Чтение 19–й страницы книги ~Запретная земля~

- Тогда я буду, - сказала Изолт, отставив свою чашу с пряным элем и поднимаясь на ноги. Лахлан с улыбкой подошел к ней через весь зал, и они вдвоем с воодушевлением присоединились к танцующим.

Финн тоже танцевала, и ее карие глаза с зелеными искорками горели от возбуждения. Как обычно, заразительная мелодия скрипки Джея плела свою магию, так что даже самые неодобрительно настроенные местные жители кивали головами и притопывали ногами в такт музыке. Когда мелодия подошла к концу, Финн как-то очутилась рядом с Джеем и порывисто воскликнула:

- Ох, до чего же я люблю твою скрипку, Джей! В твоих пальцах действительно живет магия.

- Спасибо, - хрипло ответил он, не глядя на нее, и, подняв смычок, тут же начал новую мелодию. Все радостное возбуждение Финн как рукой сняло. У нее испортилось настроение, и она вышла из цепочки танцующих, чтобы подлить в свой бокал самайнского эля, сдобренного яблоками, медом, виски и специями. Она увидела свою кошку, свернувшуюся клубочком в мягком кресле у камина, и пошла искать утешения в ее мягком мехе и ласковом мурлыканье. Многие из местных начали бросать на девушку косые взгляды, когда она посадила Гоблин к себе на плечо, и Финн показала язык одному грубому мальчишке, который, почти не скрываясь, сделал отгоняющий зло знак.

Из своего кресла она наблюдала за Джеем, но тот ни разу не взглянул на нее и не подал виду, что чувствует ее взгляд. Финн привыкла к потоку безмолвного общения, всегда присутствующему между ними, к той не нуждающейся в словах связи, которая держалась на их одинаковом чувстве юмора, почти благоговейной любви к музыке и душевном взаимопонимании.

Ее огорчение холодностью приятеля вскоре уступило место злости. Когда Дайд и Нелльвин запели очень красивую и пристойную любовную песню, позволив Джею отложить свою виолу и отдохнуть, она прямиком отправилась к нему с Гоблин на плече.

- Почему ты на меня дуешься? - резко осведомилась она. - Что я такого сделала?

- Я не дуюсь на тебя, - спокойно ответил Джей, наполняя свой кубок пряным элем.

- Тогда почему ты такой странный? Разве мы больше не друзья? - Злость в голосе Финн сменилась тревогой.

Он взглянул на нее, и его рот перекосился в гримасе.

- Прости. Конечно же, мы все еще друзья. Просто я...

- Что?

Он неопределенно помахал рукой.

- Я не могу... Я знаю, что это не твоя вина... я просто...

В этот момент песня подошла к концу, и Гвилим Уродливый проковылял вперед и высоко поднял руку, призывая к тишине. Теперь на нем было белое струящееся одеяние колдуна, длинные черные волосы расплетены, а пальцы унизаны кольцами. Как и обычно, его посох был настолько же костылем, насколько и символом связи с Шабашем, потому что Гвилим потерял ногу в пыточных камерах Оула, и теперь ходил на деревяшке, пристегнутой к бедру.

- Самайн знаменует смену времен года, начало зимы и мертвых месяцев, - сказал он. - В эту ночь души мертвых, если захотят, могут вернуться, чтобы явиться к тем, кто обидел их, или поговорить с теми, кого они любили. В ночь Самайна открываются двери между всеми мирами: дверь между миром мертвых и миром живых, дверь между прошлым и будущим, дверь между известным и неведомым. Это грозное время, ибо не всем духам мертвых здесь рады, и не все видения других мест и времен желанны.

Это время подумать о прошлом и его ошибках, и будущем, как мы хотели бы его видеть. Поэтому в эту ночь мы, члены Шабаша, призываем всех избавиться от провинностей и промахов прошлого и попытаться стать сильнее и мудрее, храбрее и сострадательнее, вернее своему глубинному "я". С этой целью мы просим всех здесь присутствующих написать на листке бумаги свою самую большую слабость или неудачу и бросить его в костер, загадав при этом желание. Это время быть искренним с собой, взглянуть на себя незамутненным взглядом, каким вас видят другие, и подумать о том, каково истинное желание вашего сердца.

