благородный рыцарь, грудью встретить уготованные ей опасности? Ведь если
бы не вы, она не подвергалась бы риску. По-моему, вы просто обязаны.
образом потерять лицо, и подозревал, что в подобной ситуации это может
иметь значение.
улыбающимися.
положения. Но все впустую - в голову ничего не приходило.
предстояла работа, и они хотели побыстрей с нею справиться. Я сделал шаг
назад. Если за спиной окажется стена, шансы мои чуточку возрастут. Я
взмахнул битой - волки на мгновение остановились, но тут же снова перешли
в наступление. Прислонившись спиной к стене, я остановился и ждал.
вниз и высветил улицу перед нами. Из темноты выступили два дома. Раздался
протестующий вой мотора, сквозь который пробивался визг покрышек.
пригвожденные лучом, а потом пустились наутек, однако некоторые оказались
слишком медлительными, и машина врезалась в них. Послышался тошнотворный
звук столкновения металла с плотью. И тут же волки исчезли, лопнули - как
тот остроголовый уродец, подброшенный над водой ударом гребка.
не было, но я знал, что почувствую себя спокойнее, только оказавшись
внутри.
и захлопнул ее за собой.
сказать? - Она пыталась говорить небрежно, но это не слишком хорошо
удавалось.
дрожит. Видит Бог, у нее было на это право.
вокруг нас трепетал от древнего ужаса и тайн.
стене и очень походили на волков...
должны понимать...
голосом. - Не бывает ни оборотней, ни гоблинов, ни всего прочего в этом
роде.
яростный протест был забавен.
легкомысленный примат и не выдумал их.
дороги. Ругала себя - и продолжала гнать. И теперь радуюсь этому.
безопасность?
руль, Хортон, ладно?
поблизости никого нет.
машины и, когда я вышел, уже взобрался на крышу. Он повернулся и взглянул
на меня, подпрыгивая от ярости. Его остроконечная голова дрожала, уши
хлопали, а свисавшие наподобие азиатской шляпы волосы взлетали и падали.
нечестную игру должен быть назначен штрафной удар. Я опротестую вашу
победу!
общества этого странного типа мне было вполне достаточно. Дожидаться он не
стал, зная, что сейчас последует. Уродец заколыхался и лопнул, так что
бита лишь со свистом рассекла воздух.
глаз. Тело мое жаждало сна, но мозг протестовал. Я скользил по самой грани
сна и бодрствования, не в силах окончательно погрузиться в сон.
ибо я чувствовал себя слишком измотанным, чтобы думать. Я чересчур долго
просидел за баранкой - всю ночь, пока рано утром мы не остановились
позавтракать где-то под Чикаго, да и потом я продолжал гнать машину прямо
на восход, пока Кэти не пересела за руль. Тогда я попытался поспать и даже
вздремнул немного, но отдохнуть толком мне так и не удалось. И вот теперь,
после обеда, уже неподалеку от границы Пенсильвании, я устроился, чтобы
поосновательнее выспаться. Но это никак не получалось.
каким шагали они по улице Вудмана. Они окружали меня, я пятился к стене, а
Кэти все не появлялась, как я ее ни ждал. Они окружали меня, и я
отбивался, понимая при этом, что выстоять не смогу, а тем временем Арбитр,
взгромоздясь, словно на насест, на поддерживающий вывеску кронштейн, своим
писклявым голосом вопил, что опротестовывает результат. Лишь с огромным
трудом я мог двигать отяжелевшими руками и ногами, а все тело болело и
покрылось от этих отчаянных усилий потом. Я наносил битой удары,
результаты которых оказывались ничтожными, хоть я и вкладывал в них всю
силу, и я никак не мог понять, почему так получается, пока не заметил, что
вместо бейсбольной биты сжимаю в руках извивающуюся гремучую змею.
беседовал со своим старым другом, погруженным в угрожающее поглотить его
кресло. Он указывал на распахнутую в патио дверь, и я, проследив его жест,
видел там простершийся под безоблачным небом живописный пейзаж - с
ветвистыми дубами и замком, высоко в воздух взметнувшим свои белоснежные
башенки и шпили, а по извивающейся меж диких, безмолвных скал дороге
направлялась к замку удивительно гармоничная толпа рыцарей и чудовищ. Я
подумал о тех, кто, по словам моего друга, преследует нас, и ждал, что он
продолжит разговор, однако больше он не смог произнести ни слова, потому
что стрела, просвистев у меня над головой, глубоко впилась ему в грудь.
Из-за кулис - словно я находился на некоем подобии сцены - чей-то
благозвучный голос принялся декламировать: "Это что же за дела? Кто посмел
убить Щегла? То есть, я имею в виду, Воробья..." [Здесь цитируется
популярная и очень старая (по крайней мере, прошлого века) детская
песенка:
случае, она обыгрывается еще и в восьмой новелле романа "Город".] И,
приглядевшись внимательнее, я смог со всей очевидностью убедиться, что мой
старый друг, сидящий в кресле со стрелой в груди, никоим образом не щегол,