голова станет лысой, как коленка, пусть эти руки вытянутся до колен, а спина согнется дугой, пусть эти ноги не смогут сделать ни шагу, пусть мои мозги высохнут, как песок Сахары, пусть я заболею всем, что содержится в пяти томах Медицинской энциклопедии, пусть я забуду, как меня зовут, пусть... Что бы еще такое себе пожелать? В общем, пусть со мной случится все что угодно, если я по своей воле не захочу тебя видеть. Аминь...

Видимо, я выглядел достаточно комично, потому что слезинки на ее глазах мгновенно высохли, а на губы вернулась ее замечательная улыбка. Правда, все немногочисленные присутствующие, глядя на меня, просто покатывались со смеху, но мне было наплевать. Пожалуй, впервые в жизни мне было наплевать на то, что обо мне подумают окружающие. Главное, что она улыбалась!

- Болтун ты, Илюшка. - Она впервые назвала меня по имени, и мое сердце запело, что ему не хочется покоя.

- Ладно, давай рассказывай...

- Мой рассказ... - начал я голосом ведущего из старых радиопостановок, - ...будет недолгим и грустным. Я - Милин Илья Евгеньевич, родился в славном городе Москве в одна тысяча девятьсот шестьдесят девятом году от Рождества Христова...

Я не буду пересказывать все, что я плел Людмиле, большую часть этой истории я изложил в начале этих записок. Правда, в этот раз мое повествование не было таким сухим, наоборот, оно изобиловало самыми замечательными подробностями, которые доказывали, каким замечательным и неповторимым был рассказчик. И никакой лжи! И пусть кто-нибудь попробует меня осудить! А закончил я свою исповедь следующим пассажем:

- ...И вот в ночь с прошлого понедельника на вторник мне приснился сон. Странный, яркий, запомнившийся мне в мельчайших деталях, сон. Будто бы я попал в неведомый мир, в котором почти все жители постоянно и систематически используют магию, в котором я - чужой и не очень желанный гость, в котором за мной охотились могущественные маги, а мне помогали странные, порой совсем нечеловеческие существа. В конце концов мне удалось вернуться назад, или проснуться, я точно не знаю, только оказалось, что я проснулся двадцать четвертого числа. То ли я проспал пять суток, то ли я эти пять суток где-то провел, не знаю. Вот после этого сна у меня появились всякие аномальные способности.

В течение всего моего повествования она ни разу меня не перебила. Она слушала, буквально раскрыв рот, как слушают увлекательную детективную повесть. Я ведь ей рассказывал банальную повесть о жизни рядового, достаточно среднего москвича, не более... О том, что со мною было в моем сне, я только бегло упомянул.

Когда я замолчал, мы уже давно покинули кафе и подходили к "Авиамоторной".

Мы остановились на пустой трамвайной остановке Было еще светло, но чувствовалось, что вечер вот-вот накроет город потемневшим звездным небом. Уличная суета практически утихла, прохожих было немного, оно и понятно - это не центр города, фланирующих гостей и обслуживающего их персонала здесь не было. Она повернулась ко мне и неожиданно произнесла:

- Значит, ты теперь совсем один. У тебя никого нет?

- Знаешь, я тоже так думал. Но оказалось, что в моей квартире, как я только вчера узнал, вместе со мной живет еще одно существо. Просто я его до сих пор не видел. Или он очень хорошо прятался.

- Кто же это? - ее очень заинтересовал мой сосед.

- А ты смеяться не будешь?

- Ну почему я должна смеяться?

- Это... домовой. Его зовут Гаврила Егорыч.

- Ну и что! Я тоже встречала домового...

Вот этого я ну никак не ожидал. Может, она просто не хочет показать, насколько я по-идиотски выгляжу, мелькнула у меня мысль. Но она спокойно продолжила:

- У нас дома тоже живет домовой. Я его давно разглядела, еще когда маленькая была. Он сначала, видимо, думал, что его никто не видит, и шкодил напропалую, а когда понял, что я его вижу, стал прятаться. Я так хочу с ним подружиться, а он прячется!

