Чтение 19–й страницы книги ~Дракон Фануил~

- А, ерунда, небольшая ссора, - сказал Лайам, небрежно взмахнув ложкой. Пустяки.

- Вы уж простите, мастер Лайам, но я бы сказала, что не такие уж это и пустяки, по крайней мере на мой взгляд.

В голосе госпожи Доркас появились нотки, которых он никогда прежде не слыхивал.

Лайам удивился: почтенная домохозяйка сейчас говорила твердо и словно бы с вызовом. А ведь прежде она постоянно заискивала перед ним. И не без причин, ведь Лайам неплохо платил за жилье и позволял принимать себя за ученого человека. Лайам положил ложку на стол и с любопытством взглянул на госпожу Доркас.

- Ссора вышла из-за одной сделки. Я продал хозяину этих парней кое-какие свои труды, а тот подумал, что я продал их еще одному человеку. Но на самом деле я так, конечно, не поступил.

- Ну... с сомнением протянула госпожа Доркас.- Войдите в мое положение, мастер Лайам. Я всего лишь бедная вдова, которой надо как-то оберегать свое доброе имя и управляться с домом. Если люди примутся дурно говорить о моем заведении, мне трудно будет с этой молвой справиться. Вы уж меня поймите, мастер Лайам.

- Этого больше не повторится.

По правде говоря, мастер Лайам, откуда мне это знать?

Если бы не колотье в боку, Лайам непременно бы расхохотался. Госпожа Доркас явно искала способ отделаться от него - от него, ее лучшего квартиросъемщика, до недавнего времени пользовавшегося репутацией почтенного ученого. Затем Лайам вспомнил о событиях последних дней и внезапно сообразил, как все это выглядит в глазах почтенной хозяйки дома. Убийство Тарквина, с которым Лайам был знаком, внезапный интерес эдила к Лайаму, дикая драка на кухне

И ночной визит красавицы танцовщицы, - запоздало сообразил Лайам. Должно быть, госпожа Доркас решила, что ее жилец покатился по наклонной дорожке.

Лайам решил облегчить ей задачу

Не сомневайтесь, мадам, - я прекрасно вас понимаю. Репутация вашего дома действительно стоит того, чтобы ее оберегать, и хотя я не совершил ничего неподобающего, я понимаю, что мое присутствие доставляет вам беспокойство. Я немедленно начну собирать вещи и через день-два съеду от вас.

Госпожа Доркас попятилась. Она явно не ожидала столь стремительной капитуляции. Лайам позволил себе улыбнуться, потом вернулся к бульону.

Вы можете оставить себе заплаченные вперед деньги.

- Ну, по правде говоря, - заколебалась госпожа Доркас, - я вовсе не то имела в виду...

Неважно, перебил ее Лайам и вновь взмахнул ложкой. - Мне совершенно не хотелось бы нанести ущерб вашей репутации. Считайте, что я уже съехал.

Госпожа Доркас еще некоторое время отиралась возле него, но Лайам нарочито игнорировал ее присутствие, полностью сосредоточившись на еде, и в конце концов хозяйка дома удалилась с несчастным видом.

Лайам, прихлебывая бульон, размышлял, с чего бы госпоже Доркас выглядеть столь несчастной? Что почтенной домохозяйке пришлось не по нраву? Он ведь согласился съехать отсюда ради спасения ее "репутации". И лишь вливая в себя последнюю ложку бульона, Лайам вдруг додумался до ответа. Вполне возможно, что госпожа Доркас была не прочь пожертвовать своим добрым именем, если бы компрометирующий ее заведение жилец согласился платить за квартиру чуточку больше. Экая, однако, уступчивая добродетель! Лайам покачал головой, отодвинул опустевший горшок и попытался поудобнее устроиться на жестком стуле.

Тут ему на глаза попалась мелочь, оставленная служанкой. Жесткая спинка стула давила на какой-то ушиб, Лайам предпочел податься вперед, - а заодно он взял одну из монет в руку.

Маленький кусочек серебра с вычеканенным на нем изображением и именем Аурика Шестого. Он умер добрую сотню лет назад, а выпущенные при нем деньги до сих пор находятся в обращении. Несмотря на то что монетка целый век переходила из рук в руки, благородный профиль Аурика Шестого прекрасно смотрелся. Хорошо сохранился и лавровый венок, и даже имя славно го короля не потеряло ни буквы. Прочие монетки в основном медные и отчеканенные не так давно - куда больше пострадали от времени. Да, в те дни, когда король Торквея кое-что значил, монетный двор работал куда как лучше.

