Чтение 19–й страницы книги ~Витки~

когда моя машина пронеслась под ним. Я чувствовал, как пилот сражается с
механизмами управления, борется с автоматической системой, которая вдруг
очнулась и выступила против него. Однако я не снижал усилий, стараясь
увести аппарат в сторону, к земле...

Гудение в воздухе стихло, потом до меня снова донесся нарастающий
звук. Я следил за обочиной дороги и не мог видеть своего противника. Он
вынырнул в поле зрения слева, но довольно далеко. Понимание того, что
пилот пытается меня убить, как-то не сразу проникло к тем уровням
сознания, где содержаться страх, ненависть и другие способствующие
выживанию инстинкты. Сердце мое стучало, и, когда дым в кабине стал еще
гуще, я закашлялся. Кукурузные поля мы уже миновали, и теперь от края
дороги начинались пологие холмы. Я снова заставил автопилот двигаться
вправо и вниз. С надрывным воем двигателей вертолет подчинился приказу. Я
совершенно отчетливо ощущал накал борьбы между человеком и машиной,
сражающейся на моей стороне. Забыв про пулемет, пилот пытался справиться с
механизмами управления, но я блокировал каждый его ход. В конце концов
вертолет перевернулся и ринулся к земле.

Самого падения я даже не видел. Место, где вертолет врезался в землю,
грузовик оставил позади, а дым в кабине становился все гуще. Когда я сумел
наконец открыть окно, языки пламени уже начали прорываться из-под пола. Но
меня беспокоило какое-то странное чувство... Человек, который вел
вертолет, оставался для меня безликой абстракцией, существом, пытавшимся
меня убить, хотя сам я не желал никому зла... А вот компьютер...

Я побывал у него внутри и только что его узнал. А затем принудил к
действиям, принесшим ему смерть. Я оставался с ним до самого удара о
землю, когда все его системы обезумели и тут же прекратили свое
существование. В тот момент я испытал маленький всплеск чувства вины, хотя
ни о каком разуме тут и речи идти не могло. Но когда вещь перестает быть
просто вещью?..

Грузовик снова уводило с дороги. Я повернул руль, но ничего не
изменилось. Нажал на тормоз - он тоже не работал.

Машина скатилась с дороги и понеслась вниз по склону пологого холма к
торчащей в центре поля длинной каменистой гряде. Действовал ли я в тот
момент рационально? Может быть, не совсем. Я скользнул в компьютер
грузовика и обнаружил, что он мертв, за исключением двух-трех
обслуживающих систем, которые тоже работали на пределе. Я чувствовал: мне
приходит конец. А Энн, которую такая развязка вполне бы устроила, даже не
было рядом... Впрочем, может быть, я зря о ней так думал. Не знаю...
Когда-то я нравился ей, в этом я уже не сомневался. В прошлом мы
действительно что-то значили друг для друга...

"На тот случай, Энн... - подумал я, четко выделяя каждую мысль. - На
тот случай, если это действительно финиш... А я думаю, что так оно и
есть... Короче, я знаю, что Босс получил информацию от машин, а не от
тебя... Нюхай свои цветы... Если ты слышишь меня сейчас, я совсем не так
хотел уйти из жизни, раз уж пришлось бы, но я знаю, что это не твоих рук
дело... Я не стану проклинать тебя - несмотря на твои второсортные иллюзии
- за то, что ты составила мне не так давно компанию... Жаль, что я не могу
вспомнить больше, хотя... Ты единственный человек, который меня слышит
сейчас. И на этом я с тобой прощаюсь. Но хочу сказать, что Барбье для тебя
не самый лучший вариант. Нюхай свои проклятые цветы..."

...Затем шум мотора стал громче, еще громче, еще... Я не сразу понял,
что это звук не только моего двигателя, и лишь через какое-то время
почувствовал рядом присутствие других компьютеров, работающих. Затем мою
машину обогнали тени. Затем резко толкнули...

Охваченный паникой, я потел и задыхался от страха, но, когда тени
сравняли скорость и первый грузовик ткнулся в борт моего, до меня наконец
дошло, что происходит.

Вслед за моей с трассы сошли еще две машины, настигли меня и теперь
шли вровень. Та, что приблизилась справа, с лязгом и скрипом притерлась
бортом к моему грузовику. Тут же нас толкнули с другой стороны. Металл
скрежетал и гнулся, а у меня в голове, словно метеоры, проносились
фрагменты недавнего сна, оставляя за собой клубящиеся следы страха.

Вид через лобовое стекло сменился... Огонь проник в кабину... Теперь
я уже ехал не вниз по склону холма, теперь меня повернули. Словно двое
слонов, помогающих раненому товарищу, два грузовика меняли мой курс,
отворачивая от поджидающей у основания холма смертоносной каменной гряды.

Какое-то время я выиграл, но проблемы это не решило, потому что пламя
по-прежнему наступало. Надо было выбираться из кабины. Это означало -
прыгать, а я прекрасно понимал, что, спрыгнув на такой скорости, разобьюсь
насмерть.

