Чтение 19–й страницы книги ~Игрушка для Императора~

Король дописал, захлопнул книгу, застегнул застежки.

- Вот так. А теперь я готов. Пора?

- Да, Величество. Бей в барабаны. Пора начинать. Солнце уже проснулось и вскоре появится на горизонте. Как и те, кто хочет почитать твою автобиографию. Буди своих солдат и выводи их на стены. И пусть ни одна стрела не пропадет зря.

И красное всходило солнце. И черной стала луна. И небо превратилось в черно красную долину, где неслись друг на друга черные и красные облака. И застонала земля от ног врагов. И вскричали защитники последнего оплота человечества:

- Идут! Идут!

Загрохотали барабаны, чудом сохранившиеся после долгих лет осады. Застучали, словно тысяча сердец закричали разом. И единственная флейта пробилась сквозь этот гул войны, словно говоря всему миру, что не все еще кончено.

Это сам Король, облаченный в сверкающие доспехи, с тяжелым мечом на поясе, широко расставив ноги стоял среди барабанщиков. Глаза его, не скрытые забралом, устремились вдаль, туда, откуда на крепость шли полчища нелюдей. И пальцы его, больше приспособленные к рукоятке меча, быстро перебегали по флейте, заставляя ее петь, возможно последнюю песню человеческого мира.

- Все на стены!

- Все на стены....

Замок разом вздрогнул и превратился в муравейник. Мертвяки всю ночь дежурившие у бойниц скидывали с себя теплые накидки, подставляя тела холодному ветру. Домовые подбрасывали последние чурки под кипящие котлы. Лесовики и лешие карабкались по широким каменным ступеням вверх, чтобы встать там, где их через несколько минут могла поджидать смерть. Мули, тревожно переглядываясь, заняли место у самого слабого места крепости. У ворот, наспех залатанных железом и серебром.

- На стены!....

Не успел затихнуть клич, как замерли все. Потому, что содрогнулся даже камень от гула шагов и звона оружия. Редкий бой барабанов на мгновение сбился, но тут же опомнился, загрохотал, заглушая дробным стуком чужеродный звук.

Из облака пыли, перемешанного с утренним туманом, показались первые колонны нелюдей. От горизонта до горизонта. А за ними еще. И еще. Тысячи и тысячи. И еще тысячи. И не заканчивались они, а только начинались.

- Хороший денек для драки.

Рядом стоял тот самый леший, который первым привел свой отряд на помощь Королю. Он щурился на всходившее солнце, подтягивал ремни, но в сторону нелюдей даже глазом не вел.

- А что, сир варркан, - он пошлепал себя кулаком по грудному панцирю, - Правду ли народ сказывает, что ты на стены заклятия страшные наложил? Для дерьма нелюдского не проходимые?

- Точно так, - было дело ночью. Варркан должен использовать любое средство, которое способно защитить территорию.

- Ишь ты, - оскалился леший, - А говорят, сир варркан, что у нас и секретное оружие имеется, королем здешним лично изобретенное?

Это то самое, о чем я говорил.

- Наше лучшее оружие это вы, - ответил я, не желая ни опровергать, ни утверждать слова лешего об изобретении чего-то кем-то, - Ты бы поменьше разговаривал, да побольше по сторонам смотрел. А то залетит стрела дура прямо промеж глаз твоих раскосых. И истечешь зеленью.

- Не беда умереть. Беда бесславно погибнуть, - леший погладил арбалет, вздохнул больше от волнения, чем от робости, но совета моего послушался, - Эй братва! Вперед смотреть, ушами не хлопать. Враг сурьезный впереди.

А нелюдь шла и шла. Не останавливали ее ни невысокие холмы, ни глубокие овраги. Тучей серой по земле растеклись. А волны, словно прибой все в нашу сторону.

- Это я, варркан, - из люка в полу показался шлем Короля. В таких доспехах не по башням карабкаться, а в чистом поле стеной стоять. Ну король не маленький, сам знает где его место.

Подхватив короля под мышки, я с трудом втянул его закованное в броню тело наверх.

- Угу, - поблагодарил он, пристраиваясь у бойницы, - Ты смотри сколько стервецов. Со всего света насобирались. Прав ты был, уважаемый.

Варрканы никогда не ошибаются. В сказках и преданиях про это отдельной строкой всегда говориться.

- Гляди-ка, кажется парламентария посылают. Флаг правда грязноват, да где им чумазым белое найти. Может снять его метким выстрелом? Как смотришь на возможность такую, варркан?