Кто-то недавно упоминал при нем о монетах... Но кто? Лайам прокатил монетку по тыльной стороне руки от пальца к пальцу - фокус, которому он научился еще в юности. Фокус помогал тренировать мускулатуру кисти. Серебряная монетка трижды пропутешествовала от указательного пальца Лайама к мизинцу и трижды вернулась обратно.

Вспомнил! Стражник, которого Кессиас к нему присылал, говорил, что за комнаты, которые снимает таинственная особа, расплатились монетами странного вида, И еще добавил, что хозяин комнат никогда прежде не видел подобных монет. Что бы это могло означать?

Саузварк отправлял свои корабли так же далеко, как и любой из городов Таралона. Он торговал даже с такими далекими краями, как Альекир и Фрипорт. И вне всяких сомнений, какое-то количество тамошних монет оттуда в Саузварк поступало. К тому же, после того как монархия пришла в упадок, местные лорды получили возможность чеканить свою монету, усугубляя тем самым пестроту оборотных денег. Однако на эту пестроту никто особого внимания не обращал, лишь бы чистота металла монеты соответствовала ее заявленному достоинству.

Проще говоря, происхождение монет никого не интересовало. И ничего странного в этом смысле никто в них видеть не мог. Да и стражник сказал, что золото было нормальным.

Если золото было нормальным, значит, странным могло показаться изображение на монете. Значит, на ней красовался отнюдь не профиль того, в честь кого эта монета чеканилась. Изображенные на монетах портреты мало чем отличаются друг от друга. Лайам повидал их куда больше, чем любой средний житель этого захолустья, и знал, что это так. Значит, на монете красовалось нечто иное.

Некоторые из земель, куда еще не добирались корабли Саузварка, но в которых успел побывать Лайам, чеканили на своих монетах изображения экзотических местных животных, или примечательных чем-то строений, или поразительных деталей ландшафта. И вот такие монеты несомненно могли показаться странными любому жителю Саузварка.

Почти любому жителю Саузварка - но не Фрейхетту Некверу, которому Лайам сам указал путь в те края.

Сбитый с толку Лайам перестал следить за пальцами. Монетка упала на пол и закатилась под тяжелый посудный шкаф. Лайам не обратил на это внимания, он с головой ушел в размышления.

Один лишь факт, что Неквер побывал в краях, где еще не ступала нога ни одного саузваркца, не доказывал, что странные монеты принадлежа ли ему. Они могли поступить от любого из членов корабельной команды или от какого-нибудь торговца, с которым Неквер расплатился такими деньгами. Родиной странных монет вообще могли оказаться не земли, обозначенные на картах Лайама. Возможно, их велел отчеканить какой-нибудь чокнутый таралонский вельможа, решивший всех удивить. Все это также могло совсем ничего не значить, а Неквер мог никаким боком не со прикасаться с вопросами, которыми занят Лайам.

Но это могло и означать, что именно Неквер содержит ту незнакомку. Лайаму вспомнилась одна из реплик Лонса. Актер заявил, что Неквер недостоин верности Поппи.

Пожалуй, это стоит проверить. Если окажется, что Лайам прав, тогда он сможет назвать Кессиасу имя таинственной женщины и выяснить многое, очень многое, о чем сейчас даже страшно подумать. Лайам собрал со стола монеты, пальцы его чуть дрожали, - ссыпал их в кошелек и покинул дом.

Когда Лайам проходил через центральную площадь, колокола пробили три. На небе громоздились клубящиёся черные тучи, но Лайама не волновала погода. Очень удачно, что Кессиас рассказал ему, где находятся снятые женщиной комнаты, и объяснил, как этот дом разыскать. Ему предстояло путешествие в глубь Муравейника, поскольку Лайам хотел кое-что уточнить.

Лайам прибавил шагу. Хотя он все еще пред почитал держаться поближе к стенам, головокружение уже почти прошло. Бульон уютно обосновался в желудке, осталась лишь ровная, размеренная боль, на которую относительно не трудно было не обращать внимания.

