пространства. Солнце наконец нагрело воздух. Держится хороший попутный ветер
-- даже самые быстрые автомобили со свистом проносятся назад под крыльями.
биплана. Попутный ветер --это всего лишь небольшой вихрь в огромном
воздушном водовороте, который вращается по часовой стрелке вокруг центра
области высокого давления где-то на севере. Самолет, который летит сейчас в
том же направлении, что и я, но к северу от этого центра борется со
встречным ветром. Мой попутный ветер, конечно, долго не продержится --я
улетаю прочь от центра давления, и, даже несмотря на то, что моя скорость
немногим больше сотни миль в час, я вскоре почувствую, как изменяется
направление ветра. Ветер уже за эти два часа из строго западного стал
немного юго-западным. Еще через несколько часов он станет боковым южным
ветром, толкающим меня вправо от курса, и мне придется лететь как можно
ниже, чтобы избежать его вредного влияния.
на собственном опыте. Не зря бытует выражение "вправо сносит -- к худшему".
Если дать ветру снести тебя, то вскоре из зоны хорошей погоды и высокого
давления попадешь в область низкого давления, где царят низкие облака и
видимость постепенно ухудшается, пока тебя не окутает сплошная дымка. Если я
сейчас хоть немного поверну вправо, так, чтобы ветер снова стал попутным, я
рискую начать летать по кругу, в котором погода все время будет хорошей, по
кругу с центром в области высокого давления. Но тогда я в конце концов
окажусь там, откуда начинал. Двигаясь вперед, своим курсом, мне следует
вскоре ожидать бурю-другую. Но я благодарен за то хорошее, что уже получил,
за те ясные погожие дни, что посетили здешние места. К тому же погода пока
держится -- нигде, вплоть до самого горизонта, нет намеков на низкие облака.
города. Даллас- Вернее, Даллас/Форт Уорт. Он постепенно подымается и все
четче прорисовывается -- великан, развалившийся на солнце. Я отклоняюсь к
югу, чтобы облететь город. Он должен бы выглядеть с воздуха как и всякий
другой город, но для меня это не так. Я не могу объективно смотреть на
Даллас. Дело в том, что здесь развернулась в свое время ожесточенная борьба
между аэропортами Далласа и Форт Уорта. Каждый город утверждал, что его
аэропорт лучше удовлетворяет нужды обоих городов, и в конце концов в спор
пришлось вмешаться правительству, которое урегулировало вопрос. Но там
внизу, между теми, кто летает, и между диспетчерами остались взаимные обиды,
там идут в ход всякие едкие прозвища.
двигателя появляется печальный обертон. Это город, в котором застрелили
Президента. Хорошо, что у меня нет необходимости приземляться.
проясняется. Я нахожу шоссе номер 80, которое следующую тысячу миль будет
моим главным навигационным ориентиром. Вскоре мне придется где-нибудь
садиться. Вот, согласно карте, Вестерн-Хилз. Я делаю круг над маленьким
городом и его аэродромом. 8:30 утра, но на поле -- никаких признаков жизни.
Ангары закрыты, на стоянке пусто. Мне наверняка придется ждать, чтобы
заправиться топливом. Я неплохо летел с попутным ветром, к тому же впереди
по дороге будет другой аэропорт, где уже кто-нибудь проснулся. Кроме того,
каждая миля, оставшаяся позади, означает, что впереди стало одной милей
меньше. Согласившись с этим достаточно очевидным для всякого, кто
путешествует в открытой кабине, утверждением, я устремляюсь вперед. Стрелка
магнитного компаса в форме буквы "W" подрагивает относительно линии на
шкале. Теперь ветер стал полностью боковым, и, оставаясь на высоте, я ничего
не выиграю. Поэтому ручку управления вперед, -- и мы ныряем в тот слой неба,
где скорость ветpa уменьшается благодаря его контакту с землей. На высоте
пятьдесят футов мы выравниваемся над пустынной дорогой и летим, то
поднимаясь, то опускаясь, -- повторяя очертания невысоких окрестных холмов.
подробно рассмотреть, поскольку теперь я не обгоняю их столь быстро.
Автобус, который построят где-то в будущем, а в нем у заднего окна
столпились еще не рожденные дети. Я машу им рукой сквозь время с расстояния
в пятьдесят футов техасского воздуха, и в ответ получаю лес машущих рук.
Приятно видеть, что еще кто-то движется в этом же кусочке пространства, и
становится интересно узнать, что они думают, глядя на нас, в 1929-й? Не
напоминает ли им это что-нибудь? Помнят ли они то время, когда ехали по той
же самой дороге (тогда она была грунтовой) и где-то в этом же месте вдоль
нее по небу летел самолет -- такой же, как летит сейчас? Как он не спеша
тащился вперед и постепенно исчезал слева от дороги --точно так же, как
исчезает этот самолет?
