Рюкзачок за плечи - и айда.
болит? - Ленька виновато покачал головой. - Вот мы с Петром постановили: с
сегодняшнего дня чтобы ни капли. Согласен? - Ленька молча закивал головой. -
Ну иди, мы сейчас подойдем. Успеем, не беспокойся.
с лишним. - А когда Ленька ушел, сказал: - Это ты верно насчет Леньки-то.
Сам же, гаденыш, рвется пить, а выпьет - на ногах не стоит. Но теперь -
баста! Дело есть дело. Это мы в дороге малость побаловались. А потом, не
думай, я на Ленькины деньги не пил, может, сам он что... но я пью на свои.
мальчишку.
навел, должно быть, Петруху на какую-то давно не дававшую ему покоя мысль. -
Слушай, Авдяй, а до этого, до нас то есть, ты чем промышлял или работал где?
Может, ты из фарцовщиков будешь? Ты не зажимайся, нам теперь или за одним
столом гулять в ресторане, или одну парашу выносить из камеры. Кидай хоть
так, хоть эдак!
духовной семинарии учился.
учился?
дудочкой. - Так чего же ты ушел оттуда, или погнали за что?
Вот смеху-то!
Все зависит от самого человека. Сколько будут люди жить на свете, столько
они будут думать, есть Бог или нет.
колеса вагонов - их звук доносился в оставленную не закрытой какими-то
прошедшими через вагон пассажирами дверь тамбура. Петруха прикрыл дверь,
прислушался к приглохшему стуку колес и наконец сказал:
был...
А на хрен в таком случае едешь ты с нами, коли тебе Бог нужен?
деньгами двинулся!
Во-первых, он отчетливо уяснил для себя, что Сам, тот, который незримо
держал поездку гонцов за анашой под своим контролем на протяжении всего
пути, крайне недоверчив, расчетлив и, должно быть, жесток и что, если он
заподозрит что-то неладное в каком-нибудь звене проводимой им операции, он
не остановится ни перед чем, чтобы отомстить или обезопасить себя и стоящих
за ним. Этого надо было ожидать - на то она и торговля наркотиками. Второе,
что понял он из дорожных разговоров с Петрухой и другими, - на гонцов имеет
смысл воздействовать словом, что долг проповедника - доверительный разговор,
внушение словом без оглядки на грозящую опасность: несли же некогда
самоотверженные миссионеры слово Христа диким африканским племенам, рискуя
жизнью своей, ибо спасение душ ценой жизни может оказаться конечным итогом,
судьбой, смыслом его жизненного пути, - так он спасет душу.
была узловая, пересадочная, две ветки отходили отсюда в сторону
завидневшихся на рассвете далеких снежных гор, и потому проезжих в разные
концы здесь было много, что для гонцов имело свои удобства: можно затеряться
в той станционной суете. И все обошлось как нельзя лучше. Авдий удивился,
как запросто и деловито просочились они в обеденное время в привокзальную
столовую. Вместе с Авдием их было человек двенадцать (так показалось ему),
тех, кому предстояло отправиться дальше в степи за анашой. Сидели гонцы за
столиками разобщенно, по одному, по двое, но на виду друг у друга, хотя
между собой открыто не общались и внешне не выделялись среди дорожной толпы
- таких, как Ленька, и более взрослых парней, как Петруха, было полно. Все
куда-то и откуда-то ехали в разгар летнего сезона - типичное смешение
азиатских и европейских лиц... И хотя сюда то и дело заходили работники
милиции для наблюдения за порядком, и хотя на станции на каждом шагу
встречался милиционер, их это не беспокоило. Пообедали они быстро, уступив
место другим жаждущим своей очереди перекусить дежурными блюдами, и посла
этого по какому-то неуловимому знаку незаметно рассредоточились - каждый со
своим багажом: с вещмешком, с портфельчиком, в которых несли они хлеб,
консервы и прочие нужные им вещи. Вот так гонцы разъехались по местам,
растворились в бескрайних просторах здешних степей Примоюнкумья.
