Чтение 19–й страницы книги ~Пятнадцатилетний капитан~

Негоро либо ничего не смыслил в морском деле, либо это был человек
бесстрашный: на лице его не отразилось ни тени беспокойства. Больше того:
злая улыбка скривила его губы. Можно было подумать, что такое состояние
погоды скорее радует, чем огорчает его.

Он влез верхом на бушприт и пополз к бом-утлегарю. Казалось, что он
силится что-то разглядеть на горизонте. Затем он спокойно слез на палубу и,
не вымолвив ни слова, скрылся в своей каюте.

Среди всех этих тревожных предзнаменований одно обстоятельство
оставалось неизменно благоприятным для "Пилигрима": ветер, как бы силен он
ни был, оставался попутным. Все на борту знали, что, превратись он даже в
ураган, "Пилигрим" только скорее приблизится к американскому берегу. Сама по
себе буря еще ничем не угрожала такому надежному судну, как "Пилигрим", и
действительные опасности начнутся лишь тогда, когда нужно будет пристать к
незнакомому берегу.

Эта мысль весьма беспокоила Дика Сэнда. Как поступить, если судно
очутится в виду пустынной земли, где нельзя найти лоцмана или рыбака,
знающего ее берега? Что делать, если непогода заставит искать убежище в
каком-нибудь совершенно неизвестном уголке побережья? Без сомнения, сейчас
еще не время было ломать себе голову над такими вопросами, но рано или
поздно они могут возникнуть, и тогда нужно будет решать быстро.

Что ж, когда настанет час, Дик Сэнд примет решение!

В продолжение следующих тринадцати дней -- от 24 февраля до 9 марта --
погода почти не изменилась. Небо по-прежнему заволакивали тяжелые, темные
тучи. Иногда ветер утихал, но через несколько часов снова начинал Дуть с
прежней силой. Раза два-три ртутный столб в барометре начинал ползти вверх;
но, поднявшись на несколько линий, снова падал. Колебания атмосферного
давления были резкими, и это не предвещало перемены погоды к лучшему, по
крайней мере на ближайшее время.

Несколько раз разражались сильные грозы; они очень тревожили Дика
Сайда. Молнии ударяли в воду в расстоянии всего лишь одного кабельтова от
судна. Часто выпадали проливные дожди, и "Пилигрим" теперь почти все время
был окружен густым клубившимся туманом. Случалось, вахтенный часами ничего
не мог разглядеть, и судно шло наугад.

Корабль хорошо держался на волнах, но его все-таки жестоко качало. К
счастью, миссис Уэлдон прекрасно выносила и боковую и килевую качку. Но
бедный Джек очень мучился, и мать заботливо ухаживала за ним.

Кузен Бенедикт страдал от качки не больше, чем американские тараканы, в
обществе которых он проводил все свое время. По целым дням энтомолог изучал
свои коллекции, словно сидел в своем спокойном кабинете в Сан-Франциско.

По счастью, и Том и остальные негры не были подвержены морской болезни:
они по-прежнему исполняли все судовые работы по указанию молодого капитана.
А уж он-то сам давно привык ко всякой качке на корабле гонимом буйным
ветром.

"Пилигрим" быстро несся вперед, несмотря на малую парусность, и Дик
Сэнд предвидел, что скоро придете" еще уменьшить ее. Однако он не спешил с
этим, пока не было непосредственной опасности.

По расчетам Дика, земля была уже близко. Он приказал вахтенным быть
настороже. Но молодой капитан не надеялся, что неопытные матросы заметят
издалека появление земли. Ведь недостаточно обладать хорошим зрением, чтобы
различить смутные контуры земли на горизонте, затянутом туманом. Поэтому Дик
Сэнд часто сам взбирался на мачту и подолгу вглядывался в горизонт. Но берег
Америки все не показывался. Молодой капитан недоумевал. По нескольким
словам,! вырвавшимся у него, миссис Уэлдон догадалась об этом.

Девятого марта Дик Сэнд стоял на носу. Он то смотрел на море и на небо,
то переводил взгляд на мачты "Пилигрима", которые гнулись под сильными
порывами ветра.

-- Ничего не видно, Дик? -- спросила миссис Уэлдон, когда юноша отвел
от глаз подзорную трубу.

-- Ничего, миссис Уэлдон, решительно ничего... А между тем
ветер--кстати, он как будто еще усиливается -- разогнал туман на
горизонте...

-- А ты по-прежнему считаешь, что теперь американский берег недалеко?

-- Несомненно, миссис Уэлдон. Меня очень удивляет, что мы еще его не
видим.

-- Но корабль ведь все время шел правильным курсом?

-- О да! Все время, с тех пор как подул северо-западный ветер,
-- ответил Дик Сэнд. -- Если помните, это произошло десятого февраля, в тот
злополучный день, когда погиб капитан Гуль и весь экипаж "Пилигрима".
Сегодня девятое марта, значит, прошло двадцать семь дней!

-- На каком расстоянии от материка мы были тогда? -- спросила миссис
Уэлдон.

-- Примерно в четырех тысячах пятистах милях, миссис Уэлдон. Если
что-нибудь другое и может вызывать у меня сомнения, то уж в этой цифре я
уверен. Ошибка не может превышать двадцать миль в ту или другую сторону.