- И как же он выглядит?

Она не почувствовала расставленную ловушку.

- Маленький такой, беленький, лохматенький, даже личико лохматенькое. Такой смешной! Он утащил у мамы рейтузы, отрезал у них чулки и бегает теперь в таких смешных штанишках. Когда я маме рассказала, что я вижу домового, она сказала, что у меня это наследственное...

Она неожиданно замолчала, и я почувствовал, как она напряглась и замкнулась в себе.

Я ласково положил руку на ее ладонь. Тут из-за поворота, погромыхивая, показался наш трамвай за номером тридцать четыре. Вагон был почти пустой. Мы устроились рядышком в середине салона. Людмила положила букет на колени и отвернулась к окну. Вагон тронулся и не спеша покатил вдоль шоссе Энтузиастов, бывшей Владимирки, воспетой русскими поэтами, писателями и художниками. Мы немного помолчали, а затем я спросил:

- Теперь ты обо мне все знаешь. Можно я спрошу тебя?

Она бросила на меня быстрый взгляд и молча кивнула.

- У тебя на пальце замечательный перстень, откуда он? Как он к тебе попал? - Похоже, я опять ее испугал - так она на меня поглядела. - Если ты не хочешь - не рассказывай! - торопливо добавил я.

Она снова отвернулась к окну и помолчала. А затем, долгим взглядом поглядев мне прямо в лицо, произнесла:

- Нет, пожалуй, я лучше сразу все тебе расскажу. Так будет... честно.

Она еще помолчала и начала свой рассказ:

- Ты должен знать, что на мне лежит проклятие... Я оторопело оглядел это милое, чудесное лицо и брякнул:

- Не замечаю никаких признаков проклятия...

- Ты меня не перебивай. Мне и так достаточно сложно об этом говорить...

Рассказывала Людмила довольно сбивчиво и как-то нервно. Было видно, что эту историю мало кто от нее слышал, она не предназначалась для частого пользования. Часто она замолкала, то ли подыскивая правильные слова, то ли еще раз переживая трагедию своего положения. Если говорить коротко, то произошло следующее.

Давным-давно прапрапра... бабушка Людмилы жила совершенно в другом, неведомом мире. Будучи еще совсем юной, прекрасной девушкой, она без памяти влюбилась в молодого человека - великого воина и могучего чародея. Ее любимого преследовали могущественные недруги и наконец схватили и привели на казнь. Но тот на глазах своей любимой уничтожил своего главного преследователя и, порубив огромное количество воинского люда, вошел в замок Зла, принадлежавший страшному дракону. Когда она со своими друзьями смогла последовать за своим любимым, они обнаружили, что страшный дракон убит, а прекрасный юноша - великий воин и могучий чародей - исчез. Злые чары унесли его в неведомый мир.

Безутешная в своем горе, она долго бродила по многим мирам, пока не оказалась на Земле. Ей к тому времени было уже немало лет, но она была по-прежнему прекрасна. Здесь в нее влюбился могущественный лорд. И когда она отказалась разделить с ним ложе, он ее изнасиловал. Прапрапра... бабушка Людмилы тоже владела магией, и хотя ее сила была невелика, она смогла с ее помощью уничтожить этого лорда - он умер от страшной, неизвестной болезни, буквально сгноившей его тело. Ее бросили в темницу и через некоторое время сожгли, как ведьму. Но незадолго перед казнью она родила девочку. Когда огонь уже лизал ее ноги, она произнесла проклятие своему роду. Оно заключалось в том, что ее дочь могла родить только одного ребенка, и это была бы девочка. Та, в свою очередь, могла родить тоже только одну дочь... и так далее. Более того, все ее потомки должны были искать ее возлюбленного во всех достижимых мирах и не могли полюбить кого-либо другого. Если любовь или просто доброжелательное отношение появлялось у ее наследницы к какому-нибудь мужчине, тот непременно погибал от неведомой болезни.

Как уже было сказано, основательницу рода сожгли на костре инквизиции. Хотели сжечь и ее дочь, как отродье ведьмы, но она была столь очаровательным, маленьким и беззащитным ребенком, что даже у судей инквизиции дрогнуло сердце. Девочку отдали на воспитание в монастырь урсулинок. Она выросла и превратилась в прекрасную девушку. Ее жизнь была столь набожна и целомудренна, что она стала настоятельницей монастыря. В качестве одной из известнейших монахинь своего ордена она объездила множество стран, но чего она искала, никто не знал. Однако пришло время, и у этой святой женщины тоже родилась дочь...

С тех пор прошло много лет и сменилось много поколений. Были случаи, когда потомки проклятого рода влюблялись, но их избранники неизменно умирали быстрой, но ужасной смертью. Некоторые из этих проклятых женщин принимали решение прервать свой род, но в определенное время обязательно происходил случай - то ли насилие, то ли что-то другое, в результате которого появлялась очередная наследница. Проклятие можно было снять, только отыскав того самого юношу - великого воина и могучего чародея, которого потеряла основательница рода. Но прошло уже столько времени, что надежды на это не оставалось. И все-таки все потомки несчастной девушки ездили по свету в надежде отыскать этого человека и снять наложенное проклятие. Последней в этом роду и была Людмила...

Когда она окончила свой рассказ, мы уже давно доехали до станции метро "Новогиреево" и потихоньку дошли до Терлецкого парка. Стемнело. Было тихо и тепло. Пахло скошенной травой, и в воздухе висели аромат мистической тайны и тяжесть простого человеческого горя. Эта необыкновенная, светлая, чудесная девушка свято верила в тяготевшее над ней проклятие, обрекавшее ее на одинокую и печальную судьбу.

К концу своего рассказа она как-то одеревенела. Руки ее стали холодны, а лицо неподвижно.

- Послушай, - я прервал повисшее молчание, - а при чем же здесь этот перстень?

- Этот перстень подарил моей прапрапра... бабушке ее возлюбленный. С тех пор мать надевает этот перстень своей новорожденной дочери в знак того, что она уже не может продолжать поиски и передает эту обязанность дочери.

- Ты хочешь сказать, что этот перстень надевают на пальчик новорожденного ребенка. Как же он может держаться на таком маленьком пальчике?

Она как-то странно на меня взглянула и ответила:

- Он меняет свой размер. Когда его надевают на палец ребенка, перстень уменьшается, а потом растет вместе с девочкой. Только камень не меняется.

- А что будет, если ты его потеряешь?

- Я не могу его потерять. Я его даже снять не могу, и никто не может. Его можно будет снять только тогда, когда у меня родится дочь, - она помолчала, - или если найдется тот, кто его подарил. Он назовет имя той, которой был сделан этот подарок, и сможет снять это кольцо. Я должна передать ему привет от... я не знаю, от кого, я знаю только какое-то странное имя, но тогда проклятие падет и влюбленные соединятся.

- Хорошо! Ну, допустим, ты найдешь этого великого и могучего. А вдруг ты его не полюбишь! Вдруг он тебе будет глубоко противен! Что тогда?

Она помолчала, а потом неуверенно проговорила:

- Ты знаешь, я сама этого боюсь. Ведь, по легенде, этот ее возлюбленный был рыжим... огненно-рыжим, а я рыжих с детства не перевариваю.

- Он был рыжим?!. - Я схватил ее за руки и развернул лицом к себе.

- Ну конечно же! Он был рыжим!.. Именно огненно-рыжим!

Я вдруг наклонился и поцеловал ей руку. И она ее не отдернула. Подняв голову, я встретился с ее грустной улыбкой.

- Ну что, тебе не стало страшно? Ты по-прежнему хочешь со мной встречаться?

- Я могу дословно повторить свою клятву, скрепленную мороженым, и прибавить к ней еще пару-тройку пунктов.

Она опустила глаза.

- У меня остался только один вопрос: когда ты собираешься отправляться на поиски этого великого, могучего и рыжего? Надеюсь, не завтра?

Она весело рассмеялась:

- Нет. Мама считает, что мне надо сначала окончить институт. Я ведь учусь на втором курсе университета. А там... - Она вздрогнула.

- Ты студентка? А как же ресторан?..

- Это я только летом подрабатываю.

- Ага! А так ты будущий...

- Юрист...

- Прекрасно! Я умоляю прекраснейшего на свете будущего юриста о свидании, если можно, завтра на том же месте в тот же час.

Она опять засмеялась и ответила вопросом.

- Так ты не боишься, что я в тебя влюблюсь?

- Если бы я мог на это надеяться, я был бы счастливейшим человеком!

Я проводил мою драгоценность до дома - оказывается, она проживала практически рядом с парком, в большом семнадцатиэтажном доме на Напольном проезде, - а затем отправился к себе на улицу Вешняковскую.

Бодро шагая по самому Свободному из всех свободных проспектов мира, шлепая по асфальту Новогиреевского моста, я, собственно говоря, не видел, куда иду, в глазах у меня стояли слезы, и сквозь их искажающий блик на меня смотрело юное личико Лаэрты. Сколько любви было в этом маленьком сердечке, сколько отваги и преданности, раз она решилась последовать за мной в неизвестный злой мир, который в конце концов искалечил и убил ее! Но даже умирая, она тянулась ко мне, рвалась ко мне в своих наследниках, обрекая их на бесконечные поиски и жизнь без любви. Было темно и навстречу мне не попалось ни одного прохожего. Я мог идти и, не таясь, плакать о любви, которая достала меня из другого мира и через сотни лет.

На вершине моста мне в лицо дохнул легкий порыв ночного ветра, остудил мой лоб и высушил мои слезы. Я ведь сам обещал Лаэрте вернуться, но не успел. Она сделала все сама. И тут мне в голову пришла мысль, что кто-то должен был ей помочь. Она не владела достаточной силой, чтобы перемещаться между мирами. Именно этот кто-то не угадал со временем перемещения и забросил Лаэрту, похоже, в средневековье, разлучив нас уже окончательно.

Нет! Не окончательно! Есть же еще Людмила! Значит, жизнь продолжается!

10. ПРИЗРАК

...Из всех, потусторонних явлений и существ меня всегда больше всего интересовали призраки. Ведь это тень или неприкаянная душа умершего человека. Когда тень является людям, она, по-моему, собирается им сообщить что-то важное. Но люди, как правило, пугаются, убегают или теряют сознание. Вот и ходит призрак, жалуясь на людское скудоумие, со своим важным известием, а может, поручением. Вспомним один из самых известных призраков - тень отца Гамлета...

Когда я вернулся домой, а было это довольно поздно, я нашел на кухне очень расстроенного Гаврилу Егорыча, который пил чай с медом и пряниками и что-то ворчал себе под нос. Я еще подумал, откуда это он разжился медом - я сам его очень люблю, но, по-моему, последняя банка, купленная мною на ВДНХ в павильоне "Животноводство", закончилась еще недели две назад. Есть мне не хотелось, а вот чайку с медом я бы выпил с удовольствием. Поэтому я, быстро переодевшись, подсел к столу и плеснул в свою любимую чашку свежезаваренного пахучего чая и протянул ложку к блюдцу с медом. Егорыч, скорчив физиономию, подтолкнул мед поближе ко мне и заворчал:

- И где ж это ты, вьюноша, по ночам бродишь, а? Я чай три раза кипятил. Мало мне неприятностей и огорчении, так еще и за тебя теперь волнуйся.

- Егорыч, как ты отнесешься к тому, что я собираюсь жениться?

- А никак не отнесусь. Мне-то что, женись на здоровье. - Он покрутил носом и добавил: - Она хоть хозяйка-то хорошая?

- Какая она хозяйка - я не знаю, я с ней знаком всего несколько часов, но она прекрасна и способна видеть домовых.