Сейчас Муравейник менее всего соответствовал своему названию. Его обитатели были достаточно благоразумны, чтобы в преддверии бури попрятаться по домам. Здание, которое искал Лайам, располагалось в маленьком дворике, куда вели - с разных улиц - узкие извилистые переулки. Звук шагов Лайама напоминал шуршание, какое издают ползущие по гладкому песчанику змеи. Летом Лайам просто не посмел бы сунуться в эту дыру - его отпугнуло бы исходящее оттуда зловоние. Но сейчас ливни смыли вонь, и Лайам ощущал лишь запах плесени. Он стал оглядываться вокруг, попутно смерив задумчивым взглядом тонкую полоску мрачного неба над головой.

В крохотном дворике, окруженном высокими зданиями, вряд ли бывало светло даже в летние дни. Сейчас же, когда небо было затянуто туча ми, Лайаму приходилось щуриться, чтобы хоть что-нибудь рассмотреть. К стенам домов, словно ветви плюща, лепились ненадежного вида бал кончики, на них сохло постиранное белье. Эти дома не отличались обилием окон, а те окна, что имелись в наличии, были маленькими и, должно быть, не пропускали света. По-настоящему широкими выглядели лишь оконные проемы мансард. Почти всю площадь двора занимала огромная груда всякого мусора, наполовину состоящая из сломанной мебели и мятой, пришедшей в негодность тары. Двое худющих ребятишек - мальчик и девочка, насколько мог разобрать Лайам, - скакали по этой груде с ловкостью горных козлов.

Лайам окликнул их, и дети безмолвно спустились к нему - держась за руки и почтительно глядя на чужака округлившимися глазами. Девочка - ей было никак не больше десяти - подобрала подол платья и неуклюже попыталась присесть в реверансе. Попутно она ущипнула мальчишку, и тот приложил тыльную сторону ладони ко лбу. Лайам спросил, не знают ли они, где найти хозяина дома, занимающего восточный угол двора, того самого, к которому по чти невозможно было подойти из-за кучи вся ческой дряни.

Девочка ткнула мальчишку локтем в бок. Тот развернулся и проворно полез через преграду.

Мой брат сейчас его приведет, господин, - сказала девочка и снова неуклюже присела.

Лайам кивнул и оглядел дворик. Ничего интересного он не заметил, а потому снова перенес внимание на стоящую рядом девчушку. Та с неприкрытым интересом разглядывала его. Лайам даже смутился - настолько испытующим был ее взгляд. Десятилетняя девчонка в детском халатике, с грязными, бесцветными волосами, - но взгляд ее словно рассек Лайама на составные части и взвесил отдельно каждую из частей. Очевидно, результат взвешивания оказался благо приятным, поскольку девочка доверительно произнесла:

- Хозяин дома - жирный мерзкий мошенник, господин. Потому он к вам так долго идет.

Лайам ограничился невнятным хмыканьем. Он просто не мог сообразить, что сказать. Он никогда прежде не забирался так глубоко в Муравейник. А кроме того, он никогда не умел раз говаривать с детьми. Потому он испытал искреннее облегчение, увидев мальчишку, который так же проворно карабкался через груду мусора к ним. Вслед мальчишке неслись ругательства чрезвычайно объемистого мужчины, пытающегося эту груду как-нибудь обойти.

Девочка сказала правду, хозяин дома оказался жирным, приземистым человеком, обильно потеющим, невзирая на холод. Домовладелец был подстрижен довольно коротко, как это было принято среди бедноты, чисто выбрит и ругался, как матрос, - до того самого момента, пока не заметил Лайама. Он тут же умолк, затем проворно обогнул последние выступы баррикады и поклонился настолько низко, насколько ему позволило брюхо. Рука домовладельца взлетела ко лбу с легкостью, указывающей на частую практику. Дети вернулись к прерванной игре.

- Рад вас видеть, господин! Чем могу быть вам полезен?

Домовладелец держался подобострастно и угодливо, причем именно в такой манере, какая была особенно противна Лайаму, он масляно улыбался и потирал руки.

- Эдил Кессиас недавно присылал к вам своего человека по поводу одной из ваших квартир.

Толстяк быстро закивал, показывая, что готов услужить господину всем, чем он только может ему услужить.

Вы сказали ему, что плату за последний месяц вам внесли какими-то странными монетами.

Чистая правда, господин. В жизни не видел более странных монет.

Могу я взглянуть на них?

Домовладелец напрягся. Теперь на лице его отражалась борьба между подозрительностью и искренним сожалением.