Я смотрел отрицательно. Убить безоружного, пусть даже и нелюдя стопроцентного, большого ума не надо. А вот послушать о чем он нам хочет поведать, очень даже интересно. Потому как уверенная в себе армия парламентариев не посылают, а сразу мечами да дубинками машет.

- Эй, людишки, да всякая погань! Кто тут за главного место быть имеет?

Король шмыгнул, протер нос металлической перчаткой и вопросительно посмотрел на меня.

- Давай, уважаемый, а то у меня от одного их вида зуд под лопатками начинается.

- Это аллергия, - посочувствовал я Королю и высунул голову за стену.

Внизу стоял нелюдь с искореженным до нечеловеческой неузнаваемости лицом. В одной руке намотанный на кулак грязный кусок материала, в другой кусок бумаги.

- Чего орешь с утра под окнами, спать нормальным людям мешаешь? - а что, мне его здоровьем поинтересоваться надо было?

Нелюдь ощерил рот с редкими гнилыми зубами, отыскал мою гнусную физиономию, отступил на пару шагов.

- Главный? Варркан что ль? Дохловатый ты для варркана. Худосочный какой-то. Чем докажешь, что полномочия имеешь разговор вести?

- Ну извини, паспорта нету, - я засунул голову обратно и поинтересовался у Лушича, - Стрелять умеешь? Тогда возьми этого идиота на мушку. Худосочность ему моя, видите ли не нравиться.

Мало ли что я раньше про одиноких нелюдей думал. Дурак, болтал бы поменьше, с головой остался бы.

А нелюдь тем временем развернул клочок бумаги и по складам, знать грамоте ранее обучен был, прочитал:

- Варркану подлому, Королю и пр пр пр, - в этом месте нелюдя затормозило. Он тупо уставился на бумажку, пожал плечами, потом решил пропустить трудное место, - ...От Императора послание! Слушаешь ли ты подлый варркан и пр пр пр слова истинного повелителя Императора?

Я слушал внимательно, о чем и сообщил нелюдю в особо изощренной форме. Нелюдь вскинул то, что осталось от бровей к обезображенному лбу, обдумывая мои слова, но решил не превышать должностные полномочия. Послали читать, надо читать.

- Послание, - повторил уже не так уверенно парламентарий, посматривая на меня далекого и недоступного злобными и голодными глазами.

Продолжить далее он не смог. Лицо его, и без того искореженное, сжалось, тело обмякло, а руки, вместе с бумажкой и грязным платком безвольно повисли. И изо рта его послышался голос самого Императора.

- Червяк, возомнивший себя спасителем мира. И все вы, отродье человеческое. С вами говорю я, Император!

На стенах послышался ропот, и я стал сильно переживать за здоровье парламентария. Но выдержка солдат оказалась на высоте. Может и дрогнула у кого-то рука, сжимающая лук, но выстрелить без приказа никто не посмел.

- И говорю вам я, Император, сложите оружие и выходите из замка. Только выдайте нам человечишку варркана. И тогда мы сохраним ваши жизни. Мы обещаем каждому много пищи, теплую кровать и безбедное существование в новой империи. А если ослушаетесь меня, то покарает вас справедливый гнев оружия моего. А если мало вам того, что обещаю, то просите все, чего желаете. Каждому лешему по делянке. Каждой русалке по озеру. Каждому домовому по шалашу.

Не оглядываясь, я спросил у Лушича:

- Он все еще на мушке?

- Как яичко кукушкино в гнездышке.

- Вали его, пока он всю нашу дружину с потрохами речами сладкими не купил.

Леший крякнул одобрительно, пробормотал что-то о маме нелюдя, загудела тетива спущенная, и стрела, рукой меткой выпущенная, застряла точненько в горле у нелюдя.

- Есть контакт, - гаркнул добрый молодец леший под одобрительные возгласы товарищей.

Оборвав речь Императора на полуслове, нелюдь покачалась с мгновение, да и рухнула на землю объятая ровным пламенем.

Хорошее серебро в королевском руднике!

Кто-то обвинит варркана в нарушении разных там конвенций. Пустое это. Этот мир не земля, и давить заразу нужно и можно при любых обстоятельствах. Хоть в сортире, хоть с платком грязно-белым. И особенно когда она речи гадкие вещает. Не до совести и приличий. Самим бы остаться в живых.

