Чтение 19–й страницы книги ~Ближний Восток, 1993-94~

пролетариата назвали меня, хотя и переврав фамилию.

До тех пор Анечка упорно продолжала не обращать на меня внимания, тем
более, что после нашей встречи на КПП Лева купил ей мотоцикл. К счастью, у
нее не было прав. Теперь, когда я стал городской знаменитостью и народным
героем "русского"

населения, девочка стала, по крайней мере, со мной здороваться с
нормальным выражением лица.

В остальном мое положение было довольно гнусным: я разом потерял дом и
работу.

Пришлось поселиться в шикарном склепе на городском кладбище, о чем, к
счастью, газеты не пронюхали.

Тут я повстречал на улице Володю, Бениного друга, университетского
преподавателя английского. Он был так рад встретить человека,
интересующегося сравнительной лингвистикой, что пригласил меня пожить у
себя дома два-три дня. Больше всех, конечно, был счастлив его сын Сережа,
который никак не мог забыть чудесные кратеры на Луне.

Мне было ужасно неудобно, поскольку жизнь у них была очень тяжелая.
Володя работал токарем в нефтяном порту, а его жена - кассиршей на
японской фирме, занимавшейся выращиванием водорослей в соленых озерах
Аравы. Когда поздно ночью они приходили с работы, то казались
разведчиками, проведшими день в недрах вражеского генштаба.

- Ну как, благополучно?

- Да, сегодня обошлось. А у тебя как?

- Вроде все тихо.

Еле-еле проглоченный от усталости ужин - и отбой. Чем они питались,
когда меня не было и ужин готовить было некому, не знаю. Смотреть, как
мучаются такие отличные ребята, было выше моих сил, но тут мне как раз
удалось осуществить свою мечту. Я устроился сразу на две работы: на одной
мне платили за то, что я спал, а на другой - за то, что ел. К тому времени
я уже понял, что в Израиле зарплата обычно обратно пропорциональна
интенсивности труда.

Рони Малка по старой памяти рекомендовал меня сторожем в туристский
центр, а знакомый хиппи подсказал, что на одну из прогулочных яхт нужен
палубный матрос.

Поскольку я не стал скрывать, что ходил на яхте с контрабандистами по
Средиземному морю, капитан не мог не взять такого опытного моряка.

Теперь я вел странную жизнь. Дома у меня как бы не было, вещи частью
хранились у Бени в Хай-Баре, частью в шкафчике в Турцентре. Ночевал я на
диване, и единственной моей заботой было услышать, как часа в два ночи
подъедет полицейская машина. Если бы копы застали меня спящим, настучали
бы начальству.

Единственным развлечением был большой морской аквариум с коралловыми
рыбками.

Наблюдая за ними ночи напролет, я обнаружил, что где-то в районе
полуночи некоторые из них слегка меняют окраску, и даже написал об этом
заметку в местный зоологический журнал. Мое вооружение состояло из
маленькой рации с одной кнопочкой, которую я должен был нажать в случае
ограбления. (Мой предшественник на этом посту как-то нечаянно нажал на
кнопку - полиция приехала за 35 секунд).

Днем я дремал на пляже, купался, флиртовал с загорающими без лифчиков
туристками (были и редкие экземпляры в лифчиках, но что с идиотками
разговаривать?).

Питался в основном йогуртами и молочными шейками - в то время в Совке
они еще не были известны (напомню, что это был 1993 год), а на жаре лучшей
пищи не придумать. Правда, моему желудку потребовалось целых два дня,
чтобы привыкнуть к трехлитровым упаковкам. Я даже приспособил найденный на
свалке вибратор для встряхивания шейков перед употреблением.

Берег моря жил по-своему, совсем не похоже на замкнутый мир особняков и
каньонов Верхнего Эйлата, хотя разделяло их пятнадцать минут быстрым
шагом. Здесь жизнь кипела: гремела музыка, тусовалась молодежь, прямо над
пляжем заходили на посадку аэробусы, орали с пальм попугаи, сверкали над
водой летучие рыбки, на пятаке под неофициальным названием "русский пляж"
горланили песни мои соотечественники, разморенные жарой и финиковой
водкой. После обеда, когда жара спадала, я совершенно балдел от всего
этого и уходил к самой иорданской границе.

