голову камнем. Еще когда он бросил женщину под насыпь и прыгнул следом, она
поняла, что он ее убьет, просила: "Не убивайте меня! Я еще молода, и у меня
скоро будет ребенок..." Это только разъярило убийцу.
прокуратуру -- с жалобой на плохое питание. На суде в последнем слове
бубнил: "Я все равно кого-нибудь убил бы. Что ли я виноват, что попалась
такая хорошая женщина?.."
тридцать, заимели трех детей, плохо их кормили, плохо за ними следили, и
вдруг четвертый появился. Очень они пылко любили друг друга, им и трое-то
детей мешали, четвертый же и вовсе ни к чему. И стали они оставлять ребенка
одного, а мальчик народился живучий, кричит дни и ноченьки, потом и кричать
перестал, только пищал и клекал. Соседка по бараку не выдержала, решила
покормить ребенка кашей, залезла в окно, но кормить уже было некого --
ребенка доедали черви. Родители ребенка не где-нибудь, не на темном чердаке,
в читальном зале областной библиотеки имени Ф. М. Достоевского скрывались,
имени того самого величайшего гуманиста, который провозгласил, да что
провозгласил, прокричал неистовым словом на весь мир, что не приемлет
никакой революции, если в ней пострадает хоть один ребенок...
ушел из дома и загулял. И гуляй бы он, захлебнись вином, проклятый, да
забыли родители дома ребенка, которому не было и трех лет. Когда через
неделю взломали дверь, то застали ребенка, приевшего даже грязь из щелей
пола, научившегося ловить тараканов -- он питался ими. В Доме ребенка
мальчика выходили -- победили дистрофию, рахит, умственную отсталость, но до
сих пор не могут отучить ребенка от хватательных движений -- он все еще
кого-то ловит...
несправно. Вот его напарник по спецшколе и многим дежурствам, Федя Лебеда,
жил справно и ни разу не то что не ранен, но даже не поцарапан. На
пригородном участке у него дача почти в три этажа, да вся в резьбе, каминчик
даже есть, в керамическом ободке, и керамика цветом, формой и колером
напоминает ту же, какою безвкусно, зато дорого облицовано здание областного
управления внутренних дел. На даче Феди Лебеды много музыки, цветной
телевизор, машинешка, хоть и "Запорожец", но все же своя -- все, как у
добрых людей, и все как будто не уворовано, не унесено, все на бедную
милицейскую зарплату приобретено. "Жить надо уметь!" -- заявляет с вызовом
Тамарка, жена Феди Лебеды, работающая официанткой в ресторане "Север".
Хорошо хоть, увлеченная собой, искусством и чтением Маяковского, а может,
из-за "надежных тылов" в селе Полевка, Лерка не внимала этому лозунгу. Ну,
не то чтоб совсем не внимала, просто не придавала того первостепенного
значения ему, как та бедная женщина, которую Сошнин видел года три назад в
электричке тоже. Она сидела против него и почти всю дорогу плакала,
навалившись на стенку вагона головой, утираясь сперва носовым платком,
затем, когда платок намок и просолел, суконной косынкой, постепенно стягивая
ее с беловолосой головы, как бы свалявшейся в шерсть и неряшливой от давней
завивки.
поправив волосы и себя, добавила: -- Мужа я погубила. Хорошего человека..."
И снова захлебнулась слезами. Но ей хотелось выговориться, и она рассказала,
в общем-то, очень простую историю, до того простую, что хоть вой в голос от
ее простоты.
зарплатой, скромными возможностями. Много работали, любили друг друга. Пока
не народились дети, дочка с сыном, бегали в киношку, хаживали в театр, по
воскресеньям -- на реку, зимой -- на лыжах за город. Читали не очень чтобы
много и не очень чтобы "настоящее", но читали, телевизор смотрели, за хоккей
болели. Хорошо было им: росли дети, время катилось незаметно в трудах да в
заботах. Но вот она стала замечать во дворе машины, за городом дачи, в
квартирах друзей и знакомых ковры, хрусталь, магнитофоны, модную одежду,
красивую мебель...
другую, более добычливую должность. Он уперся. Она его разводом стращать,
разлукой с детьми. Перешел муж на добычливое место и хоп -- приносит домой
денег сверх зарплаты, аж на цветной телевизор! Во второй раз принес денег на
целый ковер, а в третий раз... домой не вернулся. И ждать его теперь
придется пять лет...
передачу. "Смотри, смотри на мужа-преступ- ника! Любуйся! Ты этого
хотела!.."
отвернулся, ни на что не реагирует, не плачет. Передачу не взял. Велел год
хотя бы не показываться на глаза. Напоследок только и сказал, что детей
своих ему жалко..."
недавно, Сошнин уже был на пенсии, ночью cработала сигнализация в новом
районе, в новой сберкассе, где и денег-то почти не было. Федя Лебеда,
потихоньку, полегоньку из угрозыска перебравшийся в ГАИ, затем во
вневедомственную охрану, поехал на сигнал с молодым, только что окончившим
училище сотрудником. У Феди Лебеды оружие, и все же к кассе пошел молодой,
безоружный сотрудник милиции. Подходит, видит: в дверях ковыряется человек.
