черных озорных глазах. Не могу вспомнить, напрягаю память.
лакомство, хочу напомнить ей о себе.
Обидно, не узнала. А мы-то все помним. Родилась она прошлой весною в походе
на речке Кунь-Манье и первое свое путешествие совершила на нарте со
связанными ногами, завернутая в старенькую дошку Улукиткана. Она стала нашей
любимицей, но всегда недоверчиво относилась даже к ласкающим ее человеческим
рукам. В ней больше, чем в других оленях, передался гордый дух предка --
дикого сокжоя.
прошлом году он не расставался с Майкой, окружал ее трогательной заботой.
Даже когда врачи вернули старику, ослепшему в походе, зрение, он был
убежден, что это сделала Майка. Улукиткан и в этом году взял ее с собою,
надеясь, что она оградит его от бед.
Улукиткана. Как дорог мне этот маленький, похожий на усохший пень, человек с
заиндевевшими от седины волосами на голове, с проницательными глазами,
одетый в старенькую дошку. Он прижимается ко мне, я слышу, как часто бьется
его сердце.
говорит он с болью.
выздоравливает.
этот вопрос.
еще не ходи.
туда с грузом на оленях и с какой стороны, где лучше организовать лабазы.
После нас туда пойдет много отрядов, наша задача сделать легче им путь.
худой, тропы нет, кругом пропасть.
разожгли костер, сварили обед... И с необыкновенной ясностью почувствовали,
что переступили границу, за которой нас ждет неизвестность.
чистое, воздух прозрачный, дали доступны взгляду.
палаткой: Кучум, сытый, довольный, растянувшись во всю длину, грелся на
солнце, а Бойка заботливо искала в его лохматой шубе блох. Но вдруг обе
вскочили.
недопитым чаем, встал.
по реке. Наконец оттуда долетел легкий всплеск волны и затяжной скрип.
поползла вдоль каменистого бережка навстречу течению. Впереди, к нам спиной,
сидела женщина, натужно работая веслами. Вода под лодкой в лучах солнца
кипела плавленым серебром, и от каждого удара рассыпались далеко вокруг
каскады брызг. Кормовым веслом правил крупный мужчина.
было и по одежде и по плоскому лицу мужчины угадать в незнакомцах эвенков.
проводником работает.
днищем гальку.
сказал кормовщик, растягивая зубастый рот.
мутишь?
надо бы уже на месте быть, а мы только до Джегормы дотянулись.
Василий Николаевич.
звезды смотрим. Он на оленях вперед ушел, а мы на лодке тащимся.
выпытывали друг у друга новости, я рассматривал гостей.
повернулась к нам, но на ее обветренном до блеска лице не выразилось
сколько-нибудь заметного любопытства. Мы молча рассматривали друг друга.
Она, казалось, ни о чем не думала. В ее косо сжатых губах, уроненных на
колени руках, загрубевших от воды и весел, даже в складках поношенной одежды
чувствовалась чрезмерная усталость, маленькие черные глаза, выглядывающие
из-за густых ресниц, переполнены покорностью.
прямым длинным чубуком. Муж бросил ей кисет с махоркой. Не торопясь, все с
тем же спокойствием, она закурила. Затем, откинувшись спиной на груз, долго
смотрела в голубеющее небо. Ласковые лучи солнца скользили по ее плоскому
лицу, ветерок бесшумно шевелил черные волосы. В руке сиротливо дымилась
трубка. Зея, шутя, качала долбленку.
Это был на редкость среди эвенков высокий человек, с узкими скошенными
плечами. С шершавых щек сбегала жиденькая бороденка, примятая у подбородка.
Нос казался вдавленным в прямое, сильно скуластое лицо. Говорил он медленно,
с трудом выжимая слова. Они уселись с Лихановым на гальке и, как уж принято
при встрече, подложили в трубки свежего табаку. Николай стал рассказывать
первым. Гаврюшка слушал с полным равнодушием, изредка вставляя в
повествование Николая отдельные слова. Затем наступил его черед. Он
оживился, энергично жестикулировал руками, часто обращался за подтверждением
к жене, и та покорно кивала головою. Долго дымились трубки. Речная волна
лениво перебирала береговую гальку.
распластавшаяся над лагерем туча. Гости забеспокоились.
на лице так и осталась печаль. Она взяла весла и теперь казалась еще более
маленькой, еще более покорной.
носом в быстрину, поползла вверх, вдоль берега. Дико было видеть на гребях
эту щупленькую безропотную женщину рядом со здоровым мужиком, сидящим в
корме почти без дела.
Тот обернулся, и женщина перестала грести.
корму?
из лодки.
горизонту. Долбленка уходила медленно. Мы стояли и смотрели, как под ней
мешалась, словно серебро, взбитая тяжелыми веслами вода,
своих незатейливых убежищах, не умолкали, продолжали весеннюю перекличку.
Значит, дождь ненадолго.
на запад, утащил за собой послушные тучи. На небе появились голубые
проталины. Все снова ожило, и день продолжался в песнях, суете, в любовных
играх таежных обитателей.
видимость, ну как удержаться, не взойти на сопку и не взглянуть на
окружающую нас местность.
ногами крутой подъем по мокрому ягелю, плешинами прикрывшему каменистый
склон сопки. А позади солнце уже коснулось нижним краем своей колыбели.
Смотрю в сторону Станового, спрятанного за взлохмаченными грядами ближних
гольцов. Взору открылась широкой панорамой тайга. Куда ни посмотришь -- все
лес и лес. По нему разметались косы топких болот да мелкие россыпи холодных
озер. Из вечерней мути, через обожженные закатом мари, бугры, перелески,
ползет Джегорма, тайком подкрадываясь к Зее. И там, где она, выгибаясь в
последнем усилии, вырывается из объятий тайги, чтобы слиться с Зеей, дымится
лагерный костер -- единственное пристанище человека на всем видимом с сопки
Корнев Павел
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Флинт Эрик
Куликов Роман
Шилова Юлия