судорожно усмехнулся. Он стоял на ногах, пошатываясь, - живучая сила
держала его на земле. И вплотную придвинулась темная глубина стоячих,
немигающих глаз переводчика, вонзилась острыми иголочками ему в зрачки,
ноздри прямого носа раздувались.
Слышите вы?
багровое и какое-то все потное и сытое, как после обеда. Оно сочувственно
морщилось, покачивалось, толстые складки короткой красной шеи наплывали на
воротник с черной окантовкой. И новое лицо это как-то ласково подмигнуло
Овчинникову, рыхлые губы расползлись в улыбке, показывая золотые, тусклые
от еды зубы, и на мягкой, крупной ладони его взлетел парабеллум - человек
играл им. "Вот этот новый убьет меня, - подумал Овчинников. - Это тот,
кого звали Вилли..."
клокочущим смехом.
оборвав смех, и правой рукой ударил переводчика в подбородок. -
Проститутка! Шкуру с меня сдирайте, ни слова вам не скажу! Ни слова!
Поняли? - и снова засмеялся хрипло и страшно, шагнув к немцам. - Думаете,
в Чехословакию прорветесь? Не-ет!. Вам коне-ец! Все-ем вам конец! Ни одна
сволочь не уйдет! Ни одна... Вас, как крыс, душить надо, как крыс!.. Я сам
десять танков ваших сжег! Вот они, в котловине горят! И если б...
щеку, быстро, подобострастно говорил что-то нахмурившемуся седому немцу,
говорил, словно оправдываясь, и просил о чем-то. И в то же время вынимал
из кобуры пистолет.
предохранитель, переводчик подошел к Овчинникову, глянул мерцающими
щелками глаз. Затем опять просительно что-то сказал двум немцам, стоявшим
за спиной Овчинникова, и его повели.
курва, как умрет лейтенант Овчинников!
стало ему, никто не сжимал раненую руку, но он все-таки хотел повернуться,
чтобы увидеть то, что ожидало его за спиной, прохрипел:
грудь, и он еще почувствовал жесткий удар земли в щеку, а почувствовав
это, он хотел вспомнить что-то ясное, чистое, синее, что было в его жизни,
что должно было быть, но не мог вспомнить...
секунду к нему, улыбаясь золотой улыбкой, вразвалку подошел тот самый
вызванный Вилли, нагнулся, потом, презрительно поморщась, взглянул на
переводчика и спокойно, расчетливо выстрелил три раза в лицо Овчинникову,
который в эти секунды еще жил...
9
предполагал Новиков, ударный кулак окруженной немецкой группировки,
вырвавшись из кольца под Ривнами, не сумел с ходу пробить брешь к границе
Чехословакии, потерял силу удара под массивным огнем артиллерии, увяз в
минном поле. Сохраняя силы, немцы отошли в лес, левее ущелья, окапывались
на опушке. Подожженные танки перед высотой, бронетранспортеры, разбитые
машины на шоссе неохотно и дымно горели до полудня. И как только начал
затихать здесь бой, стала особенно слышна тяжеловесная канонада в стороне
Касно. Грифельная мгла косо шла над городом, занимая полнеба. Во мгле этой
через каждые полчаса приходили с востока большие партии наших штурмовиков;
разворачиваясь, ныряли над улицами, подолгу обстреливали и бомбили,
казалось, центр города.
было. Солдаты, исступленные боем, вповалку лежали на огневой в неподвижном
оцепенении тяжелой дремоты. Грело солнце. Даже во сне хотелось пить,
кислая горечь была во рту.
зевая, загремели котелками, ложками выскребывали из них землю. Но ели
пшенную кашу устало, не жадно, запивая терпким трофейным вином, все
косились на горевший город, недоверчиво взглядывали на удивительно чистый,
солнечный, синий край неба над Карпатами.
по-летнему белые облака, а внизу под ними дремотно, покойно желтели сосны,
голубело, поблескивая, озеро, не по-осеннему обогретое солнцем. Туманный
круг его стоял над вершинами лесов, над острыми пиками Карпат.
странность этой без единого выстрела тишины, этого солнечного блеска,
тепла, установившегося перед высотой. Непрерывные раскаты боя в городе,
появление самолетов создавало чувство неуспокоенности, упорно нацеленного
удара в спину.
человек и два орудия. Кроме того, он понимал, что в зависимости от успеха
боя на юго-западе немцы повторят удар с севера, решающий удар для той и
другой стороны. Он знал это - и не повторение боя волновало Новикова. Он
ждал снарядов, обещанных майором Гулько. Ни снарядов, ни связи с
дивизионом не было, и возникло тревожное предположение: немцы прорвались к
центру города, отрезали от дивизиона батарею, нарушили связь.
по-настоящему жрать! - сказал Новиков, сам чувствуя в своих словах
фальшивую веселость. - Наминать кашу так, будто на три года в оборону
здесь встали!
нарезал тонкими ломтями душистый ржаной хлеб, старательно, долго вытирал
ложку чистой паклей. Новиков, сидя на станине, взял ложку, зачерпнул из
котелка и, поднеся к губам, сказал насмешливо:
хватает. Верно? И на кой... нарезали аристократическими ломтиками хлеб?
Себе вон кусищи какие навалили! Вы за кого меня - за красную девицу
принимаете? А как у вас аппетит, младший лейтенант?
положил отдельно для себя на расстеленную плащ-палатку.
ярко-синими глазами на замкнутое лицо Ремешкова, черенком ложки сдвинул на
затылок фуражку, хотел спросить: "А где же ваш вещмешок?" - но
поперхнулся, закашлялся и, прикрывая смущение, спросил, обращаясь к
Новикову:
легкомысленного человека отстегнул фляжку от пояса.
пить не будем.
фляжку. - После такого боя стоило. А то каша в горло не идет! Нет, а я все
же выпью! Можно? За подбитые танки, товарищ капитан! - И, запрокинув
голову, отхлебнул из горлышка несколько глотков, дружески, взволнованно
сияя глазами, предложил фляжку солдатам: - Кто хочет, товарищи? Ну, орлы,
что вы как мертвые? За подбитые танки! Всем по глотку!
Алешин, покраснел и так заскреб ложкой в котелке, что Новиков чуть
улыбнулся.
стрельбой по танкам, его неистребимо подмывало говорить об этом,
вспоминать и удивляться той полноте ощущений, которые он пережил только
что. Однако солдаты не были расположены к этому разговору.
руки под затылок, блуждающе глядел в небо желтоватыми воспаленными
глазами. Подбородок грязно оброс, галифе на длинных ногах порвались в
коленях. Он сказал шепотом:
они... - И приподнялся, остановив тоскливый взгляд на Новикове. - Погибать
тут, не в России, - вое одно що мордой вышню давить. Двинут они - и конец
хлопцам. Туда бы, к орудиям, ползком, та помаленьку на хребтине - раненых
сюда. А, товарищ капитан?
облаков в небе, губы его подрагивали.
Ремешков вещмешок. Да и тот вещмешок... Сбоку разрывной очередью
полоснули, так оттуда белье, як кишки, полезло...
хлеба, жевал осторожно.
исполнить его, люди эти, бросившие раненых, понимали и чувствовали, что
потеряли свою человеческую ценность и для Новикова, и для солдат: никто
будто не замечал обоих.
освобожденной Житомирской области. Необычно высокий, длиннорукий,
длинноногий, бывший учитель арифметики в сельской школе, он не был, как