Чтение 19–й страницы книги ~Солярис~

- Не выдумывай.

- Нет, как будто думаешь, что со мной что-то случилось или я не
рассказала тебе чего-то.

- Откуда ты это взяла?

- Раз уж ты так отпираешься, то наверняка. Ладно, как хочешь.

За пламенеющими окнами родился мертвый голубой зной. Заслонив рукой
глаза, я поискал очки. Они лежали на столе. Я присел на постели, надел их
и увидел ее отражение в зеркале. Хари чего-то ждала. Когда я снова уселся
рядом с ней, она усмехнулась:

- А мне?

Я вдруг сообразил:

- Очки?

Я встал и начал рыться в ящиках, на столе, под окном. Нашел две пары,
правда, обе слишком большие, и подал ей. Она померила одни и другие. Они
свалились у нее до половины носа.

В этот момент заскрежетали заслонки. Мгновение, и внутри Станции,
которая, как черепаха, спряталась в своей скорлупе, наступила ночь. На
ощупь я снял с нее очки и вместе со своими положил под кровать.

- Что будем делать? - спросила она.

- То, что делают ночью, - спать..

- Крис?

- Что?

- Может, сделать тебе новый компресс?

- Нет, не нужно. Не нужно... дорогая.

Сказав это, сам не понимаю почему, я вдруг обнял в темноте ее тонкие
плечи и, чувствуя их дрожь, поверил в нее. Хотя не знаю. Мне вдруг
показалось, что это я обманываю ее, а не она меня, что она настоящая.

Я засыпал потом еще несколько раз, и все время меня вырывали из дремы
судороги, бешено колотящееся сердце медленно успокаивалось, я прижимал ее
к себе, смертельно усталый, она заботливо дотрагивалась до моего лица,
лба, очень осторожно проверяя, нет ли у меня жара. Это была Хари. Самая
настоящая. Другой быть не могло.

От этой мысли что-то во мне изменилось. Я перестал бороться и почти
сразу же заснул.

Разбудило меня легкое прикосновение. Лоб был охвачен приятным
холодом. На лице лежало что-то влажное и мягкое. Потом это медленно
поднялось, и я увидел склонившуюся надо мной Хари. Обеими руками она
выжимала марлю над фарфоровой мисочкой. Сбоку стояла бутылка с жидкостью
от ожогов. Она улыбнулась мне.

- Ну и спишь же ты, - сказала она, снова положив марлю мне на лоб. -
Болит?

- Нет.

Я пошевелил кожей лба. Действительно, ожоги сейчас совершенно не
чувствовались.

Хари сидела на краю постели, закутавшись в мужской купальный халат,
белый, с оранжевыми полосами, ее черные волосы рассыпались по воротнику.
Рукава она подвернула до локтей, чтобы они не мешали.

Я был дьявольски голоден, прошло уже часов двадцать, как у меня
ничего не было во рту. Когда Хари закончила процедуры, я встал. Вдруг мой
взгляд упал на два лежащих рядом одинаковых платья с красными пуговицами,
первое, которое я помог ей снять, разрезав декольте, и второе, в котором
пришла вчера. На этот раз она сама распорола шов ножницами. Сказала, что,
наверное, замок заело.

Эти два одинаковых платьица были самым страшным из всего, что я до
сих пор пережил. Хари возилась у шкафика с лекарствами, наводя в нем
порядок. Я украдкой отвернулся от нее и до крови укусил себе руку. Все еще
глядя на эти два платьица, вернее, на одно и то же, повторенное два раза,
я начал пятиться к дверям. Вода по-прежнему с шумом текла из крана. Я
отворил дверь, тихо выскользнул в коридор и осторожно ее закрыл.

Из комнаты доносился слабый шум воды, звяканье бутылок. Вдруг эти
звуки прекратились. В коридоре горели длинные потолочные лампы, неясное
пятно отраженного света лежало на поверхности двери. Я стиснул зубы и
ждал, вцепившись в ручку, хотя не надеялся, что сумею ее удержать. Резкий
рывок чуть не выдернул ее у меня из руки, но дверь не отворилась, только
задрожала и начала ужасно трещать. Ошеломленный, я выпустил ручку и
отступил. С дверью происходило что-то невероятное: ее гладкая
пластмассовая поверхность изогнулась, как будто вдавленная с моей стороны
внутрь, в комнату. Покрытие начало откалываться мелкими кусочками, обнажая
сталь косяка, который напрягался все сильнее. Вдруг я понял: вместо того
чтобы толкнуть дверь, которая открывалась в коридор она силилась отворить
ее на себя. Отблеск света искривился на белой поверхности, как в вогнутом
зеркале, раздался громкий хруст, и монолитная, до предела выгнутая плита
треснула. Одновременно ручка, вырванная из гнезда, влетела в комнату.
Сразу в отверстии показались окровавленные руки и, оставляя красные следы
на лаке, продолжали тянуть, дверная плита сломалась пополам, косо повисла
на петлях, и оранжево-белое существо с посиневшим мертвым лицом бросилось
мне на грудь, заходясь от слез.

