сил загнать его на место... Стентону не нужно было даже идти к ней - он
только протянул руки и обнял Кору. Не было ни мыслей, ни слов - только
руки и губы, и больше ничего не было нужно, потому что и мысли и слова
могут лишь обманывать и мешать. И так было бесконечно долго, пока где-то
на краю сознания не всплыл тот давний день, и Стентон отчетливо услышал
веселый голос Коры: "За все надо платить, капитан!"
ему гортань. Он закашлялся.
лбом к стеклу. Броситься за ней, догнать, вернуть! Но сделать этого он не
мог. И знал, что никогда не простит себе этого.
закурил и долго сидел, глядя на мертвые циферблаты контрольного
дубль-пульта над столом. Почему так? Если с тобой происходит что-то на
море или в воздухе, то стоит отстучать ключом три точки, три тире и снова
три точки, стоит трижды крикнуть в микрофон "Мэйдэй"!" - и все сразу
придет в движение. И если можно сделать хоть что-то, если есть хоть один
шанс на миллион, чтобы выручить тебя из беды, - будь уверен, что этот шанс
используют непременно. Но когда приходит настоящая беда, беда, горше и
больнее которой для тебя нет, кто поможет тогда? Кому ты крикнешь
"Мэйдэй"?
китайский чай. Какой-то невероятный и исключительный. Он еще цел?
извлек из него пеструю картонную коробочку.
что-нибудь...
телефоном, он проверил, подключен ли селектор дирижабля ко внутренней сети
Гайотиды, и набрал номер.
Захарова на том конце провода произнес:
воспользоваться им? Чай я принесу - не маврикийский, правда, а китайский,
люй-чай, в оригинальной упаковке. Подойдет?
- подумал он. - Ну да ничего, завтра отосплюсь. В самолете". На часах было
двадцать два десять - значит, лег он полчаса назад... Захаров улыбнулся,
быстро оделся, поставил на электрическую плиту чайник и принялся убирать
постель.
внешнего и внутреннего манометров. Все в порядке: давление внутри было
чуть-чуть выше наружного. Он нажал кнопку замка, и диафрагма люка начала
раскрываться. Аракелов был уже наготове: пригнувшись, он оперся руками о
закраины горловины, чтобы, едва отверстие достаточно расширится, одним
толчком ("Трап - для умирающих батиандров", как говаривал старик Пигин)
бросить тело вниз, в темноту.
холодный, рассеянный свет, и это не был свет прожекторов. Диафрагма
раскрылась полностью, и Аракелов увидел уходящие вниз металлические
ступеньки трапа. На одной из них сидел... сидело... Нет, не осьминог. И не
кальмар тоже. Скорее что-то среднее между ними - ярко-оранжевое
бесформенное туловище удобно устроилось на ступеньке. Два огромных круглых
глаза в упор смотрели на Аракелова, и в них читалось откровенное ехидство.
Восемь ног спускалось вниз, и существо болтало ими в воде - ни дать ни
взять мальчишка, сидящий на мостках у реки. А в двух длинных щупальцах был
зажат стандартный ротный спаренный лазер образца двадцать первого года.
Стволы его смотрели прямо в грудь Аракелову.
ни тому, что оно говорит, ни тому, что говорит оно голосом Жорки Ставраки.
примостился рядом с чудовищем. Ему было весело. - Маска, маска, я теб
знаю.
по-настоящему: он никогда не слышал, чтобы спруты мигали. - Да, ты пошел
вторым. Вторым уже не страшно...
знаю. И не боюсь.
уверенно. - А не поверят - плевать. Я-то знаю.
клюв было жутковато. - И никогда не узнаешь.
расплываться. Так расплывается чернильное облачко каракатицы.
сама не знаю, кем и чем буду завтра. Как же можешь знать это ты?
везде.
растворяясь в сгустившейся вокруг тьме. - Посмотрим... А пойдешь ли ты еще
хоть раз вниз? Разве трусы ходят вниз? И разве их пускают сюда?..
пойду!
и он проснулся.
лежал на боку, упираясь лбом в холодный пластик переборки. Хотелось пить.
Аракелов повернулся и сел. И тогда увидел, что за столом кто-то сидит. Кто
- разобрать было невозможно: из-за плотно зашторенного иллюминатора свет в
каюту не проникал. Он протянул руку к выключателю.
нужно было увидеть тебя первой. До того, как ты увидишь других. Вот я и
пришла.
из-за снотворного. Он протянул руку и нащупал часы. Поднес их к глазам:
слабо светящиеся стрелки показывали почти полночь.
должен быть стакан с соком. Он всегда в первую ночь после работы внизу
ставил рядом с постелью сок и, просыпаясь, пил. Это так и называлось;
постбаролитовая жажда. Ах да, спохватился он. Зададаев... снотворное...
Значит, соку нет. Но стакан неожиданно нашелся. Ай да Витальич! Кисловатый
яблочный сок быстро привел Аракелова в себя.
Сашка, да?
плечи у нее мелко-мелко вздрагивают. - Да что с тобой?
возникла залитая солнцем палуба и Марийка, томно раскинувшаяся в
шезлонге... "Мне в "Марте" посидеть надо, на следующей станции она по моей
программе работать будет". И зададаевские умолчания и увертки стали ясны.
Эх, Витальич!..