И, как водится: "Ваши документы, гражданин"! Тот отвечает: "Шшас!" Лезет за
пазуху, вынает пистолет и в упор тремя выстрелами валит милиционера.
объект-то совсем не опасный и кто ж его знал, что у обормота безмозглого
есть оружие. Федя Лебеда был капитаном, стал старшим лейтенантом и сегодня
дежурит по отделению; со спокойной, охранной работы его передвинули на
"неспокойную", но он и здесь будет работать по принципу: "Нас не трогай, мы
не тронем"... И до майора, а то и до полковника дослужится. Молодой же
парень сразу получил вечное звание -- покойничек, потому как глупый был, по
тайному, твердому определению Феди Лебеды. Сошнин с Федей учился, долгое
время работал, и мыли и дела его нехитрые, уверенность в их незыблемой
правильности знал он наперед. Хорошо, хоть родился Федя Лебеда в годы, не
подходящие для войны, он бы, попади на фронт, не одного молодого дурака
подставил под пули вместо себя и потом даже не вспомнил бы о них.
Демидовича Ахлюстина. "Се ля ви, трудно поддающаяся теоретическому анализу",
-- глаголет интел- лектуалка Сыроквасова. "Эх, жизнь кубекова, обнял бы, да
некого!" -- вздыхает Лавря-казак. "В ей, в жизни, завсегда, как на рыбалке:
то клюет, то не клюет..." -- Эта философия дяди Паши, пожалуй что, самая
близкая к действительности и, главное, доходчивая.
грамоте в вечерней школе родной колонии очень строгого режима, находящейся
во-он за тем лесом, в торфяных болотах; Паша Силакова, гоняющая на мотоцикле
по сельским просторам пуще юноши; тесть Маркел Тихонович, не пришедший на
суд, чтобы "не разостраиваться"; теща, явившаяся в Починок в парадном
костюме, капроновых чулках, всем своим видом показывающая, что судят не того
и не так, как надо; народ, воспринимавший судейское действо словно
переживательный спектакль, -- все-все это жизнь, в которой "то клюет, то не
клюет", веселая, беспечная, немысленно суровая, непостижимо сложная и
простая, как те вон, пролетающие мимо окон электрички, тихие деревушки,
леса, болота, медленно удаляющиеся сонные унырки в лес, собака, рвущая цепь
у путевой будки, готовая укусить электричку.
вином, спит за загородкой городской тюремной машины и ни о чем не думает,
папы и мамы несчастных детей, пэтэушник, сгубивший юную мать, длиннее своей
жизни мотающий срок знаменитый зэк с отстреленной в побеге рукой, в
богоискательство ударившийся, -- все-все это было до них и будет после них,
-- все это жизнь, товарищ Сошнин. Вот и осмысли ее, поднимись до понимания
всей правды жизни, иначе зачем и для чего, не умея в руках держать топор,
лезть в плотники?
лес, вода, радость, горе, слезы, смех, ты сам с кривыми или прямыми ногами,
твои дети. Правда -- самое естественное состояние человека, ее не
выкрикнуть, не выстонать, не выплакать, хотя в любом крике, в любом стоне,
песне, плаче она стонет, плачет, смеется, умирает и рождается, и даже когда
ты привычно лжешь себе или другим -- это тоже правда, и самый страшный
убийца, вор, мордоворот, неумный начальник, хитрый и коварный командир --
все-все это правда, порой неудобная, отвратительная. И когда завистник с
рассудительностью вечного страдальца со стоном воскликнул: "Нет правды на
земле, но нет ее и выше!" -- он не притворялся, он говорил о высшей
справедливости, о той правде, которую в муках осмысливают люди и в попытке
достичь высоты ее срываются, погибают, разбивают свои личные судьбы и судьбы
целых народов, но, как альпинисты, лезут и лезут по гибельно-отвесному
камню. Постижение правды есть высочайшая цель человеческой жизни, и на пути
к ней человек создает, не может не создать ту правду, которая станет его
лестницей, его путеводной звездой к высшему свету и созидающему разуму.
души, -- все же нехорошая правда, бессмысленная правда, и страшнее она лжи.
зеркалом ладонями лицо -- отчего-то оно так быстро заросло. Да нет, темно
возле умывальника, или потемнело лицо от воспоминаний. Скорее всего, так оно
и есть. Ведь перед самым походом в издательство, утром не ранним,
выскоблился, намарафетился. Помочил расческу Сошнин, разодрал свалявшиеся
волосы, погладил себя по голове и пошел за почтой. Под лестницей как было
насвинячено, так все и оставалось: окурки, железные пробки, коробки от
спичек и сигарет, рванье бумаги и фольги, растоптанные селедочные головы,
куски хлеба. Здесь же, на газете, постеленной па пол, со всеми удобствами
Белов Вольф
Шилова Юлия
Круз Андрей
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Круз Андрей