Он заново сложил костер из поленьев семи священных деревьев - ясеня, орешника, дуба, терна, пихты, боярышника и тиса - и посыпал его солью и истолченными в порошок травами, так что языки пламени взметнулись вверх сияющей радугой фиолетового, зеленого и голубого, заполнив комнату ароматным сладковатым дымом.

Медленно, один за другим, люди брали предложенное им перо и пергамент, после долгих размышлений писали что-то, подходили к огню и кидали в него свои записки. Некоторые смущенно посмеивались и бросали друг на друга застенчивые взгляды. Другие были очень серьезны, внимательно глядя, как огонь превращает в пепел их клочки пергамента, и вполголоса бормоча молитвы.

- Помните, как мы в последний раз делали это все вместе? - сказала Джоанна, когда Лига Исцеляющих Рук собралась, чтобы обдумать свои желания. - Там были все, кроме тебя, Финн. У нас не было чернил, поэтому Диллон заставил нас записать их своей кровью. - Она вздрогнула при воспоминании, полушутя-полусерьезно. - Мы находились в разрушенной башне ведьм, и все до одного страшно боялись призраков.

- Вы, может, и боялись, - возразил Дайд. - А я - нет.

- Я пожелала перестать быть трусихой, - улыбнулась своему воспоминанию Джоанна. - А сразу после этого мне пришлось выйти на улицу в грозу, когда вокруг выли волки и привидения, и позвонить в башенный колокол. Я думала, что умру от ужаса!

- Но ты сделала это! - с гордостью воскликнул Коннор, и сестра улыбнулась ему.

- Да, я это сделала. С тех пор меня почти ничто не пугало. Думаю, что самым ужасным была необходимость сделать это в одиночку, но все-таки я смогла побороть страх.

- Вы заставили меня написать на моей бумажке "тиран", - сказал Диллон. - Думаю, я был довольно деспотичным.

- Самую капельку, - рассмеялась Финн. Она повернулась к Джею, покраснев. - А ты что написал?

Он взглянул на нее, потом отвел глаза, ковыряя носком башмака ковер.

- Не помню.

- Я знаю, ты пожелал, чтобы кто-нибудь научил тебя играть на твоей старой виоле так, как должно, - сказала Джоанна. - Значит, твое желание сбылось.

- Надо думать, - сказал Джей безрадостно.

- А ты что загадал, Томас? - с ласковой улыбкой спросила Джоанна.

Он поднял на нее небесно-голубые глаза.

- Чтобы был мир и я смог вернуться домой, к маме. - Все замолчали, встревожившись. Томас продолжал: - Так что видите, из вас всех только мое желание не исполнилось.

- Если не считать Антуанна, Эртера и Парлена, - хрипло сказал Джей.

Праздничное настроение тут же пропало, все погрустнели, беспокойно глядя на клочки бумаги, которые держали в руках.

- Что ж, я знаю, что напишу, - весело сказала Брангин. - Я хочу быть самой лучшей правительницей для своего народа, какой только смогу, а это означает, что следует стать более снисходительной и попытаться лучше понимать человеческие недостатки и слабости. Не хочу, чтобы меня опять называли разряженной фифой с постным лицом. - Она улыбнулась Финн и написала своим изящным почерком: "Разряженная фифа с постным лицом".

- Пылающие яйца дракона! - воскликнула Финн. - Кто бы мог представить?

- Ну а я хочу быть величайшей целительницей в стране, - сказала Джоанна. - А великий целитель должен всегда быть терпеливым, сочувствующим и сострадательным к другим людям. На прошлой неделе я застала одну из целительниц в слезах, потому что назвала ее тупицей и набитой дурой, и знаю, что они терпеть не могут, как я ими командую. Так что думаю, теперь настала моя очередь сжигать слово "тиран"!

