сказать: ?Я тоже по тебе скучаю?.
сделал что-то не так?
ремонтированной дороги, ехали к пруду, где зимой детишки катаются на
коньках, - что иные деревья, высохшие, умирающие, уже начали терять листву.
просто дел прибавилось, кончилось лето. Все зверье возвращается в свои
берлоги.
тебе больно.
других романах тоже. Руфь чувствовала себя тогда оскорбленной, хоть и
промолчала: эти женщины показались ей такими вульгарными, да и Ричард
говорил о них с нескрываемым презрением.
Дальше путь преграждала цепь; Ричард остановил машину. Между ними на
переднем сиденье стояли пакеты с продуктами. На той стороне пруда одинокий
рыбак общался со своим отражением. Было утро; дети, собиравшиеся здесь в
течение всего лета, сейчас сидели в школе; она оставила Джоффри на попечении
маляра, сдиравшего обои в гостиной, и обещала вернуться через полчаса. Все
это промелькнуло в ее мозгу, пока она ждала, что предпримет Ричард. Он
спросил ее:
знал меня, ты бы даже не спрашивал.
домой. Джерри слышал часть нашего последнего разговора и потом такое нес,
что мне стало страшно.
сама удивилась, какое это ей доставило удовольствие.
сказал. - Это перестало его касаться всего лишь секунду назад, когда он
пришел в такое волнение при одной мысли, что Джерри знает. Если бы он любил
ее, он бы только обрадовался, ему бы не терпелось в открытую вступить за нее
в борьбу.
и выдохнул вверх, к крыше машины, широкую струю дыма. Нижняя губа его
вытянулась, точно сток трубы. Он был пуст. Она поняла, что он мучительно
ищет слова, которые не поставили бы его в ложное положение.
поездку?
комментариев. Пакеты с продуктами у ее локтя зашуршали - там таяло мороженое
и отпотевали банки с охлажденным апельсиновым соком. Романы, поняла Руфь,
как и все вообще, слишком многого требуют. Всем нам приходится платить
фантастическую цену за то лишь, что мы существуем. Она задумалась - внезапно
в уголке ее глаза возник Ричард, и она вся сжалась, боясь, что он сейчас
ударит ее. Он зло, с наигранной решительностью, потушил сигарету, ткнув ею в
пепельницу на приборном щитке.
похожи. Давай погуляем. И не смотри на меня так - я тебя не удавлю. - А он
наделен способностью ясновидящего: эта мысль у нее мелькнула.
которой в пятнах солнечного света тучами толклась мошкара. Укрытые ветвями
болотных кленов от глаз рыболова, они поцеловались. Ногам ее стало холодно:
теннисные туфли ее отсырели, набравшись влаги из травы. Он возвышался над
нею, словно диковинное теплое дерево, которое она обхватила руками, играя в
прятки. Здесь, на природе, под прохладным небом, уже не казалось странным,
что ее целуют, - это было так же естественно, как то, что мать мыла ей
голову над кухонной раковиной с длинным медным краном или что продавец у
Гристеда, где она была полчаса тому назад, дал ей сдачу. Руки Ричарда,
вопреки обыкновению, как-то уныло лежали в изгибе ее спины, а не ниже.
взмолилась:
вибрирующие волны мошкары, ощущение мокроты и холода в ногах, образ
рыболова, как бы осуществлявшего контроль над их расставанием с дальнего
берега, где удочка и ее отражение в воде образовали своеобразную арку. Хотя
порой по утрам, когда особых дел не было, ей и хотелось, чтобы зазвонил
телефон, она все же была благодарна Ричарду за то, что он внял ей и в то же
время по-прежнему подходил к ней на вечеринках, словно ожидая, что она, по
старой памяти, поделится с ним некоей тайной. В общем-то, она не жалела, что
в ее жизни был этот роман, и, застегивая молнии на зимних комбинезонах детей
или ставя жаркое в духовку, не без удовольствия думала об этом приключении,
сокрытом в прошлом. Ей казалось, что во всех отношениях она стала лучше и
значительнее - почти такой, как надо: она не побоялась опасности и вынесла
из пережитого умудренность опыта, сделалась женщиной более совершенной,
терпимой. Было у нее все - и приятели в юности, и муж, и любовник; теперь
вроде бы можно и успокоиться.
***
все больше убеждалась в том, что пошла на этот шаг не столько ради себя,
сколько ради него, и то, что она отдалась другому мужчине, стало казаться ей
своеобразной жертвой - жертвой, никем не замеченной. Пока роман был в
разгаре, она не раз представляла себе, что будет, когда Джерри узнает: удар
грома, оглушительный грохот, изобличающий яркий свет, всеочищающее
разрушение. Но брак их выстоял, тупо и прочно, словно заброшенный храм, в
который никто не ходит, и когда она вернулась в его лоно, - сознание вины
давило на нее, и она принялась надраивать полы, перебила диван синей
парусиной, накупила специй для кухни, изучала тетрадки детей, словно каждая
была частью Священного писания, - Джерри, по всей видимости, даже и не
заметил, что она какое-то время отсутствовала. Мысли о Ричарде, воспоминание
о физической близости с ним, физически острое предвкушение встречи какое-то
время наполняли все ее существо; трепещущая, переполненная чувствами,
открытая, стояла она перед зеркалом их брака - и не видела ничего, кроме
пустоты. Знакомое ощущение. Ее отец был всецело занят любовью к ближнему, а
мать - любовью к отцу, и Руфь выросла, считая, что ею пренебрегают. Она
принадлежала к унитариям, и означало это лишь то, что душа у нее хоть и в
крошечной степени, но все же существовала.
все меняется. Чарли поступил в первый класс Гринвудской начальной школы;
Джоанна, уверенная в себе девчушка с высоким лбом, пошла в третий класс. Эту
юную особу превращение в женщину наверняка не смутит: вся страсть ее
родителей той поры, когда оба учились в художественной школе,
материализовалась в ней, их первом творении во плоти и крови. Постепенно
Руфь набрала прежний вес, потерянный летом из-за неприятностей на нервной
почве с желудком. Зима словно бинтом стянула пламенеющую осени. В тот год -
первый год президентства Кеннеди - реки и озера замерзли рано и превратились
в чудесные черные зеркала катков. Катаясь на коньках, Руфь летела и в полете
обретала свободу. Она водила машину слишком быстро, пила слишком много и
убегала на коньках вверх по реке, оставляя далеко позади Джерри и детей, -
скользила стремительными, широкими рывками меж застывших стеною по берегам
стройных серебряных деревьев. Желание летать появилось у нее после фиаско,
которое она потерпела с Ричардом, - а это было фиаско, ибо если роман не
закончился браком, то это фиаско.
богословскими книгами уже утратила для него интерес - только листочки бумаги
в каждом томике отмечали, сколько он прочел. Страх оставил после себя след -
разухабистость. Джерри безудержно увлекся твистом, и на вечеринках, глядя,
как он извивается в экстазе, взмокший от пота, Руфь словно видела перед
собой таинственно возникшего сына, которым она могла лишь с опаской
гордиться, - такой в нем чувствовался переизбыток энергии. Джерри бросил
курить и принялся скупать модные пластинки, которые крутил до тех пор, пока
не начинал подпевать в унисон: ?Рожденный для утрат, я прожил жизнь
напрасно...? Это выглядело бы нелепо и жалко - как-никак мужику тридцать
лет, - если бы он не казался таким одурело счастливым. К нему вернулась
легкая, беззаботная импульсивность - качество, запомнившееся Руфи со времени