Едва рассмотрев, что стало с парламентарием, войска императорские заволновались, стали покрикивать, да оружием постукивать. В нашу сторону разные выражения обидные посыпались, ветром доброхотом доносимые. Все больше на гастрономические обзывания похожие. Что с нелюдей взять. Их ум в одном направлении работает.

- Приготовьтесь, братки! - закричал я, стрельцу лешему озорно подмигивая, - Был один хороший выстрел, а сейчас сотня таких понадобиться. Как только вперед двинутся, открывайте стрельбу из луков дальнобойных. Особливо те, у кого мешки рыбные, да простят меня русалки, к остриям привязаны. Стреляйте поверх голов, а там уж как повезет.

Обернулся я к Королю, посмотрел в глаза его грустные.

- Слышал голос сына своего? Узнал?

- Узнал, - прошептал несчастный отец.

- А помнишь разговор наш о том, как спасти его можно от забавы своей кровавой?

- Помню, варркан.

- Тогда нечего делать тебе здесь под стрелами. Королевское дело маленькое. Страной править, да дела великие вершить. Времени у нас мало осталось. Как кровь из носа нужна игрушка новая. Да как раз такая, какой я тебе ее описывал. Хочешь сам конструируй, а хочешь русалок в подмогу возьми. Все одно без дела слезы льют, воевать мешают.

Потоптался король, да понял, что правильные слова я говорю. Пока сын его, Императором себя считающий, в игры жуткие играет, не существовать им вместе. Повернулся Король на пятке металлической, звякнул шпорами серебряными, и полез вниз заказ технологический исполнять. Страну спасать и сына своего непутевого.

Я тут же позабыл о нем. Потому как вперед пошла армия нелюдей. Тучей сдвинулась, облаком опустилась. Грозой громыхнула.

- Пора, сир варркан? - леший послюнявил указательный палец и прищурился кровожадно.

Да поможет нам тот, кто за все это отвечает. Лишь бы Оливия заставила брата играть по правилам. Не хотелось бы, чтобы в самый ответственный момент за спинами возникли невесть откуда наглые морды, да пошли несокрушимые рвать и метать кого ни попадя.

- Пора, дружище.

Леший облизал неторопливо зеленые губы, засунул в рот два пальца, да свистнул по-молодецки. По лесному, да по секретному. Только звон в ушах и остался.

Словно лопнуло одно огромное стекло. Натужно лопнуло, передавая силу рук длинным стрелам. И полетели они, стремительные, и уверенные в том, что уж никто не спасется от их серебряных наконечников. Далеко. Близко дальнобойные луки стрелять не приучены.

- Хорошо пошли, - это леший, прищурившись, глазом знатока проводил пернатую стаю, - Шандарахнуть должно знатно.

И шандарахнуло. Да так, что даже мне стало не по себе.

Над головами наступавших отрядов взорвалось широкое серебряное облако, накрывая блестящим покрывалом всех, кто под ним находился. Переливалось облако в лучах восходящего солнца, и отражало свет потемневшей луны. А потом медленно, даже мягко опустилось на застывшие фигурки нелюдей.

И все пространство перед крепостью, вся вытоптанная за долгие годы осады равнинная пустошь в какое-то мгновение взорвалась единым криком боли. Истошный вопль перешел в дикий вой, в котором я услышал знакомые интонации существа, который видит перед собой холодные глаза старухи с косой. Той самой старухи, которой наплевать на былые заслуги, на то, стар ты или молод, здоров или неизлечимо болен. Ей все равно кому смотреть в глаза.

Огромная серая масса неторопливо занялась серебряным пламенем, чтобы тут же погаснуть, не оставив на мертвой земле ничего. Ни мяса, ни костей, ни сердца, ни души. Только горы старого тряпья, да никому не потребное железо.

Восторженный крик защитников поднялся над стенами. Полетели вверх кожаные шапочки домовых, заулюлюкали мертвяки, полезли обниматься друг с другом лешие. Только Мули, ожидавшие у ворот своей очереди недовольно вытягивали короткие шеи, толпясь у единственного смотрового окошка.

- Видал? - леший просто позеленел от радости, растопыривая острые уши, - Так мы их и того. До самой последней штуки.

Мне бы порадоваться вместе со всеми. Улыбнуться короткому мигу временной победы. Но не могу. Знаю, это еще не все. Сколько их полегло, пять сотен, тысяча? А за ними идут другие, и им начхать, что кто-то сгорел в адском серебряном пламене. Меньше ртов, больше добычи.

И прав я оказался. Не успел и глазом моргнуть, как на место сгоревших пришли новые. Выровняли ряды и вперед к крепости.

- Залп! - почти закричал я лешему, который изумленно взирал на быстро заполняющееся нежитью пространство. Но изумление исчезло, уступив место азарту охоты.

И повторилось все с самого начала. Свист, непереносимый звон, туча стрел, серебряное облако и кучи тряпья, утыканные мечами да дубинами.

Но с ответной стороны не слышно больше рева и криков боли. Сгорали тихо, не раскрыв рта, сделав последний шаг. И следующие, пришедшие на их место отряды оказывались ближе к крепости, чем предыдущие.

- Залп!

Это все равно, что пытаться отогнать ладонью морскую волну. Сначала она слушается, уходит, но в следующую минуту уже новая, непослушная отвоевывает место под ногами, просачивается сквозь песок, перекатывая камни и тину.

- Залп!

Из рубах, да портков, да железа острова уже перед крепостью вал настоящий. А нелюдь, словно околдованная, прет вперед, выпучив глаза. Что им смерть товарищей? Что им собственная смерть? Всего лишь быстрый огонь на гнилом теле. А может быть избавление?

- Залп!

Уши заломило от тишины.

- Залп, черт вас всех побери!

Леший дотронулся до плеча, виновато опустил глаза, словно была в чем-то его вина.

- А нетути больше, сир варркан. Порастрелялись.

Приятная новость. Где патроны? Нет патронов. Где снаряды? Нет снарядов. А ведь мог пораньше побеспокоиться, позаботиться. И тогда бы не стоял истуканом, сверля глазами ни в чем не повинного лешего.

- Ладно, - выдохнул воздух спертый, - Простые стрелы хоть остались?

- Этого добра навалом.

- Тогда пусть ближе подходят.

Еще не все карты раскрыты. Впереди у нелюдей полоса серебряная, остриями ощетинившаяся. Король на славу постарался, понатыкал, словно ежиками дорогу умостил. Не пожалел серебра на гвозди. А в каждом гвозде чья-то смерть таится. Ждет, приготовившись.

- Как только перейдут через дорожку серебряную, стреляйте.

- Без вопросов, сир варркан, - ухмыльнулся леший, - Пострелять наш народ умеет и любит.

И заголосил свистом молодецким, отдавая распоряжения.

На стенах засуетились, отбрасывая в стороны луки дальнобойные. В ближнем бою, да на коротком расстоянии более арбалеты боле пригодны. К ним, соответственно, стрелы поменьше, да поубойнее. Броню железную может и не пробьют, а кожаную запросто. Да и позор тому стрелку, кто не способен со ста шагов острие в цель неприкрытую вогнать. Заплюют свои же, если узнают о конфузе таком.

Отряды нелюдей приближались. Уже отчетливо видны их лица, их глаза. Видно, как натянуты жилы рук, сжимающие оружие. Как жадно взирают они на стены, рассматривая вожделенное мясо врага. И под ноги себе взглянуть даже не подумают.

Когда первые шеренги наткнулись на серебряную полосу, пытались они затормозить, остановиться. Да разве сдержишь массу, вперед стремящуюся. Все равно что ту же волну морскую на берегу в руках задержать. Смяли их, смяли ряды первые. Да и вторые тоже. Да что говорить, рядов двадцать разом полегло.

А серебряное пламя поглощает тела торопливо, словно знает, что впереди у него большая добыча. И богатая, хоть поля и не сеяны да не паханы.

А двадцать первый ряд благополучно прошел. По той же одежде, да железу, острия серебряные прикрывшие. Знать бы, попросил бы Короля до самых стен землю серебром ощетинить. Да что теперь рассуждать, когда времени нет, да и не предвидеться.

Звякнули первые арбалеты, выпуская на волю быстрые стрелы.

Серебром засвистел воздух, наполнился гулом непривычным, звоном тихим и чистым.

Вот уж где есть им разгуляться, поискать в толчее добычу желанную.

И стали загораться костры серебряные, без всякого порядка, а как придется. То по краям, то подальше, в тучу серую. Много костров, может быть тысячи тысяч. И не успевали догореть, как на их место заступали новые.

Серебро уже сыпалось со стен без всякого разбора. Отправлялись стрелы с последними напутствиями, с пожеланиями, хорошо слышимые среди непонятного молчания нежити и недоуменного гомона защитников.