- Если ты собираешься написать то, что в прошлый раз загадал я, то поменяемся желаниями, - полушутя сказал Диллон. Склонившись над столом, он старательно вывел на своей бумажке слово "трус".

- Чтобы больше не бояться? - мягко спросила Джоанна. - Но зачем, Диллон? Я не знаю никого храбрее тебя.

Он встретил ее взгляд, гладя богато украшенную рукоятку своего меча.

- Он требует крови, - ответил он просто. - Однажды она будет моей.

Джоанна кивнула. В ее глазах плескалось сочувствие. Они вместе прошли через зал и бросили свои записки в огонь, напряженными глазами глядя, как они исчезают в дыму.

Не сказав ни слова, Томас быстро нацарапал своим круглым детским почерком "мир", и Коннор торопливо сделал то же самое, застенчиво улыбнувшись своему другу. Мальчики вместе подошли к огню, оба белокурые и с большими голубыми глазами, но один худенький и хрупкий, а другой куда выше и крепче, хотя между ними было лишь несколько месяцев разницы.

- А ты что напишешь, Эшлин? - спросила Брангин.

Он вспыхнул, быстро взглянув на Финн, а потом снова опустил глаза.

- Ой, не хочу быть все время таким чурбаном, - сказал он неловко. - Стать сильным и храбрым, чтобы хорошо служить миледи.

- Да не называй ты меня "миледи", никакая я не миледи, - автоматически сказала Финн, и Эшлин покраснел еще больше. Он повернулся спиной, чтобы никто не разглядел, что он пишет на своей бумажке, а затем, бросив последний взгляд на Финн, подошел к огню вместе с Брангин.

- А ты чего пожелаешь, Дайд? - робко спросила Финн, надеясь, что он не осадит ее, как в прошлый раз. Он взглянул на нее, потом сказал негромко:

- Я знаю, что должен пожелать больше не мечтать о недостижимом, но я не стану. Не могу. Поэтому я пожелаю того, чего желал всегда, и продолжу мечтать. - И он неторопливо написал на своем клочке имя Изабо и подошел к огню, чтобы бросить записку на угли.

У Финн защипало глаза. Она потерла ладонью краешек глаза и отвернулась, вдруг почувствовав на себе взгляд Джея.

- Что еще? - спросила она, вспыхнув.

- Ничего, - сказал он. - Просто думал, что ты собралась написать.

- О, у меня столько недостатков, что нелегко будет выбрать какой-то один, - со вздохом ответила Финн. - Мне понадобился бы целый свиток бумаги.

Джей рассмеялся.

- Ну, какой твой самый большой недостаток? Вот его и запиши.

- Они все такие ужасные, что никак не выбрать. Я нетерпеливая, и вечно сквернословлю, и сую свой нос в чужие дела. Я луплю людей, которые меня раздражают, слишком много курю и пью, и у меня вечно чешутся руки что-нибудь стащить, когда кто-то оставляет свое барахло так, что это сделать легче легкого. - Она вздохнула. - Теперь ты понимаешь мое затруднение.

- Но ты не стала бы Финн Кошкой, если бы не была столь любопытной и предприимчивой и не употребляла такие изумительные обороты речи. Ты же знаешь, что тебя вечно все цитируют.

- Да, к вящему ужасу моей матушки. Пожалуй, стоит попытаться не быть нечистой на руку. Не пристало банприоннсе обчищать карманы у людей.

- Да, пожалуй, ты права, - со смехом сказал Джей.

- Ладно, попробую, но иногда искушение просто сильнее меня. Обычно я потом все возвращаю, если только это не табак, который его хозяевам действительно стоило бы лучше охранять, ведь он в наши дни большая редкость.

