Чтение 19–й страницы книги ~Миры Империума~

Еще трое бросились на меня. В комнате было очень плохое освещение, и
они не осознавали того, что происходит. Они думали, что я кулаками уложил
этих двоих. Сейчас же они намеревались одновременно наброситься на меня и
наконец-то прикончить.

- А ну-ка, кролики, замрите! - внезапно раздался голос у дверей. Все
оглянулись туда. В дверях стоял здоровенный бандит, в руках его отчетливо
был виден пистолет.

- И не шевелитесь вы, крысы! Учтите, что я очень хорошо вас вижу,
даже в темноте. Не двигаться!

Он пропустил одного человека перед собой. Один из парней, стоящих
возле меня, засмеялся и шевельнулся. Раздался треск выстрела, и сноп огня
высветил глушитель. Парень дернулся и распластался на полу.

- Выходи, Молот, - сказал здоровяк. - Нужно побыстрее убираться
отсюда.

Он сплюнул на пол.

И тут я узнал голос Гастона, человека, который хотел схоронить меня
под полом. Оказывается, Грос отдал ему приказ быть моим телохранителем. Но
он немного опоздал...

Неуклюже спрятав пистолет, я наклонился вперед.

- Держись, Молот, - крикнул Гастон, бросаясь поддержать меня. - Я не
думал, что кролики примутся за тебя. И к тому же, я было подумал, что ты
сможешь легко их приструнить.

Он приостановился и посмотрел на тело Красавчика.

- Ты превратил его в кашу, - восхищенно присвистнул он. - Эй, Уше,
прикрой Молота, и двинулись.

Он еще раз оглядел комнату.

- До скорого свидания, кролики, - по-волчьи усмехнулся Гастон.

Двое уже не могли ему ответить.

Я почти не помню, как мы добрались до одного из убежищ Организации
далеко за городом. Я только помню, что сначала мы бесконечно долго шли, а
потом Гастон бесконечно долго нес меня на плечах.

Я помню ужасную жару и мучительную боль опухшего лица, полузажившей
раны на шее и бесчисленных синяков.

Последнее, что я помню - прохладную комнату и мягкую постель.

Просыпался я медленно, сновидения перемешивались с воспоминаниями, и
среди них не было ни одного приятного.

Я лежал на спине, опираясь на огромные пуховые подушки.
Послеполуденное солнце пробивалось через темные шторы. Некоторое время я
мучительно вспоминал, где нахожусь. Постепенно ко мне вернулась память.

Гастон очень серьезно отнесся к поручению Гроса, несмотря на свое
желание избавиться от меня и на то, что и Миче, и Грос были уже мертвы.

Я пошевелился, и от боли у меня перехватило дыхание. Грудь, ребра,
живот были одним огромным очагом боли. Я откинул стеганое одеяло и ощупал
свои повреждения. Из-под краев широкой повязки были видны багровые
кровоподтеки.

Я совершил ошибку, пошевелив шеей: пулевая рана на затылке, по
которой Морис попал своей дубинкой, начала сильно пульсировать. Сердце
просто останавливалось от боли. Я не рисковал даже шевелить мышцами лица -
я знал, что оно из себя представляет.

Полностью обанкротился, парень, подумал я, как тайный агент ты больше
из себя ничего не представляешь.

Моя тщательно подготовленная маскировка не смогла одурачить никого,
кроме, пожалуй, Паука. В течение нескольких часов, находясь в диктаторском
наряде, я вынес столько пинков, ударов и угроз, сколько не получал за
предыдущие сорок два года жизни. И в конечном итоге я так ничего и не
добился. Я остался без коммуникатора, а теперь и без пистолета. Хотя он,
конечно, ничем уже не мог бы мне помочь. Любая попытка пошевелиться
затуманивала сознание.

А может быть, я все-таки чего-то достиг, пусть даже в отрицательном
смысле. Я узнал, что запросто войти во дворец диктатора Байарда мне не
удастся, несмотря на наше сходство. И я узнал также, что существует
оппозиция диктаторскому режиму, ибо он породил множество недовольных.
Возможно, в дальнейшем мы сможем это использовать в своих целях.

Если бы можно было вернуться в Империум с такой информацией! Я должен
обдумать способ возвращения. У меня нет связи, это главная проблема. И
поэтому сейчас все зависит от меня самого.

Раньше я знал, что, в конце концов, смогу послать вызов и ждать
спасения. Рихтгофен организовал круглосуточное дежурство на волне моего
коммуникатора. Теперь же о помощи не могло быть и речи. Чтобы вернуться в
Империум, я должен украсть один из неуклюжих шаттлов этого мира или, что
еще лучше, пользуясь диктаторскими правами, реквизировать один из них.
Поэтому нужно вернуться во дворец, соответственно изменив одежду, либо
закончить свои дни в этом кошмарном мире.

