Чтение 19–й страницы книги ~Обмен разумов~

пройду по этой дороге еще ярдов сто, то попаду на Энневдейл-авеню, а она
выведет меня на перекресток Кленового и Елового переулков. А уж оттуда и
до дома рукой подать.

- Наверное, ты прав, - сказал Марвин.

Ему еще ни разу в жизни не удалось переспорить отца.

- Мне пора, - сказал отец. - Между прочим, Марвин, тебе известно, что
у тебя в носу какой-то чужеродный предмет?

- Да, сэр, - отвечал Марвин. - Это бомба.

Отец сурово нахмурился, испепелил сына взглядом, горько покачал
головой и зашагал дальше.

- Не понимаю, - делился позднее Марвин с Вальдецом. - Почему они все
меня находят? Это даже как-то противоестественно!

- Противоестественно, - заверил его Вальдец. - Но зато неизбежно, что
гораздо важнее.

- Может, и неизбежно, - сказал Марвин. - Но и высшей степени
невероятно.

- факт, - согласился Вальдец. - Хотя мы предпочитаем называть это
форсированной вероятностью; другими словами, это одно из неопределенных
обстоятельств, сопутствующих теории поиска.

- Брось, я не совсем понимаю, - сказал Марвин.

- Все довольно просто. Теория поиска - чистая теория; это значит, что
на бумаге она подтверждается всегда. Но стоит только применить ее на
практике, как мы сталкиваемся с трудностями, главная из которых -
явление неопределенности. В самых простых словах происходит вот что:
наличие теории препятствует подтверждению теории. Видите ли, теория не
может учитывать свое влияние на самое себя. Идеальный вариант - когда
теория поиска действует во вселенной, где вообще нет никакой теории
поиска. Практически же (а нас волнует именно практика) теория поиска
действует в мире, где есть теория поисков, которой свойствен так
называемый "зеркальный эффект", или "эффект удвоения самой себя".

- Гмм... - промычал Марвин.

- Конечно, - прибавил Вальдец, - надо принимать в расчет лямбдуши -
выражение, обозначающие обратно пропорциональную зависимость всех
возможных поисков и всех возможных находок. Так, когда в связи с
неопределенностью прочих факторов лямбдуши возрастает, вероятность
неудачного поиска стремительно падает почти до нуля, а вероятность
поиска успешного быстро увеличивается до единицы.

- Означает ли это, - спросил Марвин, - что из-за такого эффекта
теории все поиски будут успешны?

- Именно, - ответил Вальдец. - Вы сформулировали превосходно, хотя и
недостаточно строго. Все возможные поиски будут успешны в течение, или
на протяжении периода, соответствующего коэффициенту раскрытия системы.

- Теперь понятно, - сказал Марвин. - Если верить теории, я
обязательно найду Кэти.

- Да, - подхватил Вальдец. - Вы обязательно найдете Кэти: больше
того, вы обязательно найдете всех и каждого. Единственное ограничение -
коэффициент раскрытия системы, или PC.

- Вот оно что, - протянул Марвин.

- Естественно, поиски бывают успешными лишь в течение срока, или
периода PC. Но длительность PC есть величина переменная, она колеблется
от 6,3 микросекунды, до 1005,34543 года.

- А в моем случае сколько будет длиться ? - спросил Марвин.

- Многие мечтали бы услышать ответ на этот вопрос, - искренне
развеселился Вальдец.

- Этого-то я и боялся, - поскучнел Марвин.

- Наука - жестокий хозяин, - согласился Вальдец. Но тут же игриво
подмигнул и сказал: - Правда, и самого жестокого из хозяев можно обвести
вокруг пальца.

- Вы хотите сказать, что решение есть? - вскричал Марвин.

- К несчастью, не академическое, - ответил Вальдец.

- И все же, - сказал Марвин, - если оно правильно, то давайте
попробуем.

- По-моему, не стоит, - ответил Вальдец.

- Я настаиваю, - сказал Марвин. - В конце концов в поиске
заинтересован именно я.

- С точки зрения математики это к делу не относится, - заметил
Вальдец. - Но вы, наверное, все равно не дадите мне покоя до тех пор,
пока я вас не ублажу.

Вальдец удрученно вздохнул, извлек из пояса клочок бумаги и огрызок
карандаша и спросил:

- Сколько монет у вас в кармане?