И снова Джей не удержался от смеха, хотя и сказал с сочувствием в голосе:

- Так что ты напишешь? Не воровать больше, чтобы ты смогла быть лучшей банприоннсой и правительницей для своего народа?

- Наверное, - с несчастным видом сказала Финн. Джей промолчал, только испытующе взглянул на нее. - Я знаю, какое желание я бы действительно хотела загадать, - выпалила она.

- И какое же?

- Чтобы все было как сейчас, - залившись краской, призналась Фин. - Чтобы Лига Исцеляющих Рук снова была вместе, и чтобы были приключения, хочу спасать старых пророков из тюрем, обманывать врагов, влезать в замки, бороться спиной к спине. Я была так счастлива эти полгода, куда счастливее, чем все время с тех самых пор, как мы помогли Лахлану взойти на трон.

- Ты действительно этого хочешь? - В голосе Джея было больше теплоты, чем в последние несколько недель.

Финн кивнула.

- Конечно, этому не бывать. Я знаю, что должна вернуться в скучный старый Рурах и быть скучной старой банприоннсой, но когда подумаю, что могут пройти многие годы, прежде чем я снова увижу тебя и всех остальных... - У нее сорвался голос.

Его щеки запылали.

- А вдруг это возможно? - воскликнул он с жаром. - Должен же быть какой-то выход. Разве ты не можешь сделать так же, как твоя тетка, и вступить в Шабаш? Если ты будешь колдуньей, то не сможешь править; тебе никогда не позволят делать и то, и другое одновременно.

У Финн загорелись глаза.

- Пожалуй, стоит об этом подумать, - согласилась она. - Мне хотелось бы стать колдуньей. А потом пойти в Теургию, это было бы здорово! Мы могли бы вместе стать колдунами и вместе путешествовать... Ох, как бы мне этого хотелось!

Внезапно решившись, она расправила бумажку, зажатую в кулаке, и написала на ней: "Не стараться быть такой, какой хотят меня видеть другие люди. Быть собой. Финн Кошкой, искательницей приключений, колдуньей, воровкой".

Она показала записку Джею, который спросил:

- Ты уверена?

Она кивнула.

- А ты?

- Я не умею писать, - выдавил он. - Я ничего не умею, только играть на скрипке.

- Вот дерьмо драконье! - выругалась Финн. - Ну ладно, давай я напишу за тебя. А завтра начну учить тебя грамоте, так что в следующем году ты сможешь написать сам. - Она схватила клочок бумаги, разгладила его и стала выводить слова, произнося вслух: "Желание Джея не быть глупым чурбаном и гордиться тем, что он Джей: Скрипач, искатель приключений, колдун, лучший скрипач в мире и лучший друг, какой когда-либо у кого-то был".

Они улыбнулись друг другу, потом взялись за руки и подбежали к огню, со смехом бросив туда свои записки.

- Ты действительно хочешь этого всем сердцем? - спросил Джей, и его щеки пошли красными пятнами. Она кивнула, скрестив за спиной пальцы и закрыв глаза, сделав такое лицо, как будто чего-то хотела со всей своей волей и желанием. Потом они вернулись обратно в угол, все еще держась за руки.

- Ох, до чего же я счастлива! - воскликнула Финн. - Хотя дайаден рассердится!

- Думаю, что твоя мама вздохнет с облегчением, - сказал Джей. - Она всегда понимала, что ты не создана для того, чтобы быть правительницей Рураха!

- Я заново построю Башню Пытливых, - мечтательно сказала Финн. - Люди будут приходить и просить меня разыскивать для них всякие вещи, магические мечи, сокровища драконов, похищенных наследников...

- Потерявшихся щенят, - подсказал ей Джей.

Она ткнула кулаком ему в бок.

- Я смогу все время быть в поиске, а они будут платить мне за это целые состояния! Я верну Рураху его былое богатство для моего дайадена!

- Ты попытайся хотя бы не разворовать то, что осталось, - сухо отозвался Джей. - Ты же не хочешь стать первой банприоннсой, лишившейся головы.