Здесь было тихо. Ласковые волны лизали изъеденные камнеточцами плиты -
остатки Эцион-Гебера, древней гавани, из которой царь Шломо (Соломон)
отправил знаменитую корсарскую экспедицию в Офир, к египетским золотым
рудникам в Южной Африке. Задумчивые цапли и чайки расхаживали по берегу
соленого ручейка, вытекавшего из чащи тростника и тамариска. На соленых
озерах маячили розовыми точками фламинго.

В самой глубине зарослей укрылась маленькая избушка - центр кольцевания
птиц. С середины января Реувен переселился сюда. Несколько раз в день он
собирал из паутинных сетей свою пушистую добычу, надевал ей на лапки
алюминиевые колечки и выпускал. Каждый день ему попадалось что-нибудь
интересное, а для меня птицы были как старые знакомые, ведь большинство из
них летело на север. Впрочем, местных обитателей я успел тоже неплохо
изучить: нежно-розовых синайских чечевиц, серых тимелий, черноголовых
бюльбюлей, и самую маленькую птичку, словно состоящую из одного только
голоса - песчаную славку.

Навестив Реувена, я снова купался, стараясь не задевать морских ос -
крошечных, почти невидимых медуз, которые жалят так, словно касаются
оголенным проводом, одевал вместо плавок джинсы и шел на яхту.

Яхта "Дюгонь" была всего двадцать метров длиной. Кроме нас с капитаном,
на ней были только кок, моторист, еще один матрос и девушка кэпа,
исполнявшая обязанности стюардессы и главбуха. Мы обходили все причалы, от
яхтенной марины до пирса дельфинария, где общением с дельфинами лечат
умственно отсталых детей.

Собрав десяток-другой туристов, мы везли их на часовую морскую прогулку.

Штормов в заливе Акаба не бывает, а ветер практически всегда дует на
юг. Отойдя под парусом к стыку границ четырех стран, мы ложились в дрейф и
ждали заката, ужиная вместе с пассажирами. Израильский и иорданский города
различались только тем, что в Эйлате было больше высотных домов. В
остальном все одинаково: белые домики, пальмы, корабли у причалов, отели,
портовые терминалы. А вот горы были совершенно разные.
Израильско-египетскую сторону покрывали зловещие черные отроги,
изгрызенные каньонами, а на иорданско-аравийской стороне ровной стеной
высился кирпично-красный хребет Джебель Бакир. Когда его освещало
заходящее солнце, некоторые туристы буквально плакали от восторга.
Дождавшись сумерек, мы заводили мотор и возвращались в город как раз к
началу моей смены.

Хотя теперь я сменил ремесло дворника на довольно романтическую
профессию моряка, мне все еще было очень далеко до того, чтобы составить
конкуренцию Леве.

Человек, которому суждено было дать мне шанс, появился неожиданно, и
звали его Джин-Тоник.

Я дремал на пляже, когда рядом со мной на песок опустились невысокий
упитанный парнишка и две длинноногих стройных девушки (без лифчиков). Они
болтали на безукоризненном калифорнийском английском, но парень вдруг
остановился взглядом на книге Л. Гумилева "Древние тюрки", лежавшей на
моих кроссовках с пером грифа вместо закладки.

- Славные девчушки, - неожиданно сказал он на чистейшем русском, -
составишь нам компанию? А то одна лишняя.

- Которая?

- Та, что все время улыбается.

- Она мне и так больше понравилась. Не люблю деловых.

- Та не деловая, а сдержанная. Знаешь, как в стихах говорится?

Нет, я не дорожу мятежным наслажденьем,

Восторгом чувственным, безумством, исступленьем,

Стенаньем, криками вакханки молодой,

Когда, виясь в моих объятиях змеей,

Порывом пылких ласк и жаждою лобзаний

Она торопит миг последних содроганий...

Я, конечно, тут же подхватил: