Сергей, гремя цепью, влезал на нары и, упершись неморгающими глазами в
потолок, ожидал поверку. Цепь уничтожила последнюю надежду на побег. Восемь
однокамерников Сергея в молчанье и тоске коротали вечера.
водой земле, грязные лохмотья туч царапали гноящиеся по утрам дровяным дымом
култышки труб. Опростоволосившиеся деревья притюремного парка скулили
свистом веток о запоздавшей зиме и в своей теперешней никчемности и унылости
приходились сродни заключенным.
подвязанная веревочкой к брючному поясу, чтоб не волочилась, натирала до
боли колени, утомительно позванивая кольцами.
навсегда унес перезвень губных вариаций, а Устинов умную задумчивость и
серьезность, девять человек серыми истуканами стыли у стены, ожидая свистка
к отбою. Под учащенное дыхание девяти человек вдруг осклабилась железная
дверь камеры, и в ее зеве раскорячил ноги надзиратель.
кузницу!..
халат...
к другому, четыре человека. Теперь с вошедшими смертников было семеро. Глаза
каждого казались дегтисто-черными: зерна зрачков были неправдоподобно
велики, распираемые предсмертным осмысленным ужасом. Мысль, что вот уже
завтра их не будет в живых и никогда потом, кидала людей то из угла в угол
поодиночке, то в одну тесную кучу. До крови грызли руки, пальцы вырывали
пряди волос. Но нет, это не сон. Это - быль и явь, это - неумолимая правда,
как вот эти желтые цементные стены и стальные двери камеры!..
веренице других, ею же вызванных. Вот он сидит, смертник, тихо уставившись
черными глазами в угол камеры. По судорожно сжатому рту его скользнула чуть
уловимая улыбка. Что ж! Он вспомнил почему-то май, что был пять лет тому
назад. Тыквы куполов Новодевичьего монастыря до рези в глазах горели тогда в
лучах нехотя уходившего за Воробьевы горы солнца. Таня... тогда еще Татьяна
для него, шла вся голубая: платье, лента в русых косах, глаза... У самой
стены монастыря он рассказывал ей что-то очень простое и обычное из
студенческой жизни, но тогда казавшееся ему интересным и особенным; они оба
искренне и весело смеялись, и, конечно, не над тем, что он рассказывал.
Просто хотелось тогда смеяться, прыгать и посылать воздушные поцелуи через
Москву-реку всем карнизам цехов Дорхимзавода... Потом сын Вова, потом
война... потом - плен, и... дергался замечтавшийся смертник, вскакивал на
ноги, стягивал ворот посконной нательной рубахи до хрипоты, до пепельного
налета на лице...
пятнадцати минут, - не выдержал один из обреченной семерки. Сняв кальсоны,
он яростно начал разрывать их на части. Затем, связав из кусков длинную
ленту, дико прыгнул на нары и замотал один конец за свисающее с потолка
кольцо, другой за шею. Никто не мешал самоубийце. Зачем?.. Подогнув ноги, он
резко опустился, и скрежет зубов и хрип горла вытолкнули синий клубок пены
на волосатый подбородок...
ничего нельзя было сделать... Оставалось последний раз прошагать мысленно
свои двадцать три года. Нет, в прошлом все было как надо... Иначе он и не
мог. Только так, как было и должно быть! И только обрыв этой немноголистной
повести нелепый... без подписи, без росчерка...
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
бесчувственным, апатичным и ленивым к восприятию ощущений. Шестеро
смертников к концу ночи выглядели спокойней. Серые их лица хранили
покорность и бесстрастье, и лишь инстинктивная воля к самосохранению согнала
всех в тесную кучу в дальнем углу нар.
смертникам, полузагораживая дверь камеры. Длинный раздувшийся язык бычиной
селезенкой выполз изо рта висевшего и загнулся в сторону уха. Огромными
оловянными пуговками синели выкатившиеся из орбит глаза и, казалось, вот-вот
упадут на доски нар, как падают с дуба созревшие желуди.
муки, протест и жалобы. Пусто в голове. Лень в теле. Лишь неугомонное сердце
отбивает без устали удары-секунды. Что же ты, сердце? Куда ты? Ну, замри на
минуточку, останови ночь! Ты знаешь ведь, сердце: мы мало жили... Слышишь,
мое сердце? Знаешь? Я хочу жи-иить!!!
и грохот открываемой двери. Вот оно! Как подброшенные током огромной силы,
вспрыгнули смертники на ноги и... стали прятаться друг за друга. Ломая
пальцы чьих-то рук, обхвативших его живот, Сергей тихо двинулся по нарам
мимо удавленника к двери, туда, где стали у стены четыре гестаповца в черных
клеенчатых плащах. Словно по команде, они держались левыми руками за пряжки
своих поясов с надписью "с нами бог", а правыми придерживали у бедер черные
автоматы. Два надзирателя и давний знакомый Сергея - начальник вещевого
склада - стояли поодаль у самой параши.
разглядывали висевшего.
Высокий белый лоб его пересекала темная косичка спутанных волос, серые
впалые щеки подергивались энергичным сжатием зубов.
Попову, стал рядом.
принесли надзиратели Куликова из угла камеры. Он не стонал и даже не плакал.
Неподвижными рыбьими глазами изумленно уставился он на гестаповцев, сидя у
ног Попова и уцепившись за его кальсоны.
за ним.
ними Куликова. Двери камеры захлопнулись, прикрыв гестаповцев, одного
надзирателя и трех смертников с одним повесившимся.
Сергей. - Куда ведете?
шевелились звезды. Декабрь выклеивал на широких окнах канцелярии стальные
листья папоротника, наивными мотыльками кружил вокруг висевшей над воротами
лампы редкие сверкающие снежинки. Во дворе, на тонком батисте молодого
снега, только что, видимо, развернувшийся автомобиль наследил огромный
вопросительный знак. Оставив Сергея, Попова и Куликова у каменных ступенек
крыльца и поручив их привратнику, надзиратель вбежал в канцелярию. Оттуда
сейчас же вышли два жандарма. Еще в коридоре Сергей заметил в их руках
что-то тускло сверкавшее.
их похожими на болотных чибисов, врезались околышами в бритые затылки.
Огромные черные кобуры маузеров болтались у них на левых бедрах, в руках
пылали никелем новенькие наручники. В один миг левая рука Сергея была
скована с правой рукой Попова, а не перестававший дрожать осиновым листом
Куликов прилип к правой руке Сергея...
Временами слышен лишь размеренный шаг фашистских патрулей да испуганный от
привидевшегося во сне коридорный лай "бонзы".
клумп.
узкий переулок, ведущий к вокзалу.
в просторный карман халата.
амуничным скарбом, словно иранские ишаки хлопком, стоя у окна кассы,
завтракали. Перед каждым на "Дойче цайтунге" лежала треть буханки хлеба, а
Шилова Юлия
Березин Федор
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Прозоров Александр
Самойлова Елена