- Вот она - молодежь! Знакомы всего ничего - и уже под венец! - Вдруг он вскинул голову и воскликнул: - Как это она может нас видеть! Нас никто не может видеть, если у него дара нет!

- Вот и выходит, что у нее дар есть.

- А какой дар? Ты выспроси, какой дар, а то сам намучаешься и мне житья не будет! И так сплошные неприятности, так хозяин ведьму в дом ведет!

- Какая она тебе ведьма!.. - возмутился я и тут же, спохватившись, поинтересовался: - Что ты все о каких-то неприятностях толкуешь, что случилось?

- И-и-х, Илюха, горе у нас! - вдруг завопил Егорыч тоненьким голоском. - Каргорушка мой пропал! Такой сообразительный каргорушечка, такой умненький, такой ловкенький. Как же мы жить-то теперь станем!

- Какой каргорушка. Объясни ты толком. Где он мог пропасть?

Он уставился на меня своими небесными глазенками в полном отчаянии.

- Каргорушечка, помощник мой. Серенький такой, небольшой, на котика похож. Ну ты что, никогда не встречал такого дымчатого, серенького котика. Он все время сереньким котиком прикидывался!

Я задумчиво потер скулу. А ведь действительно, я частенько на лестнице видел небольшого дымчатого кота, опасливо жавшегося к стене при приближении людей или молнией мелькавшего сквозь чуть приоткрытую дверь парадного.

- По-моему, я видел такого кота. Подожди, еще сегодня утром он в парадном мелькал!

- Сегодня?.. - Егорыч перестал подвывать, и глазки его заблестели. - Ты точно помнишь, что сегодня его видел?

- Его или не его, не знаю, а небольшого дымчатого 'кота я утром точно в подъезде видел, - твердо ответил я.

Узнав, что его каргоруша, похоже, цел и невредим, Егорыч сразу успокоился.

- Ну, значит, чего-то надыбал. Значит, чего-то притащит. А то, поди ж ты, неделю домой не приходит. Поневоле заволнуешься. Уж больно ловок каргорушка-то! - и он восхищенно покрутил носом. - Медок-то

он достал!

- Как это - он достал, - опешил я. - Я думал, это остатки того, что я покупал.

- И-и-и, вспомнил! Тот-то мы давно уже съели. Ты ж все собирался съездить, да все тебе некогда. А каргорушка враз меду достал. А то как же мы без меду! Сахар-то твой - тьфу! - Он яро плюнул на кухонный линолеум.

- И где же это он меду достал? - спросил я с подозрением, хотя уже догадывался, где этот, незнакомый мне, каргорушка мог раздобыть меду. Но мне хотелось, чтобы Егорыч подтвердил мои подозрения.

Тот колко взглянул на меня и уклончиво так ответил:

- Где достал - не наше дело. Должность у него такая - в дом припасы тащить. Чтоб в доме припасы, значит, были. Он свою должность очень хорошо знает и исполняет. Как исполняет - не наше дело!

- Очень даже наше дело! - повысил я голос. - Этот твой каргорушка приворовывает, а ты его покрываешь!

- Глупый ты, Илюха, как я погляжу. Как есть, вью-ноша неразумный. Ну подумай сам, как каргоруша может воровать? Он же - кар-го-ру-ша! - по слогам произнес Егорыч. - Воровать может только человек, потому как берет то, что другому человеку принадлежит, а каргоруша никогда не берет то, что другому каргоруше или, допустим, домовому принадлежит. Значит, он и не ворует.

- Значит, если этот каргоруша берет то, что принадлежит другому человеку, то он не ворует?

- Конечно, нет! Он выполняет свои обязанности. А иначе кому же он нужен?

- Ну, Егорыч! Ну и логика у тебя!

- Нет у меня никакой логики, и никогда не было, и не знаю я, как она даже и выглядит. В руках ни разу не держал! А ты, хозяин... - слово "хозяин" он произнес с некоторой, весьма явственной издевкой, - ...не лезь не в свое дело. И не мешай нам наше делать. Вот так. Ишь, в чужой-то монастырь со своим уставом... - Домовой явно рассердился и опять расстроился.