- Я буду воровать только то, что было украдено у законных владельцев, и возвращать это им, - пообещала Финн. - А тебе придется помогать мне. Ты будешь усыплять драконов своей музыкой, чтобы я могла украсть их сокровища.

- Я спасу тебя, когда ты сядешь в тюрьму за то, что обчистила чей-нибудь карман, - со смехом ответил он.

- Договорились! - воскликнула она. - По рукам!

И они торжественно пожали друг другу руки, а позади них догорал самайнский костер, превращаясь в подернутые пеплом серые угли.

СУД ПОЕДИНКОМ

Город Брайд расположился вдоль берега бухты, и сотни высоких шпилей точно соревновались, кто выше вознесется к небу. Многие из них сверкали позолотой в мягком свете весеннего солнца, отражавшегося в бледно-голубой воде. Бухта кишела кораблями, большинство из которых было боевыми галеонами с резными головами на носах и огромными паутинами такелажа, черневшими на фоне бледного неба. Корабли охраняли город от нападения с моря, позволяя Филде сосредоточить свои войска на защите городских стен.

Невероятно толстые и высокие стены Брайда заканчивались острыми стальными пиками, изогнутыми наружу и вниз, что делало их почти неприступными. К каждым из четырех ворот, защищенных огромными навесными башнями, шел длинный закрытый туннель с тяжелой железной решеткой с одного конца и массивной обитой железом дубовой дверью с другого. За узкими навесными бойницами в стенах туннеля размещались лучники, так что любой, попытавшийся взять ворота штурмом, был бы убит далеко не доходя до внутренней двери.

Как будто этих укреплений было недостаточно, Брайд строился в форме трех концентрических колец, так что на самом деле представлял собой три отдельных города, один внутри другого. Внешний город был зажат между внешними стенами и первой внутренней стеной - лабиринт маленьких, темных, прилепившихся друг к другу домишек, где жила городская беднота. Средний город отгораживался от своих неимущих соседей еще одной высокой стеной, в которой тоже было четверо крепких ворот. Там жили торговцы и ремесленники. Чем дальше от внутренней стены, тем шире становились улицы и больше дома. Здесь уже были парки, широкие аллеи цветущих деревьев и множество нарядных особняков.

Третий, внутренний город находился в последнем кольце высоких каменных стен с множеством крепких сторожевых башен. Там взмывали в небо шпили Великой Церкви, величественного здания с высокими стрельчатыми окнами из хрусталя, сверкавшими на солнце, и квадратной колокольней, на которой огромные колокола отбивали часы. Вокруг нее располагались особняки аристократии и высокопоставленного духовенства, окруженные симметричными садами и лужайками.

За ними простирался огромный темно-зеленый парк, где на фоне ухоженных лужаек там и тут выделялись купы вековых дубов. Длинная аллея цветущих деревьев вела к королевскому дворцу, Гервальту, который, подобно драгоценному камню, был оправлен в кольцо своих садов и отражался в водах длинного прямоугольного пруда, обсаженного кустарниками и высокими кипарисовыми деревьями. Построенный из светло-серого камня, Гервальт был одновременно и неприступной крепостью, и изящным дворцом, с множеством маленьких башенок, поднимающихся вровень с центральной башней, увенчанной коническим шпилем. На флагштоках трепетали слишком знакомые белые флаги с алым крестом.

Все это Серые Плащи видели со своих позиций на вершинах холмов, окружавших бухту. Они расположились лагерем у стен Брайда неделю назад, но за все это время наблюдение не смогло дать им ключ к тому, как прорваться через городские укрепления.

- Мы можем осаждать их целый год и ничего не добиться, - уныло сказал Лахлан.

- И если не перехватить контроль над гаванью, то мы не сможем помешать доставлять в город провизию, - так же уныло сказал Дункан Железный Кулак. - Можно сидеть здесь сложа руки до конца жизни и так и не проникнуть в город.

