власти бога, или дьявола, или иных сил высших и низших, то уже тут Немой и
женщина смогли бы отбиться простой улыбкой, потому что сами были богами,
сами творили высочайшее и уничтожались в нижайшем, чтобы возродиться снова
для восторгов высоких и, можно сказать, священных.
друг другом, чистые даже в греховности, от которой, в конце концов, при
необходимости уполномоченный богом и Николаем-чудотворцем Стрижак мог дать
и отпущение, хотя Немой не ведал ни о грехах, ни об отпущениях.
мятежных, но чистых-пречистых, какими бывают только дети на этой грешной
земле.
конечном итоге и не о Мосте, и не о Мостище, и не о Воеводе, и не о Киеве,
а только об этих детях, об их судьбе, потому что разве же дети - это не
судьба человеческая?
потому, что дети принадлежали именно им. Лепетуньин сын и дочь Немого,
которая до сих пор еще не имеет имени, да и не имела бы его, быть может,
никогда, если бы надеялась на своего отца, но вот появился маленький
Маркерий и с первой же встречи назвал девочку так, как ему хотелось, ведь
не мог он обходиться без имени. Имя же, которое он ей дал, продиктовано
было простым впечатлением. Девочка была светла личиком, волосами, улыбкой,
характером, потому-то и имя дал ей Маркерий соответствующее - Светляна.
двора и показал ее Положаям, девочка уже все понимала, все, кажется,
знала, что нужно знать ребенку, но была безмолвной так же, как и отец.
Светляне: <Иди сюда>. И она шла. Он давал ей какую-нибудь игрушку: <На>.
Она брала. Он называл ее по имени - она поворачивала голову на свое имя в
тот же день. Все понимала Светляна, но сама не говорила. <Почему молчишь?>
- допытывался Маркерий, привыкший, чтобы все делалось без малейшего
промедения. Светляна молча улыбалась. Она не умела объяснить своего
молчания, но и заговорить тоже не могла. Раньше у нее не было потребности
в речи. Отец приходил, гладил голову, прижимал к груди. Всегда молча.
Никогда ничего не говорил. Она отвечала ему тем же самым. И еще заметила:
отец всегда заменял слова действиями. Другие же люди, которые встречались
ей, чаще всего отделывались словами там, где нужно было бы что-то сделать.
Словами заменяли поступки, а зачем? Разве от этого лучше? Поэтому, признав
преимущество отца, не торопилась начинать разговаривать, хотя и понимала
все, хотя и пела в ней человеческая речь еще с далеких, ушедших в безвесть
дней, когда над ее зыбкой склонялось доброе женское лицо и звучали
грустные, как сон, песни.
Светляны тишины не было с самого рождения. Собственное дыхание, тот
далекий, словно небесный, напев женский, дуновение ветра, шелест листьев,
голос птиц в лесу, а над всем - человеческая речь, люди рождают звуки,
каждый раз новые, каждый раз в новых сочетаниях, и вот возникает из них
огромная непостижимость, возникает целый мир, называемый, очерченный,
показанный в мельчайшем и в самом величественном, в затаенном и в
бесконечной пестроте, в игре, в движении, в спокойствии, и мир этот -
человеческая речь!
за звуком. Она хотела бы сразу творить свое собственное. Подбирать слова.
Соединять их так, как никому и в голову не пришло. Всем, кто старше ее.
Потому что она была самой маленькой. Всегда и всюду. Она была намного
моложе даже Маркерия. И получалось так, что все превосходили ее в умении
подбирать и складывать слова. Поэтому из упрямства она продолжала молчать.
лепетания своей матери и считал язык высочайшим счастьем. Как можно
отказаться от такого дара?