-- Ас какой скоростью шел корабль?

-- С тех пор как ветер усилился, мы в среднем проходим по сто
восемьдесят миль в день. Поэтому-то я и удивлен, что до сих пор не видно
земли. Но еще удивительнее то, что мы за последние дни не встретили ни
одного корабля, а между тем эти воды часто посещаются судами.

-- Не ошибся ли ты в вычислении скорости хода? -- спросила миссис
Уэлдон.

-- Нет, миссис Уэлдон! На этот счет я совершенно спокоен. Никакой
ошибки быть не может. Лаг бросали каждые полчаса, и я всякий раз сам
записывал его показания. Хотите, я сейчас прикажу снова бросить лаг: вы
увидите, что мы идем со скоростью десять миль в час, то есть с суточной
скоростью свыше двухсот миль!

Дик Сэнд позвал Тома и велел ему бросить лаг. Эту операцию старый негр
проделывал теперь с большим искусством. Принесли лаг. Том проверил, прочно
ли он привязав к линю, и бросил его за борт. Но едва он вытравил двадцать
пять ярдов ^[45], как вдруг линь провис.

-- Ах, капитан! -- воскликнул Том.

-- Что случилось. Том?

-- Линь лопнул!

-- Лопнул линь? -- воскликнул Дик. -- Значит, лаг пропал!

Старый негр вместо ответа показал обрывок линя. Несчастье действительно
произошло. Лаг привязан был прочно, линь оборвался посредине. А между тем
линь был скручен из прядей наилучшего качества. Он мог лопнуть только в том
случае, если волокна на месте обрыва основа-, тельно перетерлись. Так оно и
оказалось, Дик Сэнд убедился в этом, когда взял в руки конец линя. "Но
почему | перетерлись волокна? Неужели от частого употребления лага? " --
недоверчиво думал юноша и не находил ответа на этот вопрос.

Как бы там ни было, лаг пропал безвозвратно, и Дик Сэнд лишился
возможности определять скорость движения судна. У него оставался только один
прибор -- компас. Но Дик не знал, что показания этого компаса неверны! Видя,
что Дик очень огорчен этим происшествием,:

миссис Уэлдон не стала продолжать расспросы. С тяжелым сердцем она
удалилась в каюту.

Но хотя теперь уже нельзя было определять скорость хода "Пилигрима", а
следовательно, и вычислять пройденный им путь, однако и без лага легко было
заметить, что скорость судна не уменьшается.

На следующий день, 10 марта, барометр упал до двадцати восьми и двух
десятых дюйма ^[46] Это предвещало. приближение порывов ветра, несущегося со
скоростью около шестидесяти миль в час.

Безопасность судна требовала, чтобы площадь поднятых парусов была
немедленно уменьшена, иначе судну грозила опасность.

Дик Сэнд решил спустить фор-брам-стеньгу и грот-стеньгу, убрать
основные паруса и следовать дальше только под стакселем и зарифленным
марселем.

Он вызвал Тома и всех его товарищей на палубу -- этот трудный маневр
мог выполнить только весь экипаж сообща. К несчастью, уборка парусов
требовала довольно продолжительного времени, а между тем буря с каждой
минутой все усиливалась.

Дик Сэнд, Остин, Актеон и Бат поднялись на реи. Том встал у штурвала, а
Геркулес остался на палубе, чтобы травить шкоты, когда это понадобится.
После долгих безуспешных попыток фор-брам-стеньгу и грот-стеньга были,
наконец, спущены. Мачты так раскачивались и ветер задувал с такой бешеной
силой, что этот маневр едва не стоил жизни смельчакам матросам -- сотни раз
они рисковали полететь в воду. Затем взяли рифы на марселе, фок убрали, и
шхуна-бриг не несла теперь других парусов, кроме стакселя и зарифленного
марселя.

Несмотря на малую парусность, "Пилигрим" продолжал быстро нестись по
волнам.

Двенадцатого марта погода стала еще хуже. В этот день, взглянув на
барометр, Дик Сэнд похолодел от ужаса: ртутный столб упал до двадцати семи и
девяти десятых дюйма ^[47].

Это предвещало сильнейший ураган. "Пилигрим" не мог нести даже немногих
оставленных парусов.

Видя, что ветер, того и гляди, изорвет марсель, Дик Сэнд приказал
убрать парус.

Но приказание его запоздало. Страшный шквал, налетевший в это время на
судно, мигом сорвал и унес парус. Остина, находившегося на брам-рее, ударило
свободным концом гордея. Он получил довольно легкий ушиб и мог сам
спуститься на палубу.

Дика Сэнда охватила страшная тревога: по его расчетам с минуты на
минуту должен был показаться берег, и он боялся, что мчавшееся с огромной
скоростью судно с разбегу налетит на прибрежные рифы.

Он бросился на нос и стал вглядываться в даль. Однако впереди не было
видно никаких признаков земли.

Дик вернулся к штурвалу. Через минуту на палубу вышел Негоро. Словно
против воли, он вытянул руку, указывая на какую-то точку на горизонте. Можно