и санкционировано Самим, которого Авдию так и не удалось увидеть. Но в том,
что Сам незримо руководил всей операцией, не было никакого сомнения. Ехали
они с Петрухой в самый отдаленный конец, чуть не к Моюнкумам, на попутной
грузовой машине до отделения совхоза "Учкудук" за четвертной, выплачиваемый
Петрухой из денег, отпущенных Самим. На всякий случай сочинили они себе
легенду: они-де шабашники. Авдий - плотник, самый нужный в здешних краях
человек, что, кстати, соответствовало истине: Авдий и в самом деле был
неплохим плотником. Отец с детства научил. Петруха положил ему в вещмешок,
тоже на всякий случай, немудреный инструмент - рубанок, топор, долото,
предусмотрительно захваченные им из дому. Себя и Леньку Петруха должен был
выдавать за штукатуров и маляров - они, мол, на каникулах, учащиеся ПТУ и
ехали, стало быть, на отхожий промысел, в далекий Учкудук, в Примоюнкумье
подзаработать у степняков на постройках домов. Версия вполне правдоподобная.
припекало и продувало свежим степным ветерком. Правда, дорога, как и всякий
проселок, была никудышная - вся разбитая.
тучей - оставалось только отмахиваться да откашливаться. Единственное, что
примиряло с тяжелой дорогой, - окружающие пространства, невольно появлялась
мысль: были бы крылья, полетел бы над землей... "Теперь я как бы воочию
убедился, что земля - это планета, - думал Авдий, стоя у кабины. - А как
тесно человеку на планете, как боится он, что не разместится, не
прокормится, не уживется с другими себе подобными. И не в том ли дело, что
предубеждения, страх, ненависть сужают планету до размеров стадиона, на
котором все зрители заложники, ибо обе команды, чтобы выиграть, принесли с
собой ядерные бомбы, а болельщики, невзирая ни на что, орут: гол, гол, гол!
И это и есть планета. А ведь еще перед каждым человеком стоит неизбывная
задача - быть человеком, сегодня, завтра, всегда. Из этого складывается
история. Куда мы едем сейчас, ради какой жизненно важной надобности люди
ищут отравы себе и другим, что их толкает на это и что они находят в том
страшном круге отречения от самих себя?"
x x x
поселке, они с ходу нашли себе работу - подрядились на пару дней штукатурить
и столярничать в недостроенном доме одного чабана. Сам чабан находился с
отарой на отгоне, семья была с ним, а стройка пустовала, порученная
соседу-родственнику на тот случай, если объявятся вдруг, как в прошлом году,
шабашники. Они объявились, будто наперед знали, - Петруха, Авдий, Ленька,
три гонца-молодца.
Очажок устроили на дворе и кое-что варили даже. Надо сказать, работали как
звери. Петруха сам поднимался спозаранку, будил немедленно своих
артельщиков, Авдия и Леньку, и они принимались за дело, вкалывали до самой
темноты. Ужинали уже при свете костерка, и только тогда Петруха позволял
себе немного передохнуть и поразмышлять.
положено, с хозяина, конечно, получим. Но такие деньги, если хочешь знать,
нам тьфу! На один зуб! Это мы так, для отвода глаз. А вот как двинемся, да
на хорошее место выскочим, чтобы в две руки обрывать тот цвет, там дело
другое - один денек помотался по степи, зато целый год живи, как министр.
Ленька, ты-то знаешь? Так ведь?
слова, ни соседу, ни другим здешним, они люди добрые, и все равно - умри, но
никому ни слова. Особенно если кто заявится да начнет расспрашивать. Ты,
Авдяй, говори: мол, знать не знаю, ведать не ведаю, вон, мол, наш бригадир,
это я, стало быть, с ним, мол, и разговаривай, а я человек маленький, ничего
не знаю. Ясно?
Авдия, а то, что вынужден был помалкивать, не мог пытаться как-то повлиять
на ребят, вступивших на скользкий путь, жаждущих любой ценой добыть те