За дверью послышались приглушенные голоса. Когда дверь приоткрылась,
я закрыл глаза.

Голоса стали тише, я почувствовал, как несколько человек остановились
у моей кровати.

- Сколько он спит? - спросил чей-то голос. Он показался мне знакомым.

- Док сделал ему несколько уколов, - ответил другой. Мы привели его
сюда вчера вечером.

Наступила пауза. Затем раздался знакомый голос:

- Мне не хотелось бы, чтобы он остался жив. И все-таки, может быть,
мы сможем извлечь из него пользу.

- Грос хотел, чтобы он остался жив, - вмешался в разговор еще один
голос. Это был Гастон. Его голос казался сердитым. - У Гроса были большие
планы относительно Молота.

Собеседник что-то проворчал.

- Нам не будет от него никакого проку, пока не заживет его лицо,
Гастон. Держите его здесь, пока я не пришлю дальнейших инструкций.

Мне не очень понравилось то, что я услышал. Но при данных
обстоятельствах выбирать не приходилось. Я должен был отлежаться и
набраться сил. Во всяком случае, я должен быть благодарен этим людям -
меня уложили в удобную постель...

Когда я проснулся, рядом со мной сидел Гастон и курил. Как только я
открыл глаза, он выпрямился, потушил сигарету в пепельнице на столе и
наклонился ко мне.

- Как ты себя чувствуешь, Молот? - спросил он.

- Отдохнувшим, - ответил я слабым шепотом. Меня очень удивила
слабость моего голоса.

- Да, эти голубки задали тебе хорошую трепку, Молот. Не знаю, почему
ты раньше не воспользовался своим смертельным ударом. Впрочем, об этом
позже... Я принес тебе кое-что пожевать...

С этими словами он взял поднос со столика у кровати и предложил мне
ложку бульона.

Я был чертовски голоден и с готовностью открыл рот. Никогда не думал,
что сиделкой у меня будет такая горилла.

Тем не менее Гастон хорошо справлялся со своим делом. Три дня он
регулярно кормил меня, менял простыни и выполнял все обязанности
вышколенной сиделки. Силы быстро возвращались ко мне, но я старался скрыть
скорость моего выздоровления от окружающих. Я не знал, что может еще
случиться, и хотел иметь кое-что в резерве.

В течение следующих нескольких дней Гастон рассказал мне довольно
много об Организации. Я узнал, что группа, руководимая Гросом и Миче, была
одной из многочисленных ячеек этой разветвленной оппозиции. В Организации
было несколько сотен членов, которые проживали по всей территории Алжира.
Конечной целью оппозиции было свержение правления Байарда, что дало бы ей
возможность получить свою долю в грабежах.

Каждая группа имела двух руководителей, которые, в свою очередь,
подчинялись Большому Боссу, чужеземцу, о котором Гастон знал крайне мало.
Он появлялся неожиданно, и никто не знал ни его имени, ни места его
обитания. Я почувствовал, что этот таинственный незнакомец не пользуется
любовью Гастона.

На третий день я попросил свою "сиделку", чтобы он помог мне
приподняться и немного размять ноги. Я изображал крайнюю степень слабости,
но с удовольствием обнаружил, что чувствую себя гораздо лучше, чем
предполагал. После того, как Гастон помог мне снова лечь в кровать и вышел
из комнаты, я встал и продолжил свои упражнения в ходьбе. Кружилась голова
и поташнивало, но я опирался на спинку кровати и пережидал, пока
успокоится желудок, а потом продолжал ходить. Я находился на ногах минут
пятнадцать, а потом лег в кровать и крепко уснул. Впоследствии, когда бы я
ни просыпался, днем или ночью, я поднимался и ходил, и прыгал в кровать,
как только слышал приближающиеся шаги.

Если Гастон настаивал, чтобы я поднимался, я симулировал тошноту и
головокружение. Однажды они вызвали врача, но он, посмотрев меня, сказал,
что мне придется пролежать по меньшей мере еще неделю. Это вполне меня
устраивало. Мне необходимо было время, чтобы досконально разобраться в
обстановке.

Я осторожно пробовал вытянуть из Гастона его мнение о моей внешности.
Мне не хотелось настораживать его или возбуждать в нем подозрения, я
действовал осторожно, но Гастон избегал этой темы.

Я пробовал искать свою одежду, но шкаф был заперт, а я не отважился
взломать дверь.

Через неделю после моего прибытия сюда я позволил себе совершить
прогулку по дому и прелестному саду возле него. Дом был просторный, в саду
не было видно никаких признаков часовых. Казалось, я мог бы свободно уйти