Я выглянул налево. Грузовик с этой стороны уже отошел чуть в сторону
и теперь толкал только тот, что справа. Всего метра полтора, может быть,
отделяло меня от машины слева. Когда она толкнула мою в бок, дверца кабины
у нее распахнулась, да так ее и заклинило.

Перепрыгнуть... Если получится... Должно получиться. У меня оставался
только один шанс сохранить себе жизнь...

Я открыл свою дверцу, удерживая ее против набегающего потока воздуха,
и осторожно развернулся на сиденье лицом к выходу. От ворвавшегося в
кабину ветра пламя тут же выросло и прыгнуло мне на спину, опалив одежду.
Я взглянул вниз, чего делать совсем не следовало. Потом, с трудом оторвав
взгляд от проносящейся подо мной земли, снова посмотрел на спасительную
кабину машины слева. Чего я жду? Когда страх съест последние остатки
решимости? Выбора действительно не оставалось. Я внимательно посмотрел, за
что можно ухватиться руками, и прыгнул.

...Ливень. Скрежет днища, когда машина клюнула носом... Крик
матери... Грохот удара... Мрак, бесконечный мрак, который все не проходил
и, казалось, никогда не пройдет...

Мрак.

Безмолвие.

Мрак и безмолвие.

А в самом центре этого мрака и безмолвия - боль. Моя голова...

Время от времени боль чуть отступала, и возникали ощущения - разум
мой словно существовал сам по себе, плавая в каком-то дурмане
отрешенности. Это чувство не вызывало протеста - все, что заглушало мысли,
я мог только приветствовать.

Мне казалось, что я лежу на спине в каком-то помещении, хотя полной
убежденности у меня не было. Кроме этого смутного ощущения и боли, я
ничего не чувствовал. Однако позже мне начало казаться, что моя голова
лежит на подушке.

Я попытался крикнуть и ничего не услышал.

Очень долго меня не оставляло подозрение, что со мной случилось
что-то совершенно ужасное и несправедливое.

Как долго?

Дни? Недели? Я не понимал даже этого и только чувствовал, что времени
прошло очень много.

Мысли мои снова и снова возвращались к аварии. Может быть, такова
смерть? Этот бесконечный дрейф сознания в черной безмолвной пустоте,
сохранившей лишь боль расставания с жизнью? Порой я действительно в это
верил. Но иногда вдруг чувствовал как мне на лоб ложится чья-то невидимая
рука.

Видеть...

Может, я ослеп? И оглох? От этих мыслей хотелось кричать. И если я
кричал, то все равно ничего не слышал.

Мрак и безмолвие.

Постепенно боль унялась. А тому времени я уже прошел через периоды
паники, кошмарной иррациональности, уныния, летаргии, отчаяния. Случалось,
я не мог догадаться, когда сплю, а когда бодрствую. Я знал, кто я, но не
понимал, где нахожусь и сколько прошло времени.

Все это изменила пища. Зачем нужна пища бесплотному духу? Мне
осторожно открывали рот и вливали туда - видимо, из пластиковой бутылки -
бульон. Я давился, какое-то время задыхался, но в конце концов глотал.

Именно это ощущение позволило мне наконец понять, что я в больнице -
ослепший, оглохший, парализованный. Даже странно, как такое ужасное
озарение может - хотя бы и недолго - сопровождаться чувством облегчения.
Но по крайней мере я узнал, где нахожусь, и понял, что обо мне заботятся.
Все мои мрачные метафизические предположения растаяли без следа. Я жил, и
меня лечили. Теперь я даже мог надеяться на выздоровление...

Ход времени я замечал по кормлениям и, как мог долго, отгонял от себя
мысли об аварии. Но в конце концов пришлось думать и об этом.

Живы ли родители? Может быть, мы лежим на койках, стоящих совсем
рядом, или... Если они живы, каково их состояние? Как у меня? Я снова и
снова прокручивал в памяти катастрофу. Может быть я пострадал меньше,
потому что сидел на заднем сиденье? Или наоборот - машина перевернулась, и
мне досталось больше всех?..

Совершенно невыносимые болезненные фантазии, когда невозможно узнать
точно, как обстоят дела. Но сделать я ничего не мог и постоянно искал, чем
бы еще занять свои мысли. Вспоминал о колледже, об экзаменах, которые
наверняка пропущу, - возможно, уже пропустил. По минутам восстанавливал в
памяти какой-нибудь самый обычный день из студенческой жизни, пытаясь
вспомнить всех, кого я знал в колледже. Старался до последней мелочи
припомнить расположение предметов, что находились у меня в комнате. Самые
лучшие лекции, что я слышал, книги, которые читал...

Я придумывал для себя игры и играл в них до бесконечности. Дошло до
того, что я научился сохранять в памяти все положения фигур на шахматной
доске, но бес настоящего противника игра не доставляла особого
удовольствия...

И когда я уставал от всего этого, когда воображение ничего больше не
могло подсказать, а спасительный сон не приходил и не приходил, мне