Чтение 19–й страницы книги ~Державин~

И, сидя над огнем, они продолжали точить кривые синие ножи, мазать
салом скрипучие пищали, набивать порохом и пыжом патроны.

- Еще посмотрим, - говорили они через минуту, вспоминая рассказ черного
мужика. - Еще спытаем, кто кого. И не таких мы шустрых видали. Ай бояться
их, собак!

В три часа утра Арапов приказал подниматься.

Двигались в серых предрассветных сумерках, и в тончайшем, ломком от
утреннего холодка воздухе звуки были особенно обострены и отчетливы. Голубой
туман окутывал людей, лошадей и повозки.

Шли долго.

Наконец за поворотом дороги в разрыве тумана показались овраги. Желтый,
замерзший песок, ковыль, снег, и в снегу голубые горы валунов. Летом здесь
бежала речка, и теперь над черным льдом был переброшен ветхий, трясущийся от
каждого шага березовый мостик.

- Ну, теперь уж скоро, - сказал черный мужик, взглянув на мостик. -
Теперь не больше трех верст осталось.

По плотному синеватому снегу сначала переправились люди, потом лошади,
мостик скрипел, гнулся, но выдерживал.

- Мост-то не разобрали, - заметил черный мужик, - знать, не ждут нас, а
то бы приготовили нам подарков.

Егорыч, наблюдавший со стороны за ходом переправы, резко обернулся на
голос.

- Ну, и вышел дурак, - сказал он равнодушно. - Не видишь, мост-то снизу
подшит новыми досками, значит, напротив того, сидят, ожидают.

В толпе зашумели.

Действительно, свежие еловые доски, видимо, подбитые совсем недавно,
сверкали внизу моста.

- Дела, - вздохнул черный мужик, - вот и понимай теперь, к чему это.

- Да ай солдату сладко живется? - отозвался на его голос старик с
мягкими, как лен, волосами и глазами почти небесной голубизны. - Эх ты,
Аника-воин! Ты у меня спроси. Я сам в солдатах почти двадцать пять лет
прослужил, так все прошел, и там, скажу, такая же честь: в зубы, да взашей,
да в ухо, да опять в зубы. Вот и вся наука. - Он поглядел на черного мужика.
- Ты вот поживи с мое, а потом и вякай. А я тебе скажу так, кого солдатская
вошь не ела, да кто под шпицрутенами не прыгал, тот и вовсе ничего не знает.
И такое мое мнение, что они и вовсе стрелять не должны.

Свистя и гикая, перетаскивали через мостик пушки.

Они шли гуськом, медлительно и важно, подняв к небу тяжелые черные
хоботы.

И уже почти закончили переправу, когда вдруг споткнулись на одной,
особенно тяжелой и упорной.

Человек десять толкали ее сзади и с боков, а она не двигалась, - стояла
на месте и на все усилия отвечала коротким и глухим гулом.

- Вот с таким чертом до ночи провозишься, - сказал злобно наводчик,
отходя в сторону. - Не идет, и вся тут. - Он поглядел на мужиков. - Кончай,
ребята, все равно ни черта с ней не сделаешь.

- Эх вы, соколы, - крикнул вдруг старик и, распахивая тулуп, бросился к
мосткам. - Одним только языком, видно, умеете работать.

Его хотели остановить, но он уже растолкал толпу и, крякая, насел на
бурый зад пушки.

- Разве ее так протащишь, - сказал он и вдруг крикнул: - А ну, заходи
отседа, вот, вот, ну-ка, ей теперь палку под хоботище. - Он вдруг сердито
плюнул. - Да я тебе говорю - палку, а ты мне корягу притащил, вот
беспонятный. Достал палку? Ну, давай ее теперь сюда. Нажимай на бока,
нажимай, нажимай! Да на бока нажимай, а не на перед! - Старик сбросил с себя
совсем тулуп. - Ну-ка, еще раз, - пошла, еще раз пошла, еще раз - пошла. Вот
так, так, поехала, матушка, поехала!

Пушка легко прошла через мост, пригибая книзу серебристо-сизые гудящие
доски.

Когда пошли на пригорок, сразу же увидали лазутчиков.

Настегивая коней, они неслись по хрустящему снегу, и, взглянув на их
радостные, разгоряченные лица, все сразу поняли, что битвы ожидать нечего.

А лазутчики подскакали к оврагу, и один из них, самый смелый и ловкий,
не слезая с коня, крикнул:

- Готовьтесь к битве, ребята, там уж и пушки выкатили и сами толпой
собрались у ворот. Без крови нипочем не обойдется.

- Не мели, - строго сказал Егорыч, - что ты такое бормочешь? Ишь,
язык-то растрепал, аль на свадьбу приехал? Не обойдется так не обойдется,
мы, чай, не набранная гвардия, нам не впервой их, собак, гладить.

Войско вышло на равнину.

Скоро показался частокол поселка.

Высокий и крепкий, он действительно мог явиться весьма серьезным
препятствием для захвата поселка. Колья, составляющие его, были такими
высокими, что из них виднелись только крыши да золотые луковицы колоколен.
Но, очевидно, и селенье находилось в ложбине.

- Ладная фортеция, много пороху придется потратить, - сказал старик и,
подняв ладонь к глазам, добавил: - А вон и солдатушки.

- Добро, - сказал Арапов, вглядываясь в толпу, стоящую около крепости,
- зададим мы им свадьбу.

Он знаком подозвал к себе ординарца, молодого, ладного парня с ровными
зубами, и сказал ему что-то, показывая на крепость.

Ординарец кивнул головой и через секунду уже несся по снегу, пригибаясь
к луке и горяча коня плетью. Войско следило за ним с тревожным вниманием. Не
доезжая саженей ста до крепости, он остановился, вынул из колчана стрелу,
вынул из сумки бумагу, обмотал бумагой стрелу и снял с плеча лук.

- Манифест пустит, - как вздох раздалось в толпе.

Далеко выгибаясь вперед, ординарец натянул лук. Махая шапками и крича,
к нему мчались из вражеского стана несколько человек. И так как у них не
было ни пищалей за плечами, ни пистолетов за поясом, ничего, кроме кинжалов,
при их приближении ординарец без всякого колебания отбросил свой лук. А
всадники доскакали до ординарца, и первый, ехавший на тонкошеем белом коне,
схватил за узду его лошадь и что-то быстро и рьяно заговорил. Потом
приблизились остальные и тоже заговорили, показывая на крепость, на
пугачевцев, себе на горло и опять на крепость и на пугачевцев. Ординарец
сказал несколько слов и тоже показал на крепость. Потом старший ударил
ординарца по плечу, они повернули лошадей и конь о конь поскакали к Арапову.
Толпа стояла в тревожном недоумении так, как ее выстроил Арапов.

Пушкари впереди, за пушкарями - кавалерия.

За кавалерией - пехота.

Стояли, смотрели на мчащихся всадников и ждали.

VII

По хрустящему, ломкому снегу всадники подлетели к Арапову, и тот, кто
мчался впереди, неожиданно оказался толстым краснолицым мужиком,
по-солдатски бритым. Через распахнутый тулуп его виднелся шитый кафтан. Не
доезжая до Арапова, он осадил коня и легко, как мальчик, соскочил на землю.
Потом поглядел на толпу и, не торопясь, увесистыми шагами подошел к атаману.
Шапку он с себя не снял и голову не наклонил.

Кряжистый и массивный, он стоял перед Араповым и смотрел ему в глаза
испытующим, неподвижным взглядом.

Вслед за ним, соскакивая на ходу с коней, потянулись и молодые. А
ординарец так и не слез с коня. Он стоял поодаль, наблюдая за происходящим.

Мужик в расстегнутом тулупе пошел прямо на Арапова и, останавливаясь
перед ним, спросил:

- Вы, значит, и есть генерал-аншеф Арапов?

- Я и есть, - ответил атаман и, строго нахмурившись, добавил: - А
послал меня батюшка к вам, чтобы возвестить великую милость и повелеть вам
помещиков не слушать, офицеров, полковников взять и представить по
начальству, а самим брать землю, скот, дома и земли боярские, кровати,
стулья и прочую утварь и жить вольным, как зверям в степи. - Он посмотрел на
неподвижное лицо мужика. - А чтоб вам недруги и воры помешать не могли, - он
значительно кивнул головой в сторону пушек, - прислал вам батюшка в подмогу
свою артиллерию и пехоту. С ней же ни один еще недруг справиться не мог, о
чем вы, как люди военные, и сами должны быть изведаны.

- Так, - ответил толстый мужик, - ну, я вам на сие тоже отвечу. - Он
вдруг быстро снял шапку и, обнажив желтую, тусклую лысину, вынул закатанную
трубкой бумагу. - Я ж вам на сие отвечу вот как, - сказал он. - Поселяне,
узнав о приближении вашем, собрали сход и долго думали, решали, как быть и
какое вам сопротивление оказать надобно. Оный вопрос важности первостепенной
был обсуждаем отменно, долго и с великим усердием. Офицеры, конечно,
настаивали на том, что мы должны выполнить долг присяги и против вашего
неодолимого воинства свое двинуть, кое тоже, к слову сказать, коней и
пищалей в изрядном количестве имеет. Пушками же и того превосходит. Сей спор
продолжался зело долго, и ни одна сторона ни к какому решению прийти не
могла.

Войско стояло неподвижно, глядя на атамана и склонившегося перед ним в
глубоком поклоне мужика.

Стояла конница, готовая по первому знаку атамана кинуться на поселок.

Стояли пушкари около уже заряженных пушек.

И так было тихо кругом, что даже самые дальние слышали, как хрустит
снег под ногами атамана.

- Ну, и что ж? - спросил Арапов.

- Обсудив все, народная громада прислала к вашему высокоблагородию
меня, старосту Ивана Петрова Евстафьева, и трех молодых, кои вам свое
решение, письменно изложенное, и зачтут.

Он снова взмахнул бумагой.

Из толпы вышел парень лет двадцати пяти и, взяв из рук старосты бумагу,
стал читать громко и внятно:

- "...Государю батюшке Петру Федоровичу. Мы, батюшка, бьем тебе челом и