мир радостных призывов, веселых возгласов, которыми в устах человека
выражается сама жизнь. Если бы Светляна была обыкновенной девочкой,
похожей на всех других детей, Маркерий, быть может, не обратил бы на нее
внимания, по крайней мере из-за ее отчужденности, нелюдимости, не стал бы
набиваться в друзья, потому что их было у него сколько угодно. Был
соседский Еван, который так и выглядывал из-за плетня, чтобы швырнуть в
тебя комом земли или же ударить лозинкой по плечам. Была соседка с другой
стороны, прозванная Кобылкой, слюнявая девчонка, да еще и вреднющая, она
всегда норовила передразнивать тебя, сгримасничать так, что целую неделю
тебе будет сниться. Был еще Конский Дядька, мальчик моложе Маркерия, но
большой мастак кататься на лошадях, ради чего мог украсть коня даже у
стража моста, когда тот дремал на своем посту. Таких и всяких других
товарищей имел Маркерий для своих мальчишеских забав и затей мальчишеских,
но бросал их всех с легким сердцем ради Светляны, потому что стремление
спасти своего ближнего, сделать его похожим на себя во всем присуще нам
уже с малых лет, и чем скорее подвернется такой случай, тем больше
вероятностей, что пойдет потом человек путями праведными и высокими.
Маркерия. Видимо, придется признать, что первоначально была обычная
благосклонность к девочке, за что Светляна, возможно, платила тем же
самым. Взаимное расположение как бы уединяло их, двое детей были оставлены
окружающим миром наедине с их увлечениями и хлопотами, - собственно,
Светляна, кажется, и не имела слишком много хлопот, все выпадало на долю
Маркерия, он первым почувствовал неудобство от безмолвности Светляны, ему
надлежало найти пути, по которым он должен вывести девочку к языку, как
оказалось, не легкое это было дело, но и отрок был не из малодушных и не
собирался отступать при первых неудачах.
круглой конской спине, сползал набок, падал иногда прямо на землю, больно
ударяясь о твердый грунт, умная скотина всегда осторожно поднимала копыта,
чтобы не задеть малыша. Конский Дядька, выступавший учителем Маркерия,
умирал со смеху, но ни смех товарища, ни собственная неуклюжесть, ни
полное изнеможение после множества неудачных попыток удержаться на конской
спине не могли повлиять на упрямство паренька, он решил во что бы то ни
стало научиться ездить за один день и научился!
тут он столкнулся с чужой волей, капризной, загадочной, иногда
возмутительно непоследовательной.
листьев травы, дудки из старого камыша, из молодых плетей тыквы, из
стрелок, делал даже сопелки из калины, девочка забавлялась то тем, то
другим, легко и охотно извлекала из них звуки (вербовые, камышовые,
калиновые), но разве ветер не насвистывает точно так же, а то еще сильнее?
собаке к хвосту вывалянный в гречишной золе надутый свиной пузырь, бросив
в него несколько горошин, чтобы тарахтело и гремело за хвостом у
перепуганного пса. Собака отчаянно металась в стремлении удрать от
громыхающей погони, но чем сильней она бежала, тем громче тарахтело
позади, будто там собрались все собачьи смерти воедино. Маркерий заливался
смехом при виде такого зрелища, а Светляна только молча кривилась в скупой
улыбке, сквозь которую довольно отчетливо проглядывало осуждение этой
затеи Маркерия.
произносила ни слова, ни звука.
протянуть руку - и уже есть. А у Мытника нужно перелезать через высокие
заборы, успеть увернуться от острых собачьих зубов, потому что там бегают
злые, как волки, псы. У Мытника яблоки добываются горько, зато они куда
вкуснее своих собственных! Правда, можно было бы просто пойти и попросить
запретных плодов у тетки Первославы, но толстая тетка непременно станет
упрекать в том, что ты голодранец и сорвиголова, кроме того, прошеное
яблоко - уже не яблоко, а вроде бы черствая краюха, которую дают в
милостыню нищему.
яблок из сада Мытника! Пробирался через забор, проскакивал мимо кладовки
Мытника, где хранилось бесчисленное множество всякого добра, взбирался на
самую высокую яблоню так, чтобы его видели, набивал полную пазуху яблок,
потом бежал к Светляне с краденым подарком, часто сопровождаемый гневным
криком тетки Первославы, а то и самого Мытника и каждый раз отчаянно
спасаясь от острых собачьих зубов, избегнуть которых - плачь или смейся! -
не удавалось никогда.
презрительно надула губы и сказала:
сразу закричит!
- завизжит, как поросенок!
коня - от одной только высоты заговорит, потому как если не испугается, то
заахает от восторга!