- Прошу прощения, господин, но я их потратил. Отдал за дрова и за теплую одежду. Зима то уже на носу, господин.

Ладно, неважно. А не можете вы объяснить, в чем заключалась их странность?

Толстяк потер загривок и переступил с ноги на ногу.

- Странные, и вправду очень странные деньги. На них были звери, каких я сроду не видывал, даже в зверинце, который приезжал из Торквея. Там можно было за пару медных грошей увидеть всяких диковинных Тварей, а таких вот не было, да и никак не могло быть. Очень-очень странные звери, господин. Чем-то похожи на быков, только на морде хвост, и такие огромные, что на спине можно город построить.

А другие какие-нибудь изображения там были?

- Нет, господин, - с сожалением отозвался домовладелец. - Только такие.

- Что ж, спасибо.

Услышанного оказалось вполне достаточно:

Лайам понял, о каких монетах идет речь. Такие монеты были в ходу в Эпидамнуме - в одном из портов, фигурировавших на тех картах, которые Лайам продал Некверу. Изображенные на монетах звери назывались слонами. Эпидамниты использовали их в военных целях и устанавливали на спинах животных специальные башни для копейщиков и стрелков. Слоны украшали собой монетные знаки только этой страны, а отсюда следовало, что завезти их в Саузварк могли лишь люди, плававшие с Неквером.

Домовладелец продолжал переминаться с ноги на ногу, словно ожидая чего-то. Лайам кашлянул и запустил руку в кошелек.

- И еще раз спасибо вам, - сказал он, сунув домовладельцу монету. Толстяк улыбнулся, снова приложил руку ко лбу и, непрерывно кланяясь, отступил за груду мусора, на которой по-прежнему играли дети.

Лайам позвал девчушку, и та неохотно спустилась к нему. Мальчик остался стоять наверху, настороженно и нерешительно глядя на чужака.

- Спасибо, - сказал Лайам и протянул девочке две монеты. Девчушка схватила их, быстро присела в реверансе и единым махом взлетела наверх, к мальчишке, вскинув зажатые в кулаке монеты над головой. Мальчишка просиял.

Меж тем в крохотном дворике стало заметно темнее, и Лайам поспешил выбраться из него по одному из извилистых переулков. Переулок вывел его на широкую улицу, которой Муравейник и был ограничен с морской стороны, дальше начинался припортовый район. Вдоль улицы тянулся ряд кирпичных складских зданий. Где то неподалеку - в нескольких кварталах отсюда - находилась контора Неквера.

Тучи, подстрекаемые порывистым ветром с моря, хмурились все сильнее. Назревал нешуточный ливень. Но Лайам решил, что успеет нанести визит своему удачливому клиенту. Конечно, его появление не приведет торговца в восторг, но это несущественно. Он всего лишь задаст ему несколько безобидных вопросов и убедится, заглядывал ли Неквер в Эпидамнум. Раз уж тот перестал церемониться с ним, значит, Лайам тоже может позволить себе проявить в его отношении некоторую бесцеремонность.

Склад Неквера выглядел куда приятнее, чем владения князя торговли. Это было здание из красного кирпича, с длинным фасадом, вдоль которого под крышей тянулся ряд окон. Над входом красовалась вывеска: "Фрейхетт Неквер, комиссионер и торговец". Буквы вывески были большими и аккуратными. Лайам уже бывал здесь раза три, когда договаривался о продаже карт. Охранников на входе не было их заменял один старый привратник, который, похоже, узнал посетителя. Слуга впустил Лайама в помещение и попросил подождать.

Этот склад был куда более богат товарами, чем склад Марциуса. Рабочий объем его был заполнен почти полностью, штабеля бочонков, ящиков и тюков поднимались до потолочных балок. Между штабелями был оставлен проход, ведущий в заднюю часть склада, к конторе. Привратник вернулся минуту спустя и взмахом руки подозвал Лайама.

Хозяин сейчас вас примет, сообщил старик.

Лайам прошел следом за привратником к конторскому помещению. Оно было довольно просторным, заставленным мебелью, отвечавшей его назначению. Высокие секретеры, высокие стеллажи с бумагами, высокие табуреты. Во время предыдущих визитов Лайама тут восседали клерки, они трудолюбиво копались в бухгалтерских книгах, фиксируя сведения о купле-продаже товаров, выписывали счета, переговаривались и перебрасывались шутками. Сейчас же здесь было пусто и тихо - наверно, все ушли готовиться к празднику Урис, - и тишина казалась какой-то мрачной. Из канцелярии толстая деревянная дверь вела в кабинет Неквера. Лайам постучался и вошел.