Если бы это зрелище меня не парализовало, я бы попытался убежать.
Хари судорожно хватала воздух и билась головой о мое плечо, а потом стала
медленно оседать на пол. Я подхватил ее, отнес в комнату, протиснувшись
мимо расколотой дверной створки, и положил на кровать. Из-под ее сломанных
ногтей сочилась кровь. Когда она повернула руку, я увидел содранную до
мяса ладонь. Я взглянул ей в лицо, открытые глаза смотрели сквозь меня без
всякого выражения.

- Хари!

Она ответила невнятным бормотанием.

Я приблизил палец к ее глазу. Веко опустилось. Я подошел к шкафу с
лекарствами. Кровать скрипнула. Я обернулся. Она сидела выпрямившись,
глядя со страхом на свои окровавленные руки.

- Крис, - простонала она, - я... я... что со мной?

- Поранилась, выламывая дверь, - сказал я сухо.

У меня что-то случилось с губами, особенно с нижней, как будто по ней
бегали мурашки. Пришлось ее прикусить.

Хари с минуту разглядывала свисающие с косяка зазубренные куски
пластмассы, затем посмотрела на меня. Подбородок у нее задрожал, я видел
усилие, с которым она пыталась побороть страх.

Я отрезал кусок марли, вынул из шкафа присыпку на рану и возвратился
к кровати. Все, что я нес, вывалилось из моих внезапно ослабевших рук,
стеклянная баночка с желатиновой пенкой разбилась, но я даже не
наклонился. Лекарства были уже не нужны.

Я поднял ее руку. Засохшая кровь еще окружала ногти тонкой каемкой,
но все раны уже исчезли, а ладони затягивала молодая розовая кожа. Шрамы
бледнели просто на глазах.

Я сел, погладил ее по лицу и попытался ей улыбнуться. Не могу
сказать, что мне это удалось.

- Зачем ты это сделала, Хари?

- Нет. Это... я?

Она показала глазами на дверь.

- Да. Не помнишь?

- Нет. Я увидела, что тебя нет, страшно перепугалась и...

- И что?

- Начала тебя искать, подумала, что ты, может быть, в ванной...

Только теперь я увидел, что шкаф сдвинут в сторону и открывает вход в
ванную.

- А потом?

- Побежала к двери.

- Ну и?..

- Не помню. Что-нибудь должно было случиться?

- Что?

- Не знаю.

- А что ты помнишь? Что было потом?

- Сидела здесь, на кровати.

- А как я тебя принес, не помнишь?

Она колебалась. Уголки губ опустились вниз, лицо напряглось.

- Мне кажется... Может быть... Сама не знаю.

Она опустила ноги на пол и встала. Подошла к разбитым дверям.

- Крис!

Я взял ее сзади за плечи. Она дрожала. Вдруг она быстро обернулась и
заглянула в мои глаза.

- Крис, - шептала она. - Крис.

- Успокойся.

- Крис, а если... Крис, может быть, у меня эпилепсия?

Эпилепсия, боже милостивый! Мне хотелось смеяться.

- Ну что ты, дорогая. Просто двери, знаешь, тут такие, ну, такие
двери...

Мы покинули комнату, когда с протяжным скрежетом открылись наружные
заслонки, показав проваливающийся в океан солнечный диск, и направились в
небольшую кухоньку в противоположном конце коридора. Мы хозяйничали вместе
с Хари, перетряхивая содержимое шкафчиков и холодильников. Я быстро
заметил, что она не слишком утруждала себя стряпней и умела немного
больше, чем открывать консервные банки, то есть столько же, сколько я. Я
проглотил содержимое двух таких банок и выпил бесчисленное количество
чашек кофе. Хари тоже ела, но так, как иногда едят дети, не желая делать
неприятное взрослым, даже без принуждения, но механически и безразлично.

Потом мы пошли в маленькую операционную, рядом с радиостанцией. У
меня был один план. Я сказал, что хочу на всякий случай ее осмотреть,
уселся на раскладное кресло и достал из стерилизатора шприц и иглу. Я
знал, где что находится, почти на память, так нас вымуштровали на Земле. Я
взял каплю крови из ее пальца, сделал мазок, высушил в испарителе и в
высоком вакууме распылил на нем ионы серебра.