- Необходимо заставить Ярких Солдат выйти и сразиться с нами здесь, - сказала Изолт.

- Но зачем им это нужно? - сказал Леонард Осторожный. - Филде знает, что под защитой городских стен она в безопасности, и ни за что их не покинет.

Лахлан, мрачнее тучи, зашагал взад-вперед вдоль гребня холма, шелестя крыльями.

- Мы можем вызвать Филде на поединок? - спросил он неожиданно. - Кажется, здесь это важный ритуал, намного важнее, чем в Рионнагане или Блессеме?

- Это действующий пункт нашего закона, - своим высоким нежным голоском ответила Эльфрида. Она сидела на траве, расправив юбки, и плела венок из маргариток. - Любой, кого обвинят в преступлении, может подвергнуться испытанию битвой, в котором его вину или невиновность решит оружие. Священники, женщины, дети, а также слепые или увечные могут выставить вместо себя защитника, который будет сражаться от их имени.

- Ты хочешь сказать, что у вас нет суда, в котором выслушивают и взвешивают доказательства и вызывают свидетелей? - недоверчиво воскликнул Дункан Железный Кулак.

- Да, но свидетели часто лгут, а доказательства могут быть подстроены, - ответила Эльфрида. - Суд при помощи поединка отдает правосудие в руки Господа.

- Но ведь победит все равно тот, кто сильнее и опытнее! - возразил Дункан.

Эльфрида кивнула.

- Да, это верно, и поскольку защитница Филде специально обучена вести поединок, преступникам редко удается избежать правосудия.

- А если они были обвинены несправедливо?

- Тогда Господь защитит их, - с детской наивностью заявила Эльфрида.

Дункан и Изолт обменялись недоверчивыми взглядами, и Банри подозрительно ласково попросила:

- Расскажи Дункану о других способах, которыми судят и приговаривают преступников.

- Ну, есть еще испытание огнем, когда обвиняемый должен пройти через пламя, чтобы доказать свою невиновность. Если на его теле останется ожог, это будет доказательством вины. Потом есть еще испытание водой, когда преступников держат под водой. Вода - священный способ крещения, поэтому если она принимает обвиняемого, это знак того, что он невиновен, но если его выталкивает на поверхность, значит, он виновен.

- Выходит, того, кто умеет плавать, вытаскивают и казнят, а кто не умеет - просто тонет. - Мило, не правда ли? - заметила Изолт.

На этот раз Эльфрида уловила сарказм в голосе Изолт и ярко покраснела.

- Вы можете смеяться над нашим правосудием, но у нас почти нет преступлений! - воскликнула она запальчиво. - Не то что в Лукерсирее, где приходится носить кошелек под одеждой из-за карманников.

- Не думал, что ты будешь защищать Филде, - с мягким укором сказал ей Айен. - Ведь ты не можешь не понимать, что такой суд ужасно несправедлив. Ты сама провела в тюрьме почти всю жизнь, дорогая, и Киллиан Слушатель тоже. Ему было отказано в справедливом суде, ты же знаешь. Разве он не подвергся испытанию водой? Разве он не погиб бы, если бы толпа не пробилась сквозь ряды солдат и не вытащила его из пруда?

- Они лишь исполнили тем самым волю Господа, - упрямо ответила Эльфрида. Она встала, и забытый венок из маргариток упал у нее с колен.

- Может, это и так, - примирительно сказал Леонард Осторожный. - Пути Господни неисповедимы.

Эльфрида согласно кивнула, хотя ее лицо все еще хранило упрямое выражение.

- Так если мы вызовем Филде, чтобы она доказала свою невиновность на поединке, она должна будет принять вызов? - нетерпеливо спросил Лахлан. - Я хочу взять Брайд, не тратя сил на попытки проникнуть через эти стены. Нельзя ли сделать так, чтобы весь исход войны зависел от одной битвы между воинами Филде и Эльфриды?

Все уставились на Лахлана, восхищенные и испуганные одновременно.