Немного поразмышляв, я решил, что в принципе Егорыч прав. Ну что, собственно говоря, я лезу со своими моральными устоями к маленькому народцу? Я что, переучивать их буду? Поэтому, помолчав, я примиряюще пробормотал:

- Ладно, Егорыч, ты не обижайся. Я сегодня и соображаю не очень хорошо, день тяжелый был. Ну и сам понимаешь, первое свидание, влюбился я.

Он посмотрел на меня подобревшим взглядом, но заговорил сурово, словно с непослушным ребенком:

- Это нехорошо, что ты соображаешь плохо. Сегодня ты должен соображать особенно хорошо. Подумаешь, влюбился, тебе давно пора влюбиться. Голову-то зачем терять?

Снова ему удалось меня заинтересовать.

- Это почему же именно сегодня мне надо особенно хорошо соображать? Сегодня что - ночь загадок? Так кто загадки загадывать будет? - Я довольно заулыбался.

Гаврила Егорыч сокрушенно покачал головой и, не отвечая на мои вопросы, скомандовал:

- Давай допивай свой чай да спать укладывайся. А то время уже скоро двенадцать, а тебе еще заснуть надо.

- Подожди, Гаврила Егорыч. Ответь мне на один, мучающий меня вопрос: как вообще домовые в домах поселяются? Вас же, я так понимаю, не так уж много.

- Как поселяются, как поселяются... - недовольно проворчал Егорыч. - По-разному поселяются. Может хозяин, например, сам себе домового вырастить, только это совсем не каждый сумеет. - Он бросил на меня взгляд исподлобья. - Ты, например, не сумеешь.

- Это почему же я не сумею? - обиделся я.

- Это потому, что ты во сне вертишься постоянно, - передразнил он меня.

- Ну и что?.. - растерялся я от такого ответа.

- А то, что для этого хозяину надо раздобыть сносок... - По моему лицу он, должно быть, понял, что я не имею понятия, что такое сносок, и пояснил: - Сносок - это яичко такое куриное, ну очень маленькое. Так вот, этот сносок хозяин должен девять дней носить у себя под мышкой не вынимая. Тогда из этого яичка домовой появится. Ты разве сможешь сносок выносить? Конечно, во сне раздавишь! - убежденно заявил домовой. - Еще по приглашению домовой может поселиться. Это когда хозяин сам позовет домового к себе жить. И но, наглый какой доможил может, конечно, и без приглашения в дом запереться, но это редко.

- Интересно, как это можно домового в дом пригласить, если вас, домовых, редко кто и видеть-то может?

Егорыч скорчил хитрющую физиономию.

- Да вот пожалеешь песика уличного, бездомного, приведешь к себе в дом, а он охотно так пойдет, а через некоторое время пропадет. Вот у тебя домовой и поселился. С котиком тоже может такой случай выйти. - Он помолчал, а потом раздумчиво добавил: - Ну крысу-то вряд ли кто в дом потащит... - после чего слез с диванчика и, обернувшись крысой, юркнул в шкафчик под мойку.

Одному мне стало сразу скучно. Я быстро допил остывший чай, спрятал блюдце с медом в холодильник, а пряники в хлебницу и пошел выполнять вечерние водные процедуры. Через несколько минут я уже лежал в постели под легкой простыней и блаженно предвкушал свидание с прекрасными снами счастливого человека. В комнате было темно, только циферблат электронного будильника подмигивал двумя точками между зелеными цифрами 23:57. Я закрыл глаза...

...И тут же толчком выбросился из сна. В спальне было значительно светлее. Будильник таращился в ночь своей электронной зеленью - 00:17, в окне стояла огромная полная луна. Получалось, что я проспал не больше двадцати минут, но при этом чувствовал себя странно отдохнувшим. Что же меня разбудило? Придремавшая память сразу выдала мне длинный и тихий стон, вытолкнувший меня из сна.

В окно глухо ударилась крупная капля и застыла на стекле прозрачным наростом. Лунный луч, преломленный в капле, проткнул серую темноту комнаты и уперся в простыню, в моих ногах. И тут же в основании луча заклубилась тоненькая струйка белесого тумана, похожая на дымок, вьющийся от деревяшки, на которую через линзу направлен луч солнца. Я непроизвольно отдернул ноги. Туман не расползался и не исчезал, а постепенно густел и уплотнялся, принимая определенную форму. Через несколько мгновений у меня на постели, в ногах, появилась бледная, странно клубящаяся и переливающаяся фигура, фигура, которую я узнал бы в любой толпе.

- Ну здравствуй, внучек! Ты меня еще не забыл? - раздался в моей голове знакомый шепоток. Таким тихим, убаюкивающим голосом моя бабушка рассказывала мне по вечерам мои любимые сказки, каждый раз немного изменяя сюжет, добавляя новых персонажей и новые подробности. И сидела она при этом на том же самом месте, что и сейчас.

Я молчал. Я смотрел на колеблющуюся легкую дымку и видел сухощавую, немного сутуловатую, маленькую фигурку в темном платье, шлепанцах и шикарном пуховом платке, в который она кутала свои плечи. Бабушка! Только сейчас я до конца понял, насколько мне было одиноко и тоскливо без нее. Со дня ее смерти прошло почти шесть лет. Так много...

- Значит, не забыл... - снова раздался шепоток. - Спасибо...

- Бабушка... - через силу промямлил я, снова чувствуя себя маленьким мальчиком, набедокурившим и прибежавшим к бабушке за защитой.

В комнате повисло какое-то светлое молчание. Казалось, мы оба были погружены в воспоминания. Но вот шепот раздался снова:

- Твой дар наконец проснулся?.. Помнишь мои сказки? Теперь ты понимаешь, что в тебе дремлет сила?

- Да, что-то есть. Только я совсем мало об этом знаю, совершенно не умею этой силой пользоваться. Так, кое-какие фокусы.

- Как же долго я жила и как же рано умерла. Не успела тебя научить. Теперь тебе придется самому все постигать. Не торопись, не суетись. Но и не тяни. И самое главное - будь осторожен. Дар - состояние очень капризное, если им не владеешь до конца, его можно легко потерять.

- Ты знаешь, я совершенно растерялся. Что за дар, откуда он? Может, лучше бы не видеть мне этого деда с его книгой? И посоветоваться не с кем. Рассказал Воронину, так он меня то ли за сумасшедшего принял, то ли за фантазера. Светка вообще сказала, что я роман пишу... - жаловался я в темноту комнаты срывающимся голосом.

- Времени у меня немного, так что давай-ка я расскажу тебе о твоих способностях, а ты мне о том, как распознал свой дар. Может, что и подскажу... - Она немного помолчала. - Так вот, сила твоя от меня. Вообще дар передается через поколение, но не просто передается. Я сама была достаточно сильной в магии. У меня родилась дочь, которая даром, конечно, не владела, а у нее родился сын. При таком порядке наследования силы она увеличивается вдвое. Если бы у меня родился сын, или у моей дочери родилась бы дочь, наследник силы потерял бы половину наследства.

- Значит, чтобы наша наследственная сила увеличилась, у меня должен родиться сын, а у него, в свою очередь, дочь?

- Ты всегда был понятливым мальчиком...Чтобы расти, дар должен переходить от бабушки к внуку через дочь или от деда к внучке через сына! - довольно колыхнулся призрак. - День, когда ты родился, был для меня самым радостным в жизни. Но за тобой сразу началась охота. Кто ее организовал, я не знаю до сих пор, но это был, несомненно, чрезвычайно могучий маг. И он страстно желал тебя уничтожить, видимо, ты ему чем-то угрожаешь. Даже я, со своими возможностями, вряд ли смогла бы тебя защитить. Но я смогла его обмануть.