Но слишком много их. Слишком много. До самого солнца простираются. И нет ни числа, ни края заветного. Когда увидев который, можно вздохнуть с облегченьем, вытереть пот со лба и сказать, ну вот и край виден, значит делу конец.

Первые нелюди подскочили к стенам, бросились на нее, пытаясь вскарабкаться по щербинкам да щелям, оставшимся от последних атак. Да только не зря я ночью творил заклинания, не зря силу тратил, опутывая стены крепости паутиной волшебной, для чуждого тела противной.

Отлетали тела от стен, силой неведомой отбрасываемые. Падали вниз, где уже ждали клинки сотоварищей задранные, да стрелы, цели не нашедшие. Не долетая до земли загорались, вспыхивали.

- Твоя работа, сир?

- Моя.

- Добрая работа, сир. Добрая.

Леший аккуратно прицелился, шепнул слова прицельные, почти матерные, спустил курок.

- Вот так! - отметил путь стрелы, отыскал серебряную искру, - Знай зеленых. Мы еще с вами, сир варркан, по чарочке заветной выпьем. За победу нашу. За стрелы наши серебряные.

Да только не придется выпить нам, товарищ мой леший. Потому, как поздно заметил я стрелу вражью, ржавую. Ту саму, что на излете вонзилась в сердце твое, заставив поперхнуться на полуслове.

Леший крякнул удивленно, взглянул на красное солнышко, улыбнулся улыбкой лешего, который только сейчас узнал нечто очень важное, и сполз по стене, оставляя на ней широкую зеленую полосу.

Я часто видел, как умирают люди. Видел я смерть друзей и смерть врагов. От моего меча не раз отправлялись на тот свет порождения тьмы. Но почему-то именно эта смерть, улыбчивого лешего задела меня больнее всего. Словно дурная стрела не его, меня ударила в сердце. Ведь не за себя умер, за нас, дураков. За короля своего, который ему ни кум, ни сват. И вспомнит ли король имена тех, кто вступился за него во времена лютые?

Когда-нибудь, если раньше смерть не придет ко мне, я встречусь с душой лешего. Мы не смогли выпить с ним по чарочке за победу, но сможем поговорить о веселых днях сражений.

Спалив несколько тысяч и почувствовав, что простым приступом стены замка не взять, армия нежити отхлынула ненадолго, перегруппировалась и бросилась вперед с удвоенной решительностью. Но только сейчас, вместо того чтобы слепо лезть под стрелы и магию, она выдвинула вперед оборванные отряды, которые тащили абордажные лестницы. Под прикрытием стрел, ежесекундно сгорая от серебра, они приставили их к стенам, дав возможность основным силам ринуться вперед не опасаясь стен, которые сжигали тела только от одного прикосновения.

На головы нападающих продолжали сыпаться серебряные стрелы, полилось расплавленное серебро. Но я видел, что это уже не задержит нелюдей. Монстры ни практически ни теоретически не знают страха. Прут вперед, не думая о собственной жизни. Словно тараканы карабкаются вверх, истекая слюной и зло пожирая глазами тела тех, кто несет им смерть.

Первые группы просочились сквозь серебряный поток, расчищая путь остальным, и уже те, кто нетерпеливо переминался у подножия стен, визжа и рыча от нетерпения, торопливо ринулись вперед. И некому было остановить это безумие.

С каждой секундой редели ряды защитников. Мой натренированный на смерть взгляд то и дело замечал, как в последнем броске, в последнем ударе, иногда безумно, иногда с усмешкой, исчезали под многочисленными телами монстров защитники.

Я бросался в стороны разные. Хотел объять необъятное. Хотел успеть везде. Но каждому не помочь. И от каждого не отвести смертельный удар. Слишком много их, проклятых.

Первыми полегли домовые. Их короткие ножи, более пригодные для отрезания хвостов обнаглевшим домашним котам, ничего не могли сделать против мощных дубин и длинных, с руку длинной, мечей. Домовые умирали молча, пытаясь в последние секунды жизни забрать с собой как можно больше нелюдей. Но их мохнатые тельца разрывались на куски и тут же исчезали в ненасытных, голодных желудках нежити.

Вслед за домовыми наступила очередь мертвяков. Словно почувствовав, что именно мертвяки причиняют нелюдям больший вред, чем кто-либо, нежить организованными толпами набрасывалась на каждого из защитников. Сминали, заваливали и восторженно визжали, радуясь легкой победе. И как бы славно и отважно не сражались мертвяки, численный перевес всегда оказывался не на нашей стороне.