- А вдруг мы проиграем? - возразила Изолт.

- Мы не проиграем, - сказала Эльфрида. - Справедливость на нашей стороне.

- Мы не можем проиграть, - сказал Лахлан. - Вся страна должна видеть поражение Филде. Потому что если значение суда поединком действительно таково, ее поражение будет четким знаком от Бога, что она признана виновной как юридической системой, так и церковью и ее царствованию пришел конец. Понимаете? Этот спектакль будут смотреть все, и его исход должен быть несомненным. Защитница Филде должна умереть.

- Ее не так-то просто победить, - сказал встревоженный Леонард. - Защитница Филде ни разу не проигрывала суд поединком. Это женщина невероятной силы и ловкости, обученная использованию любого оружия. Я всадник, привычный воевать на коне. Хотя меня учили бороться врукопашную, как и всех Ярких Солдат, должен признаться, что испытываю некоторый трепет.

- Я и не собирался посылать тебя на этот поединок, - сказал Лахлан. - Я знаю, что ты храбрый человек и предан своей банприоннсе, но если я хочу, чтобы это испытание поединком привело к нужному результату, я должен сразиться с заступницей Филде сам.

Раздался единодушный крик.

- Нет, хозяин! Вы не должны так рисковать собой! - воскликнул Дайд.

- Но, леаннан, ты же знаешь, что тебя не учили бороться с колыбели, как эту бертильду, - возразила Изолт. - Я сама учила тебя сражаться, когда ты был уже взрослым. Конечно, теперь ты сильный и искусный боец, но у нее больше опыта...

- Ваше Высочество, я ваш капитан; я буду вести этот поединок, - сказал Дункан Железный Кулак, тяжело опускаясь на одно колено перед Ри.

Лахлан тепло улыбнулся ему.

- Спасибо тебе, старый друг. Не сомневаюсь, что ты был бы лучшим выбором, самый смелый из всех людей, кого я знаю. Но нет. Этот поединок должен быть моим.

Диллон бросился на колени, обеими руками сжав замысловатую спиральную рукоятку своего меча.

- Пожалуйста, Ваше Высочество, позвольте мне сразиться за вас. Мой Джойус не знает поражений!

Лахлан поднял его одной сильной рукой, жестом другой приказав встать Дункану.

- Ни у кого нет таких преданных и верных друзей, как у меня, - сказал он хрипло. - Но неужели я бы послал на смерть вместо себя юношу или мужчину, которому уже за сорок? Нет, никогда! Кроме того, я буду сражаться не от своего имени, а от имени Эльфриды. Разве мы не говорили людям Тирсолера, что я - ангел смерти, сошедший на землю, чтобы возглавить ее армию и вернуть ей престол? Разве я не провозгласил себя мечом их Бога? Неужели вы не понимаете, что это настоящее испытание? Я должен убедить не Филде, а каждого тирсолерского мужчину, каждую женщину и каждого ребенка!

Все молчали.

У Изолт побелели даже губы, но никаких других признаков страха она не выказывала. После продолжительного молчания она вышла вперед и положила руку на локоть Лахлана.

- Ты твердо решил так рисковать своей жизнью?

- Каждый раз, участвуя в битве, я рискую своей жизнью! Здесь, по крайней мере, у меня будет всего одна противница, и я буду знать, что она нападает!

- Необходимо тщательно все обдумать, - сказал Леонард. - Бесполезно проводить этот поединок за городскими стенами. Даже если вы победите, Ваше Высочество, они просто снова захлопнут ворота, и мы ничего не добьемся.

- Да, это должно происходить в их святая святых, внутреннем городе, - сказал Дональд. - И с нами должно быть войско, ведь они обязательно замыслят какое-нибудь вероломство, в этом нет никаких сомнений.

- Сражаться следует на какой-нибудь публичной арене, - сказала Изолт. - Если весь смысл в том, чтобы доказать людям Брайда право Эльфриды на власть, они должны видеть ее.