Неквер сидел за простым столом; лежащие на столе бумаги были собраны в аккуратные стопки; чернильница, перья и промокательные рулоны выстроились, словно воины на плацу. Площадь стены занимали карты Таралона и морские лоции, но собственных карт Лайам среди них не увидел. Видимо, Неквер считал их чересчур ценными, чтобы выставлять напоказ.

- А, это вы, Ренфорд. Чем могу служить? - сухо произнес Неквер. Былая приветливость торговца сменилась чисто деловой сдержанностью.

- Понимаете, мастер Неквер, - произнес Лайам, ослепительно улыбаясь, - у меня выдалось свободное время, и мне пришло в голову, что мы так и не поговорили с вами о вашем путешествии, восхитившем весь Саузварк.

- И что же?

- Ну, мне, естественно, хотелось бы побольше узнать о нем. В конце концов, вы пользовались моими картами, и я очень рад, что вы так разумно ими распорядились. Но больше всего меня, как исследователя, интересуют ваши личные впечатления. О некоторых краях, где вы побывали и где сам я давно уже не бывал.

- В самом деле?

- Да. Например, мне бы хотелось расспросить вас о Доми - я некогда провел там около полугода. У меня остались самые приятные воспоминания об этом цветущем крае. А у вас?

- Торговля там шла неплохо.

Сухость ответов торговца граничила с грубостью, но Лайам решил не обращать на это внимания.

- Так. А как вы нашли Сардис? И Эпидамнум?

- В Сардис мы не заходили. В Эпидамнуме получили хорошую прибыль.

Не совсем простое название второго порта Неквер выговорил вполне уверенно, что лишний раз доказывало, что он там был.

- Мне бы, хотелось поподробнее побеседовать о вашем путешествии, мастер Неквер. Чтобы сравнить впечатления. Свои давние, и свежие ваши. Не можете ли вы уделить мне часок?

В настоящий момент я занят, Ренфорд. У меня срочная работа, которую надо закончить сегодня.

Лайам выяснил все, что хотел. Он чувствовал, что нетерпение Неквера растет, но ему хотелось его позлить. Все равно хуже не будет, Неквер и без того стал скверно к нему относиться.

- Понятно. Но может быть, мы договоримся на вечер? Я обещаю не надоедать вам долее часа.

- Сегодня канун праздника Урис, Ренфорд. Я буду работать до восьми. А затем я должен идти в храм Урис, на праздничное бдение. У меня нет возможности разговаривать с вами.

И никогда не будет. Неквер не произнес этого, но Лайам понял намек и принял его к сведению.

- Очень жаль. Мне так хотелось порасспросить вас. Ну что ж, может быть, мне это удастся как-нибудь в другой раз?

- Возможно, - холодно отозвался Неквер, взял в руки перо и углубился в бумаги.

Лайам кивнул, продолжая улыбаться, дабы показать, что он ничуть не обижен, и вышел. Торговец не обратил на его уход никакого внимания. Привратник ожидавший в канцелярии, провел Лайама обратно к выходу.

На плащ Лайама упала тяжелая дождевая капля. Ливень был уже на подходе. Лайам, поторапливаясь насколько возможно, зашагал в сторону городской площади.

Лайам помнил слова Кессиаса, миряне-верующие не допускаются в храм Урис в канун праздника. Неквер знал, что Лайам - уроженец Мидланда и в Саузварке живет недавно, а потому не мог ожидать, что ему известны такие тонкости ритуала. Но почему, собственно, он сказал, что намерен присоединиться к праздничному бдению? Просто счел это удобной отговоркой, позволяющей уклониться от докучливой встречи? Или на восемь у него и впрямь назначено какое-то другое свидание? С кем? И главное, где? А что, если местом свидания является некий дом в Муравейнике, а предметом стремлений Неквера является некая таинственная особа?..

Лайам прибавил шагу. Какое счастье, что меченый не бил его по ногам! Редкие дождевые капли продолжали падать на плащ, оставляя мокрые пятна. К тому времени, как Лайам добрался до площади - точнее, до расположенной там тюрьмы, моросило уже довольно сильно.

Кессиаса на месте не оказалось, но дежурный стражник предложил ему посидеть в маленькой, холодной приемной.