Порывшись в кармане, Марвин сказал:

- Восемь. Вальдец записал эту цифру, потом выяснил год и день
рождения Марвина, номер его удостоверения личности, размер обуви и рост
в сантиметрах. Над этими данными он произвел какие-то математические
выкладки. Затем попросил Марвина назвать наудачу любое число от 1 до 14.
К названному числу он прибавил несколько своих, после чего несколько
минут выводил какие-то каракули и что-то подсчитывал.

- Ну? - поторопил его Марвин.

- Помните, результат представляет собой всего-навсего статистическую
вероятность, - сказал Вальдец, - и заслуживает доверия лишь как таковой.

Марвин кивнул. Вальдец продолжал:

- В вашем конкретном случае период раскрытия системы истекает ровно
через одну минуту сорок восемь секунд плюс-минус пять минимикросекунд.

Он сверился с часами и удовлетворенно кивнул.

Марвин собрался было категорически запротестовать против такой
несправедливости и спросить, почему Вальдец не произвел столь
существенных подсчетов раньше. Но взгляд его упал на дорогу,
неповторимой белизной светящуюся на фоне густой синевы вечера.

Он увидел, что по направлению к посаде медленно движется какая-то
фигура.

- Кэти! - закричал Марвин. Ибо это действительно была она.

- Поиск завершен за сорок три минимикросекунды до истечения периода
PC, - констатировал Вальдец. - Еще одно экспериментальное подтверждение
теории поиска.

Но Марвин его не слышал: он устремился по дороге навстречу
долгожданной своей любви и сжал ее в объятиях. А Вальдец, лукавый друг и
молчаливый попутчик, скупо улыбнулся про себя и заказал еще бутылку
вина.

Глава 21

Наконец-то они соединились: прекрасная Кэти, прогневавшая звезды и
затравленная планетами, притянутая таинственной магией пункта
обнаружения; и Марвин, молодой и сильный, с белозубой улыбкой,
вспыхивающей на загорелом добродушном лице. Марвин, с задором и
бездумной самоуверенностью юных собравшихся принять вызов древней
непознаваемой вселенной; и рядом с ним Кэти, моложе годами, но много
старше унаследованной интуитивной женской мудростью, прелестная Кэти, в
красивых темных глазах которой словно притаилась задумчивая грусть,
неуловимая тень предвидимой скорби, о которой Марвин и не подозревал,
лишь чувствовал горячее, непреодолимое желание защищать и лелеять эту
девушку, с виду такую хрупкую, окутанную тайной, которую она не может
открыть, девушку, что наконец пришла к нему - человеку, лишенному тайны,
которую мог бы открыть.

Счастье их было омрачено и возвышенно. В носу у Марвина тикала бомба,
отсчитывала неумолимые мгновения его судьбы, создавала четкий
метрономический ритм для танца любви. Но чувство обреченности лишь
теснее сплело две несхожие судьбы, вдохнуло в их отношения нежность и
значимость.

Из утренней росы он создал для нее водопад, из разноцветных камешков
на лугу у ручья сделал ожерелье красивее изумрудного, печальнее
жемчужного. Она оплела его сетью шелковистых волос, увлекла его далеко
вниз, в глубокие и бездонные воды, за пределы забвения. Он показал ей
замерзшие звезды и расплавленное солнце; она подарила ему длинные
перевитые тени и шуршанье черного бархата. Он протянул к ней руку и
коснулся мха, травы, вековых деревьев, радужных скал; кончики ее пальцев
задели старые планеты и серебряный свет луны, вспышки комет и вскрик
испаряющихся солнц.

Они играли в такие игры, но он умирал, а она старилась; они делали
так, чтобы испытать радость повторного рождения. Любовью они рассекали
время на части и вновь складывали, лучшим, более емким, более
медлительным.

Их игрушками были горы, степи, равнины, озера. Души их искрились,
словно дорогой мех. & Они стали любовниками. И не постигали ничего,
кроме любви.

Но их любило далеко не все живое и неживое. Сухие пни, бесплодные
орлы, зацветшие пруды таили злобу на их счастье. Клятвы и заверения
любовников проходили мимо безотлагательности перемен, безразличных к
тому, что предполагает человек, и с удовольствием продолжающих свою
деятельность по разрушению вселенной. Выводы, не поддающиеся
подтасовкам, угодливо подчинялись древним предначертаниям, записанным на
костях, вкрапленным в кровь, вытатуированным на коже тела.

Бомбе предстояло взорваться. Тайна требовала раскрытия. А из страха
рождались знание и печаль.

И однажды утром Кэти не стало, словно вовсе не бывало.

Глава 22

Ушла! Кэти ушла! Возможно ли? Неужто жизнь, этот мрачный шутник,