И пришел момент, когда понял я, что не в силах мы больше сдерживать натиск. Придется оставить стены. Слишком мало нас. И слишком ослабли мы.

- В башню! - срывая голос, заорал я, - Все в центральную башню!

Это последнее спасение для тех, кто еще не погиб. Там, в единственной уцелевшей от первого нападения высокой башне мы сможем продержаться достаточно долгое время. Толстые стены и крепкие двери защитят нас. Ненадолго, но защитят. Может быть час, а может быть месяц. И если не произойдет ничего, что укоротит на неопределенный промежуток времени наши, никчемные жизни.

Нелюдь, занятая дележом скудной добычи, не обратила внимания, что неистовые защитники, до этого защищавшие каждый метр, побросали все и быстро отходят к высокой круглой башне. Они уже праздновали победу. Какое им дело до кучки живых, убегающих и побежденных. Впереди много времени, чтобы разобраться с теми, кто так поспешно убегает от их победоносных мечей.

Я последним забежал в башню, захлопнув за собой толстые, дубовые двери. Дерево не задержит нелюдь надолго. Но нам это и не надо.

Быстрее вверх по лестнице, криком подгоняя тех, кто слишком медлителен и помогая тем, кто ранен. Здесь, на широкой и достаточно крутой лестнице тоже не годно принимать последний бой. У нападающих будет слишком выгодная позиция. Только там, на верху мы сможем продержаться еще немного.

Еще немного.... Надо признать, что все усилия, все старания защитников не принесли практически никакого результата. Слишком много врагов. И слишком мало нас. Как часто за сегодняшний день я повторяю эти слова. Но что остается делать? Кого винить? Императора? А может себя? Ведь признайся честно варркан, все твои старания с треском провалились. И только ты, варркан, виновен в том, что тысячи живых полегли под мечами и дубинами мертвых.

Каменная лестница заканчивалась узким люком, ведущим на смотровую площадку. Здесь собрались те, кто уцелел во время всей безумной драки. Два десятка леших, зализывающих раны. Несколько мертвяков, осторожно выглядывающих через узкие бойницы вниз, на кровавое пиршество разнузданного врага. Два домовых, угрюмо вытирающих ножи. И король, сидящий у стены с безумными глазами, уставившимися в одну точку. Это все, что осталось от его армии. Тридцать живых существ, включая меня, самоуверенного варркана.

Я усмехнулся. Такого позора я еще не испытывал. И такого стыда. Чертова работа. Собственными руками положить к ногам нелюди тысячи душ. Такого даже волшебники Корч не придумали бы.

- Мули еще держаться, - донесся хриплый голос одного из мертвяков, наблюдающий за событиями во внутреннем дворе крепости.

Я подскочил к бойнице, одновременно с очнувшимся от тяжелых мыслей Королем.

У ворот, так и не позволив открыть их с той стороны, прижавшись спинами к железу, стоял насмерть отряд Мулей. Их тяжелые дубины обрушивались на головы нападающих, круша и ломая черепа, расплескивая по каменной брусчатке мозги и черную кровь.

- Почему они там? - Король вцепился в мое плечо и основательно тряхнул, - Почему они не послушались тебя?

Король и сам знал ответ. Мули слишком медлительные создания и слишком гордые, чтобы спасаться бегством. Даже при всем желании они бы ни сумели добежать до башни.

- Мы должны помочь им!

Король метнулся к своему мечу, прислоненному к стене, к люку и оттуда обернулся, собираясь бросить остатки своих сил на верную смерть. Но остановился. Он был неглупым человеком, этот последний из живых королей. И он понял, что даже при всем желании ни он, ни остатки защитников, не смогут ничего сделать для Мулей. Но я был, почему-то, благодарен ему за этот безумный жест. За этот благородный жест.

- Ты не успеешь, Король!

Внизу, у ворот, нелюди, потеряв несколько сотен дух, отступили. Всего мгновение. Чтобы в следующую минуту расстрелять Мулей из арбалетов.

Я отвернулся. Я был не в силах смотреть, как умирают те, кто доверился нам. Кто пошел за нами. И кто с самого начала знал, что эта битва будет последней. Я отвернулся. Потому что наверно впервые понял, что я слишком плохой варркан, раз не сумел справиться с ситуацией и положил на весы войны столько живых.