- Эдил скоро вернется, - сказал стражник и ушел, оставив Лайама одного. Лайам принялся размышлять. В мозгу его теснилось множество мыслей, но Кессиас множество не воспримет. Придется хорошо поработать, чтобы хоть что-то связно ему изложить.

Если таинственная особа любовница Неквера, значит, она беременна от него. Тогда, в общем, понятно, почему она стремится избавиться от ребенка. Богатый торговец вряд ли признает побочного отпрыска, появившегося на свет в Муравейнике. Потому и встал вопрос о сантракте, который Виеску, конечно, ей продал хотя он это и отрицает. Однако во всем этом не было ничего такого, что можно было бы привязать к смерти Тарквина, - не считая того, что женщина упоминала имя старика и, возможно, наведывалась к нему в гости.

А что могли означать кровь девственницы и второе заклинание, предназначенное не для перемещения предметов, а для того, чтобы делать эти предметы незримыми? Похоже, он наткнулся на еще какую-то тайну, лишь косвенно связанную со смертью Тарквина. Слишком уж много разных деталей вращается вокруг одного и того же стержня. Лайам вообще стал опасаться, что таинственная незнакомка, кутающаяся в глухой плащ, не более чем обычная горожанка, чьи шашни, наряду с их последствиями, касаются только ее. Ну, и еще, разумеется, любовника, от которого она залетела. И мужа, если он в курсе и есть.

Некоторое время Лайам размышлял, не махнуть ли ему рукой на Неквера и не позволить ли Кессиасу объявить Лонса виновным. Актерского ножа и серьезного мотива для преступления вполне хватало, чтобы покончить с красавчиком, а Лайам всегда мог сказать Роре - если ему вообще придется что-то ей говорить, что он ничего не сумел поделать.

В конце концов Лайам похерил эту идею, и вовсе не потому, что чувствовал себя чем-то обязанным танцовщице. Впрочем, он признавал что должен ради нее попытаться вытащить Лонса, но истинная причина была иной. Лайаму про сто хотелось выяснить, кого же взял в любовницы Фрейхетт Неквер. Ему хотелось сравнить эту особу с Поппи, чтобы понять, каковы его шансы на... а, собственно говоря, на что?

К тому моменту, как промокший, недовольно ворчащий эдил ввалился в приемную караулки, Лайам уже более-менее определился, что он ему может сказать.

Небо взяло и раскололось, а боги решили наплакаться досыта, чтобы как следует вымочить землю! - пожаловался Кессиас, отряхивая воду с плаща и бороды. К присутствию Лайама эдил отнесся как к чему-то само собой разумеющемуся. - Я за вами посылал, но вас не оказалось дома. Неужто после утренних переживаний вам захотелось прогуляться?

- Ну, мне досталось не так уж крепко, как казалось сначала, - отозвался Лайам, поднимаясь с места. И я успел выяснить кое-что.

По правде говоря, у меня тоже есть новости. Если, конечно, вам это интересно.

Лайам кивнул. Он снисходительно относился к попыткам Кессиаса его обставить.

- Давайте-ка поначалу пройдем внутрь, - сказал эдил. - Мне нужно хлебнуть чего-нибудь для согрева.

Лайам двинулся следом за Кессиасом в караульное помещение. По сути дела, это была казарма. Под стенами стояло несколько грубых коек, а к стенам были приколочены вешалки, на некоторых и сейчас висели плащи и шляпы. В углах стояли алебарды, а посреди центральной площадки, забросанной тростником, красовалась солидная бочка. Лайам заметил в дальней стене массивную дверь, окованную железом, - там начиналась тюрьма.

Помещение обогревали два огромных, напоминающих пещеры камина. Тот самый стражник, который столь любезно оставил Лайама дрожать в холодной приемной, возился сейчас у одного из них. Завидев Кессиаса, стражник ограничился приветственным кивком. Эдил кивнул в ответ и направился прямиком к бочке, прихватив с какой- то койки пару жестяных кружек. Кессиас склонился над бочкой, потом протянул одну из кружек Лайаму.

Полагая, что там окажется пиво, Лайам сделал большой глоток. И просчитался. Бочка была заполнена чем-то существенно более крепким, и Лайам едва не задохнулся, когда огненная жидкость обожгла ему горло. Кессиас сделал аккуратный глоток и прищурился, наблюдая за муками неосторожного сотоварища.

