Чтение 19–й страницы книги ~Машина-Орфей~

Они встали над ней, глядя на нее маленькими жестокими глазками.

- Да, - сказал самый крупный. - Ты все еще красива. Ты пойдешь с нами
и будешь развлекать нас в наши последние дни. Мы созрели.

Под их холодным взглядом она почувствовала себя еще более нагой.

- Нет, - сказала она, подтянув колени к груди. Она повернулась к
Гундерду.

- Я думала, что ты сказал, что здесь насильников нет. Что гетманы
распыляли в воздухе что-то такое.

Гундерд пожал плечами.

Трое толстяков презрительно посмотрели на них. Самый крупный снова
заговорил.

- Мы не станем тратить наше драгоценное оставшееся время. Мы поиграем
в более интересные игры.

Он протянул к ней руку, но она отбежала.

Вдруг Мольнех вскочил и встал перед толстяком.

- Пошел вон. Ты ее не получишь.

Толстяк фыркнул от того, насколько забавной показалась ему эта
ситуация.

- Не будь дураком, тощая палка. Те, кто смотрит за нами, могут
наказать нас... но только если мы тебе крепко поломаем кости или повредим
внутренности, так, что ты не сможешь есть. А так мы можем причинять друг
другу такую боль, какую только захотим, и именно это мы и сделаем, если ты
помешаешь нам как-либо. Ведь мы созрели, а зрелость имеет свои
преимущества и права.

Мольнех казался серьезным до мрачности, что совершенно не было похоже
на его обычную натуру.

- Вы ее не получите. Она - женщина знаменитого убийцы. Если вы ее
обидите, он поломает вам кости и, что самое страшное - даже не обращая
внимания на тех, кто смотрит. - Он повернулся к остальным. - Подумайте!
Что сделает с нами Руиз Ав, если мы позволим ее обидеть!

Гундерд задумчиво потер подбородок.

- Правильно думаешь, - он встал и повернулся к толстяку. - Пошли вон,
- сказал он им.

Дольмаэро тоже поднялся, зловеще глядя на них и сжимая кулаки.

Они медленно отступили назад, ошеломление и обида были написаны на их
лицах, широких, толстых и блестящих от пота.

- Это неправильно, - сказал один, прежде чем повернулся и зашлепал
прочь. - Мы же созрели...

Почему-то Низа не в состоянии была почувствовать никакой настоящей
благодарности к людям, которые за нее заступились, хотя она знала, что
должна быть благодарна.

Геджас и Желтый Лист смотрели на экран в ее комнатах, глубоко под
островом Родериго. Экран изменил темную внутренность бойни, превратив ее
черные и серые тона в блестящие цвета.

Руиз Ав был центральной фигурой на экране, он двигался в медленном
танце, словно под какую-то неслышную музыку. Тело его было
сапфирово-голубого цвета, а кровь, которая покрывала его плечи и грудь,
казалась цвета остывающей лавы. В одной руке он держал нож, фиолетовое
пламя в свете экрана. Ножом он чертил сложные символы в воздухе.

Геджас почувствовал неудовольствие Желтого Листа, словно дуновение
холодного ветра на его сознании.

- Не беспокойся, хозяин, - сказал он со всей искренностью, на которую
был способен. - Индексы остаются стабильными. Он не настолько безумен, как
кажется.

Она повернулась и бросила на него темный взгляд, полный скрытого
глубокого смысла. Он услышал ее слова так же ясно, как если бы она
прошептала их ему в ухо.

- Ты должен надеяться, что не ошибся. Если он сломался, мы упустили
уникальную возможность.

- Он всегда был убийцей, хозяин. Мы заставляем его поглядеть в глаза
его подлинной личности. Однажды он поблагодарит нас за его освобождение, и
тогда он станет настоящим орудием, прекрасным и тонким.

Она кивнула еле заметным кивком красивой головы, и он почувствовал,
что купается в теплых лучах ее уверенности.

Руиз Ав спрятался где-то в подсознании, подальше от гротесковых
действий и движений своего тела, запаха падали, который пропитывал бойню,
от крови. Его укрытие было теплым и светлым, полным прекрасной громкой
музыки. Там витал ясный и живой запах цветов, но в остальном его убежище
не было столь осязаемо. Он был там в безопасности, но он не был
по-настоящему счастлив... он был одинок. Время от времени он спрашивал
себя, почему бы ему не найти себе компанию, и тогда мысли его уходили в
более темное место, где он видел лицо прекрасной женщины сквозь туман
беспокойства.