было ли это привычкой в те далекие дни. Вероятно, нет. Лети со стороны
солнца, и твой номер не смогут прочесть. Защитная привычка. Хотя, я думаю,
иногда она избавляла меня от лишних неприятностей. Не так уж много людей
знает, что в ненаселенной местности самолет совершенно законно может лететь
ниже верхушек деревьев. Если кому-то не нравятся старые самолеты, он мог бы
разглядеть мой огромный регистрационный номер и заставить меня потом
доказывать свою невиновность. В инструкциях лишь говорится, что я должен
пролетать на расстоянии не менее пятисот футов от любого человека,
находящегося на земле, пятьсот футов над ним или пятьсот футов в сторону от
него -- значения не имеет. Сейчас, когда я укрываюсь от ветра и вокруг полно
ровных площадок, куда можно сесть, я выбираю лететь на пятьсот футов в
сторону. В солнечную сторону.
начинают задевать асфальт по обе стороны от осевой линии. Я сижу,
выпрямившись, заглядываю, вытянув шею, вперед, поверх ветрового стекла, за
нос, и просто наслаждаюсь низким полетом. Мимо со свистом проносятся
телеграфные столбы, и, положив один локоть на край кабины, я чувствую себя
почти водителем автомобиля. За одним замечательным исключением -- я могу
потянуть руль на себя и с ревом взмыть прямо в небо.
большое в мире удовольствие. Для него, забывает он при этом добавить. Для
него. Для всех же остальных -- ладно, для меня, это удовольствие больше
похоже на ужас. На земле нужно одновременно преследовать столько целей, что
нет ни места, ни времени подумать о чем-то другом. Гонщик должен все время
держаться на узкой асфальтовой ленте, и если что-то окажется у него на пути,
или даже если дорога не наклонена под нужным углом, -- ему не сдобровать.
Каждую секунду, выжимая газ, ему нужно серьезно думать об управлении. С
другой стороны, небо -- для мечтателей. Оно им прекрасно подходит, поскольку
здесь столько простора, столько свободы! Взлет и посадка в старом самолете
требуют некоторого внимания, но сам полет -- штука простейшая. По простоте
управления полет можно сравнить разве что с... да ни с чем его сравнить
нельзя! Впереди препятствие? Поднимись над ним. Облети его вокруг. Пролети
под ним. Полетай кругами и поразмысли о нем. Ничего этого гонщик сделать не
может. Он может лишь попытаться остановиться. Вокруг пилота столько
простора, что он может откинуться на сиденье и расслабиться. Он может долго
смотреть назад, вверх или вниз. Глядеть вперед -- это своего рода
формальность, которой мы следуем по привычке, усвоенной на земле. С землей
пилот может делать что ему вздумается -- наклонить ее, завертеть ее,
поместить ее над головой или сзади перпендикулярно хвосту. А может просто
позволить ей сонно тащиться внизу и, глядя сквозь узкие щелочки глаз,
увидеть ее туманной, ненастоящей.
что пилот ни в коем случае не должен отвлекаться от требующей неусыпного
внимания задачи полета на самолете, что, если он позволит своему вниманию
хоть на секунду переключиться на что-либо другое, -- неминуема трагедия. Но
после того, как сам немножко полетаешь, становится очевидно, что они смотрят
на все чересчур серьезно. Пилот-ученик уже на первом же уроке убеждается,
что самолет сам по себе летит гораздо лучше, чем если бы он им непрерывно
управлял. Чтобы оставаться в воздухе, самолет не требует постоянной
концентрации внимания, которая нужна автомобилю, чтобы не сойти с узкой
трассы. Если пилот соблюдает основные меры предосторожности -- следит за
тем, чтобы не влететь в дерево или не врезаться в склон горы, -- небо для
него -- превосходное место, где можно путешествовать, не обдумывая каждый
свой шаг
несколько более внимательным, чем тогда, когда между колесами и землей
пятьсот или тысяча футов. Сейчас я могу почувствовать себя гонщиком, но без
неприятностей, которыми грозит его ремесло. Если я не впишусь в поворот, я
могу преспокойно следовать дальше, за ограничительный бордюр, пролететь над
деревьями и камнями и не ощутить ни малейшего подрагивания своей машины.
на себя и вираж в сторону солнца, чтобы отлететь на положенные пятьсот
футов. Я невольно улыбаюсь. Каково бы, интересно, было мне, следуя в
автомобиле по обыкновенной дороге, въехать на холм и тут нос к носу
столкнуться с самолетом, который несется мне прямо в лобовое стекло? Со
стороны пилота не слишком вежливо так поступать по отношению к людям, хотя в
этом и нет ничего запретного. Нужно сначала заглядывать за гребень холма,
чтобы не напугать ненароком какого-нибудь несчастного водителя, который
хотел бы побыть наедине со своим размеренно пыхтящим поездом мыслей.
прижимаясь к дороге. Раз или два наши колеса случайно задевают асфальт по
обе стороны от осевой линии.
и ушли далеко вперед от того места, где я рассчитывал быть в это время.
Впереди по курсу на карте значится город Рейнджер, штат Техас, а в нем
--аэропорт. Я поднимаюсь повыше и отыскиваю взглядом водонапорную башню,
место пересечения с еще одним шоссе и недостроенное здание. А вот и
аэропорт. Для такого маленького городка он просто огромный -- три земляные
полосы пересекаются под углом друг к другу, а рядом -- пара ангаров. Делаем
круг, смотрим на ветровой конус, затем, поблагодарив мысленно человека,
Шилова Юлия
Браун Дэн
Флинт Эрик
Гуль Роман Борисович
Шилова Юлия
Никитин Юрий