- Вы бы лучше пили помалу, Ренфорд.

Кашляющий и отплевывающийся Лайам дал понять, что полностью с ним согласен.

- Ну так вот, значит, что удалось разузнать мне. Гериона сказала, что Виеску действительно бывал в ее заведении - раз, а может быть, два, но это было давно, два года назад. Чего он желал и что делал - этого Гериона не вспомнила. Ей и так пришлось залезть в свой архив и просмотреть пару учетных книг, чтобы сыскать крохотную отметку о посещении. Значит, грехи нашего маленького аптекаря ее не очень-то впечатлили.

- Однако даже один-единственный визит в этот дом мог весьма и весьма впечатлить самого Виеску. И настолько, что он впоследствии мог решить подыскать себе что-то еще. Ведь женщины Герионы обходятся дорого, верно?

Еще бы! Там же одни принцессы или королевы!.. - расхохотался эдил. Впрочем, это не помешало ему с жадностью подхватить мысль Лайама. - Так вы думаете, что он где-нибудь нашел себе развлечение подешевле и теперь то грешит, то терзается в смертных муках?

- Для этих терзаний есть основания. Всякий, кто разузнает - или уже знает - об этом, может держать Виеску в руках. Он ведь имеет возможность в одно мгновение сокрушить репутацию ревностного почитателя Урис, которой пользуется аптекарь, - ведь верно? И тем самым уничтожить Виеску как личность - ведь для него собственная набожность имеет очень большое значение, разве не так?

Кессиас снова расхохотался, на этот раз словно бы изумляясь словам Лайама и, слегка посмеиваясь над собой.

- Да вы не ищейка, Ренфорд, вы прямо-таки провидец. Вы - орел, что взирает с небес на мелких людишек и читает в сердцах их, словно в открытой книге. Итак, у нас появилась уверенность, что таинственная особа имеет возможность влиять на Виеску. И что дальше?

Да ничего, собственно. Нам нужно знать, чего она от него хотела помимо сантракта и по чему. А узнаем мы это лишь после того, как выясним, кто она такая. Лайам помолчал, потом добавил, сделав вид, будто разговаривает с собой: - И кажется, я знаю, как это сделать.

Кессиас приподнял лохматую бровь и вопросительно посмотрел на Лайама, приглашая того объясниться.

- Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, что эта дама должна сегодня вечером встретиться со своим благодетелем. И мне хотелось бы подобраться как можно ближе к месту их встречи.

Лайам не стал объяснять, на основании чего он пришел к такому выводу. Если окажется, что между таинственной женщиной и смертью Тарквина никакой связи нет, то вовсе незачем сообщать кому бы то ни было о том, что Неквер изменяет своей жене.

- Чтобы проникнуть в самую глубину ее души и извлечь на белый свет ее сокровенные тайны? Тогда вам захочется прихватить с собой спутника - верно?

- Нет, - медленно промолвил Лайам. - Как я уже сказал, я могу ошибиться, а я предпочитаю ошибаться в одиночестве, без свидетелей.

Кессиас зашелся смехом, затем обошел стражника, продолжавшего возиться с огнем.

- Хорошо сказано, Ренфорд! Ей-ей, хорошо! Я предпочитаю ошибаться в одиночестве! Каково, а? Но все-таки Муравейник, да еще в штормовую ночь, - неподходящее место даже для очень зубастой ищейки. А потому вы все-таки прихватите с собой Боулта, - произнес эдил, ткнув толстым указательным пальцем в сторону стражника, присевшего у камина.

- Боулт, дружище, если ты увидишь нечто такое, о чем мастер Ренфорд велит тебе забыть, - скажем, если тебе на глаза попадется какой-нибудь человек, выходящий оттуда, где ему находиться не полагается, - ты это выбросишь из головы, словно оплаченный счет. Ты все понял, Боулт?

Стражник кивнул - ему эта затея явно не нравилась, и он с трудом скрывал свое неудовольствие. Эдил усмехнулся Лайаму:

- Итак, к какому времени мой добрый Боулт должен к вам присоединиться?

- Где-нибудь к половине восьмого.

Кессиас снова опередил Лайама и разобрался в его чувствах лучше, чем сам Лайам. И почему только он не взялся сам решать загадку Тарквина? Этот неуклюжий, грубоватый на вид человек был куда толковее всех, с кем до сих пор приходилось сталкиваться Лайаму.