Он всякий раз уводил себя от этого образа со стыдом и страхом.

Время от времени он видел, как его тело совершает страшные действия,
и на миг он не верил в реальность своего убежища - не мог, пока его жертвы
стонали, пока их кровь летела на его тело.

Но скоро работа закончилась, и жертвы увозились во тьму, так что он
снова мог поверить и забыть про них.

Время медленно проходило в темном красном свете откормочной. Низа
спала, просыпалась только на несколько бесконечных часов, снова спала.
Остальные подходили к корзинам-кормушкам, но у нее не было аппетита.
Дольмаэро принес ей горсть шариков, но еда лежала возле нее на пластиковом
возвышении, нетронутая.

- По крайней мере, попей, - настаивал Мольнех. - Когда Руиз Ав
вернется за нами, мы должны быть сильными и готовыми действовать, а не
слабыми от переживаний.

Она посмотрела на него с тупым удивлением. Как он мог быть настолько
глуп, чтобы ожидать, что Руиз Ав вернется?

- Он умер или далеко отсюда, - сказала она в ответ.

Мольнех нахмурился.

- Мы этого не знаем. Сколько раз Руиз Ав уже изумлял нас?

- Мне кажется, что сюрпризы такого рода закончились, - сказала она. -
Мы никогда больше не увидим Руиза.

Но она встала и подошла к ближайшему крану. Вода была прохладная и
сладкая, с легким смолистым привкусом.

Она почувствовала себя чуть лучше после того, как напилась, чуть
трезвее и внимательнее.

Она была первой, кто заметил возвращение родериганцев в костюмах из
зеркальной брони. Звук их кованых сапог расходился волнами молчания среди
откармливаемого скота.

Они, казалось, шли прямо на нее. Она попятилась к остальным, но
охранники изменили курс, немедленно повернув в ту же сторону, что и она.

Ей хотелось бежать, но что это принесло бы?

Руиз Ав начал чувствовать, что наступает то знакомое страшное
нетерпение. Металлическая полоса вокруг его талии посылала ему боль за
болью. Она пытала его так, словно невидимые пальцы расковыривали
незажившую рану. Он начал прислушиваться, не раздастся ли грохот
конвейера.

Когда он его услышал, то подскочил к краю платформы, предвкушая удар
ножа, который освободит его от страшной боли этой полосы. Он чувствовал,
как лицо его искажается неестественной гримасой не то боли, не то радости,
не то безмолвного крика.

Следующая тележка подплыла под смутный свет, и он нагнулся, касаясь
мягкого горла дрожащими пальцами.

Лицо казалось ему всего лишь пятном сквозь слезы, которые все равно
выступали на его глазах каждый раз, когда его заставляли убивать, почему -
он и сам не мог понять.

- Руиз? - голос оказался мягче горла, неуверенный, смазанный голос.

Прочие тоже заговаривали с ним, молили о пощаде, проклинали, бредили.
Он не обращал внимания. Что он мог сделать, кроме того, что прекратит их
страдания? Но этот голос был совсем другим. Память коснулась его,
остановила на миг удар ножа.

Он потер глаза, пока не прогнал слезы.

Женщина была прекрасна, с огромными темными глазами и спутанными
черными волосами. На лице ее было такое не подходящее к ситуации
выражение: она смотрела на него с нежностью. Нежность сменилась ужасом,
таким, что ему пришлось отвести глаза.

Полоса металла посылала ему боль, боль вышибала дух из его груди, так
что он наклонился, прижав к животу руки.

- Руиз... это ты. Что они сделали с тобой?

Голос ее казался таким же сладким, насколько горька была боль. Он
снова посмотрел на нее, и в мозг его проникла тоненькая струйка памяти.
Низа? Ее ведь звали именно так? Кто она ему?

Низа смотрела на Руиза Ава и не желала его узнавать. Он был обнажен,
если не считать металлической полосы вокруг талии, он был весь покрыт
засохшей кровью, которая казалась черной в тусклом красном свете, волосы
его сбились и слиплись в колючки, словно он втирал в них кровь и потом
специально слепил их. Он наверняка был безумен. Глаза его были широко
открыты. Белки казались огромными. Губы растянулись над зубами в страшной