Чтение 19–й страницы книги ~Центр не удержать~

- Сохраняйте спокойствие, - прокричала богиня, одетая в золото. -
Держитесь, и мы прорвемся. Нас нельзя утопить!

Как бы мне хотелось верить этому обещанию! Море вокруг нас кипело, словно
огромный котел, и в лицо нам неистовыми порывами дул ветер, напоминая голос
разгневанного божества, а туман все сгущался. И казалось, что наш корабль
вот-вот будет разбит в щепки, а наши тела разорвет в клочья.

Не в силах выдержать натиска ветра, секущего со всех сторон, я упал на
колени, не разжимая рук, схватившихся за поручень. Я сжался в комок, пытаясь
сделаться невидимым, заползти в уголок, образованный палубой и перилами.

Поскольку я не видел, что творилось вокруг, мне было уже не так страшно,
да и шторм, как почудилось, стал стихать. Но корабль все еще швыряло из
стороны в сторону, вверх и вниз, и щупальца тумана все еще впивались в меня,
силясь не то придушить меня, не то разорвать в клочья, и я знал, что ни
мечом, ни руками мне не справиться с этим ощущением. Я вытянул ноги, пытаясь
зацепиться ими за небольшие проемы в деревянном лице Горгоны. Лук и колчан,
еще не послужившие мне, висели сзади и впивались своими нелепыми формами в
спину, когда я попытался лечь на палубу.

Я видел, что Мирлин стоит, все так же вцепившись в штурвал, не давая
ветру повергнуть себя. Я не видел богини, но в краткий момент затишья
услышал ее голос, полный гнева, обращенный к буре. Хотя неистовый шум ветра
и старался обрести былую мощь после недолгого перерыва, она боролась с ним,
черпая силу для своего голоса в его неукротимом реве.

Я поднял голову, убедив себя, что негоже прятаться. Я подумал, не смогу
ли сам побороться со стихией, если с ней нужно бороться силой голоса. Но не
успел я открыть рот, как могучий порыв ветра словно выдул из меня все слова,
готовые лететь на битву с ним. Но я не собирался молчать и закричал во всю
силу своих легких, и мне показалось, что они опустели от этого крика и ветер
сейчас задушит меня. Но голос мой был такой силы, что не хватило лишь
малости, чтобы одолеть вопль ветра. Собравшись с силами, я закричал снова, и
это был победный клич, ведь я понял, что и Мирлин кричит во все горло. Его
могучий голос Стентора <Стентор - глашатай в Илиаде.> поддержал и ободрил
меня. И мы ткали ковер из наших криков, на которых плясал голос нашей
богини, и чем громче становились наши вопли, тем яснее слышались ее заклятия
на старом, давно забытом языке, незнакомом мне, но не ветру. И ветер,
пытавшийся извести нас, слышал в нем угрозу.

Всепоглощающее чувство радости охватило меня, когда я понял, какую силу
обрел. Здесь действовала магия. Пусть я не знал, как ее использовать,
необходимость всегда рождает способность к импровизации. Я мог защищать себя
не только странным мечом, но одной только силой мысли или слова.

Впервые за всю мою жизнь я почувствовал себя абсолютно свободным,
подлинным хозяином положения.

Корабль миновал центр бури, пройдя под аркой розовеющего огня, и вырвался
из густого красного тумана в мерцающую легкую дымку.

Когда мы проходили под смерчами, вздымающими воду вверх, она обрушилась
на нас, но смерчи не могли сомкнуться над нашим судном и не могли сломать
наших весел, а вода была только водой и не причинила нам ни малейшего вреда.

Наши гневные вопли сами собой перешли в ликующие победные крики. Встав на
ноги, я понял, что мы втроем смотрим назад, на исчезающую позади нас арку.
Теперь она уничтожала сама себя - красный цвет сменился нежным розовым и
растаял в серебристой мгле.

- Что я говорила, - заметила она, когда мы перестали орать и перевели
дыхание. Ее голос был надтреснутым, и теперь каждое слово давалось ей с
трудом. Однако в ее слонах слышалось торжество, эта победа принесла ей
радость. Теперь мы знали, что, недооценив врага, мы могли недооценить и
себя, и это внушало надежду. Она повернулась к нам, а я встал рядом с
Мирлином, и мы оба, навалившись на штурвал, смотрели, как буря отдаляется от
нас, как успокаивается море.

Я жадно вдохнул и собирался присоединиться к ликованию, когда заметил,
что торжествующее выражение на лице богини начало меркнуть. Она открыла рот
и хотела сказать что-то еще, но так и осталась стоять, и я понял, что
онемела она не от радости и не оттого, что ей не хватило воздуха.

Я резко повернулся, держась за штурвал, чтобы сохранить равновесие, и
посмотрел вдаль - на то, что снова преграждало наш путь. Если бы я не видел
этого чудовищного видения раньше, оно повергло бы меня в дрожь. Но я знал
его по моим снам.

Прямо на нас из дымки шел другой корабль, вчетверо больше и вдвое выше
нашего. Казалось, он столкнется с нами и разрежет пополам.

Его корпус был сделан из странно переплетающихся полос, о природе которых
я нипочем бы не догадался, не приснись он мне. Но в том сне я не догадывался
- я знал, что это было.

Это был корабль мертвых, чьи борта были сколочены из ногтей мертвецов,
которые продолжали расти после того, как тела уснули вечным сном в могилах.
Корабль мертвых, чьи белые паруса были сотканы из волос, принадлежавших
усопшим. И на палубе стоял экипаж - кости воскресших мертвецов, скелеты и
сухожилия, безглазые, бессердечные, но вооруженные и горящие страстью к
битве.

Само по себе зрелище было ужасным, а когда я понял, что это был плод моей
фантазии, кошмар, возникший из давно прочитанных и забытых старинных
преданий, меня и вовсе охватила паника. Такие образы отбирались и
культивировались паразитом, проникшим в мое сознание, но теперь они стали
доступны другим врагам, пытавшимся уничтожить меня. Минуту назад я
чувствовал такое могущество, что возомнил себя богом. Сейчас же я вспомнил,
что Сумерки богов предвещали восставшим гибель от рук гигантов и их мрачных
армий.

Своей могучей рукой Мирлин отбросил меня и попытался изменить курс, но
было уже чересчур поздно. Он развернул корабль под возможно большим углом,
но столкновение, хоть и мимолетное, все же произошло. Наш блестящий нос едва
поцарапал борт другого судна. Голова Горгоны зловеще уставилась на фигуру,
сидящую на носу вражеского корабля. Но враги не имели глаз, в которых можно
было прочитать свидетельство их силы или бессилия.

И когда борт нашего доблестного корабля царапнул о жуткий борт другого,
воины-скелеты уже раскручивали веревки из седых волос и по ним спускались на
нашу хрупкую палубу, словно мириады чудовищных насекомых.

Глава 17

Через тринадцать часов езды по мертвому миру мы достигли следующего спуска. Я надеялся, что нам предстоит долгий путь вниз, поскольку путешествие по горизонтали не радовало, оно не приближало нас к цели. Если всякий раз, чтобы проехать вниз километр-другой, мы будем проделывать по тысяче километров, то доберемся до Центра глубокими стариками.

Во мне жила надежда, что сущность, поселившаяся в мозгу Тульяра, знала
расположение шахты и могла доставить нас к цели за один долгий спуск. С
другой стороны, я пробыл на Асгарде слишком долго, чтобы надеяться на
существование сплошного пути сверху донизу или хотя бы половины такого пути.
Нам предстояло пересечь еще три или четыре мира, а это долгая дорога. Если
еще и платформы будут закрыты для нас, то число миров может вырасти до
десяти, двадцати, а то и до сотни.

Я думал и том, что же вселилось и мозг Тульяра. Любопытно: эта гадость
полностью завладела телом тетронца, или он все же понимал, что с ним
происходит, пытался обрести контроль над своим разумом. Жуткая планида, да я
и сам не застрахован от подобной участи. В любой момент я мог перестать быть
собой и превратиться в воина, участвующего в сражении, длящемся с
незапамятных времен. Чтобы подбодрить себя, я стал думать о Джоне Финне,
который сейчас сидит рядышком с лже-Тульяром и понимает, как его провели -
ведь даже Военно-космические силы позаботились бы о нем лучше, чем его
нынешние товарищи по оружию. Но я не чувствовал жалости к нему - было легче
считать, что он получил по заслугам, что худший из всех жребий выпал на его
долю не случайно.

Вскоре мы подъехали к месту, где отпечатки шин и ол-фактронные следы
исчезали словно по волшебству. Стена казалась совсем гладкой, но в ней
должна же быть дверь. И дверь должна вести в люк, а тот, в свою очередь, в
шахту.

Тут настала очередь Клио-чемоданчика. Она прикрепилась к системам
вездехода полудюжиной проводов. Подчиняясь ее командам, вездеход стал
выпускать щупальца из 1айника, расположенного между передними фарами. Я
зачарованно следил за тем, как щупальца пошарили по стене, исследуя
невидимые швы и выискивая скрытые механизмы. Я понятия не имел, как и что
они проделывают, но манипуляции заняли всего несколько минут. Секция стены
отделилась от остальных и отъехала в сторону, как любая дру-1ая дверь на
Асгарде. За ней был люк, достаточно большой, чтобы в него вошел вездеход. Он
заканчивался дверью, и я подумал, что будет, если мы в нее не протиснемся.
Урания уверяла меня, что у нас есть с собой более компактные вездеходы, но
я-то их не видел.

Когда мы проехали в люк, Клио закрыла за нами внешнюю дверь и установила
последовательность команд, открывающих внутреннюю. Урания подтвердила, что
воздуха в шахте не было. Некоторые из уровней, которые пользовались этим
спуском, имели разреженную атмосферу. Шахта была достаточно широка для
нашего вездехода, но в ней не было платформы, на которую он мог бы встать.

- Так, - сухо заметил я. - Вряд ли можно ожидать, что они вернут нам
платформу.

- Ее нельзя вызвать? - спросила Сюзарма. - А если можно, сколько это
займет?

Пальцы Урании проворно застучали клавишами на боку ее квадратной
сестрицы. У Клио не было экрана, на который она могла бы выводить слова, но
они с Уранией как-то понимали друг друга.

- Мы не можем вызвать платформу, - спокойно ответила она. - Она
обездвижена.

Я почувствовал, как на меня накатывает дурнота.

- Пусть она скажет, какова глубина шахты, - попросил я.

- Двадцать пять километров.

Это была не та глубина, на которую я рассчитывал, - всего лишь крошечный
шажок к Центру. Но даже такой крошечный шажок - огромное расстояние для
человека, и на этих глубинах давление может оставить от него мокрое место.