- Ну как, Боулт, можешь ты внести этот поход в свое расписание дня?

Боулт кивнул. Но распоряжение начальника каким бы веселым тоном оно ни было сделано - явно не приводило стражника в восторг.

Тогда вам лучше бы отправиться на свой чердак, Ренфорд, пока шторм не разбушевался окончательно, и подождать нашего неунывающего Боулта там.

Лайам согласно кивнул. Но прежде чем уйти, он вылил остатки содержимого кружки обратно в бочку - так и не сделав больше ни одного глотка.

К ТОМУ МОМЕНТУ, когда Лайам вышел из тюрьмы, едва моросящий дождь сменялся более сильным. Но все-таки Лайам успел добраться до своего жилья прежде, чем буря разбушевалась вовсю. Когда Лайам снял плащ, раз дался первый раскат грома, в стук дождевых капель по крыше перерос в непрерывную дробь, словно по небу несся табун лошадей. Лайам выругался в адрес Неквера, выбравшего для свидания такой паршивенький вечерок.

В мансарде было тепло. Лайам посмотрел на постель, прикидывая, сколько же времени он спал прошлой ночью. Немного. Отставив на время размышления о причинах, породивших его недосып, Лайам решил исправить это упущение и малость вздремнуть. Он аккуратно развесил свой плащ - сохнуть - и сложил прочую одежду на стул. К счастью, она была почти сухой, новый плащ действительно неплохо удерживал влагу. Когда Лайам задул свечу, комнату озарила вспышка молнии, и Лайам, уже собиравшийся лечь застыл на мгновение. Дождь пошел с такой силой, что уже не воспринимался как ливень.

За окном стояла сплошная водяная стена, она чуть качалась. Да, буря наконец-таки разгулялась.

Несмотря на грохот дождя - а может, и благодаря ему, равно как и благодаря недосыпу, - Лайам уснул, едва успев нырнуть под одеяло. Последнее, что он успел сделать, - это повернуться на спину, чтобы пощадить Многострадальные грудь и живот.

Лайам проснулся оттого, что стук дождя ослабел. Основной натиск бури миновал. Смыть Саузварк с лица земли ей не удалось, буря впустую растратила свои силы на дождь, который сейчас казался совсем слабым по сравнению с недавним буйством стихии. Эта перемена разбудила Лайама. Усевшись в темноте на постели, Лайам даже подумал, что погода совсем наладилась.

После сна в голове у него окончательно прояснилось, но тело от пояса до шеи превратилось в сплошной сгусток боли. Лайам поначалу решил одеваться, не зажигая света, чтобы не видеть, во что его превратил меченый со своими Дружками. Но потом он подумал, что возня с одеждой в темноте неминуемо приведет к новым ушибам. Нет, хватит с него синяков. Кривясь при каждом движении, Лайам принялся шарить вокруг в поисках свечи. Когда свеча нашлась и загорелась, он наконец получил возможность взглянуть на себя.

Грудь и живот были сплошь покрыты огромными гематомами. В трепещущем свете свечи темно-фиолетовые пятна выглядели одновременно отталкивающе и живописно. Со стороны все это напоминало, скорее всего, боевую татуировку дикаря-каннибала. То и дело вздрагивая и стараясь действовать как можно осторожнее, Лайам натянул сухую одежду.

Боулт еще не появился. Исходя из этого, Лайам предположил, что восьми еще нет. Впрочем, Лайам был доволен, что проснулся сам, а не был разбужен угрюмым стражником Кессиаса. Интересно, сколько же сейчас времени? Вместо ответа раздался стук в дверь. Ага, а вот и Боулт. Значит, пора собираться. Лайам двинулся к двери.

Обнаружив на пороге Рору, Лайам на мгновение впал в ступор. Воспользовавшись этим, девушка проскользнула в комнату. За ее плащом тянулся мокрый след, а на густых золотистых волосах блестели капли дождя.

- Мастер! - беззвучно выдохнула Рора, прильнув к груди Лайама.

Лишившийся дара речи Лайам попятился, придерживая девушку за плечи, чтобы удержать ее на расстоянии.

- Простите меня, я не могла дольше ждать! - взмолилась Рора, не обращая внимания на потерянный вид Лайама. - Вы поговорили с эдилом?

Что она здесь делает? Лайам с трудом шевельнул онемевшей челюстью и произнес

- Нет еще... то есть я с ним говорил, но...