- Судьба, это судьба, то судьба, все судьба. В конечном итоге, и то, что мы
сейчас сидим и разглядываем эту книгу, в этом тоже судьба, что мы не в
оккупированом городе, не под бомбежкой и не умираем с голоду. На Антона
Ивановича из-под тонкого золотого пенсне глядели умные и жестокие глаза, для
которых ничего не стоило послать в расход целый эшелон или даже два эшелона.
И, тем не менее, слова о нелепости и судьбе кое-что прояснили в психологии
этого монстра.
"Все они хотят быть людьми, только с каждой минутой и годом человека все
меньше и все больше формы, содержание для которой не найдено", - подумал Антон
Иванович.
Через два с половиной часа привезли ученого, худого, высокого старика,
дрожащего и заикающегося.
Двумя тремя пустыми фразами о здоровье и детях Берия успокоил его. Старец
перестал дрожать и понимающе заморгал. Теперь он был похож на старую гончую,
которую из уважения к е" прежним охотничьим победам, решили оставить на
псарне.
"В сущности, люди такой слабый материал", - думал Антон Иванович, раскручивая
между большим и указательным пальцем автоматический карандаш.
Берия отпустил на все только три дня. Через три дня работа, к которой
привлекли еще двенадцать человек, была закончена. Стопка аккуратно
отпечатанных страниц была положена министру на стол, а ученый старичок получил
гигантское количество продуктов: американского бекона, пшеничной муки и
сгущенного молока, полученного по каналам ленд-лиза. Обласканный старец ушел,
сохраняя в душе признание, помноженное на глубоко запрятанный ужас.
- Как поживают посланники звезд? - спросил Берия.
- Строго при минус шестнадцати.
- Это хорошо, жаркий климат им вреден.
- Постараемся им понравиться. Антон Иванович пропустил лицо моментальный штрих
юмора, и так же быстро, как штрих появился, свел его на абсолютное нет. С
министром госбезопасности можно было существовать долгое время только в том
случае, когда он сам выступал в роли главного шутника, равного отношения он не
терпел, и Антон Иванович, зная это, только слегка подыгрывал ему.
- У Вас есть кураж, - говорил Берия Антону Ивановичу. - Верить, не верить -
это дело десятое, должен быть кураж. То чем мы занимаемся - чистая бесовщина!
Тут может быть важен и не результат, а его явная возможность. Ведь мы, что
греха таить, идем против практики марксизма и тратим государственные деньги на
сомнительные мероприятия в такие тяжелые для страны времена. Это говоря между
нами девочками.
- Ну, что Вы, я могила, могила … - и тут Антон Иванович поймал себя на мысли,
что выразился он не совсем удачно. И Берия, уловив неудачность этой фразы,
уцепился за нее, как за спасательный круг.
- Ты - могила, Антон Иванович, верная, холодная могила. Где твои ведьмы и
колдуны?
Антон Иванович не знал, что ему отвечать, ситуация отыгрывалась явно не в его
пользу.
- Так ведь был же приказ о ликвидации. Вы же его и подписали.
- Ну, да, подписал. И что же?
- Так вот, нет теперь ни ведьм, ни колдунов, есть только перевод этой книги и
намерение осуществить весь этот грандиозный план. Есть мертвые сателлиты
плана, так сказать, фундамент здания, и при определенном желании, и при
наличии куража мы вытянем это дело.
- Думаете, вытянем? - спросил Берия и хитро прищурился.
- Определенно, вытянем, Лаврентий Павлович, уж в этом вы не сомневайтесь.
Глава тридцать первая.
- В книге Спонариуса говорится о хранении глаз принадлежащих пришельцам, в
ледниках и холодных источниках. Это правило мы соблюдаем. Теперь о свойствах
ткани. Прозрачное вещество с двумя разновеликими радужными кромками имеет
форму слегка приплюснутого шара. При правильном использовании магических
символов и технологий в центре зрачка открывается круглое окно, дающее
возможность увидеть то, что как бы еще не существует. Все почти точно
совпадает с тем, что имеется у нас. Нет только фиолетовой серы. Когда-то она
добывалась в предгорьях Тянь-Шаня. Но сейчас эти запасы полностью выработаны,
и где мне взять эту серу, я не знаю.
Двое в штатском слушали Антона Ивановича с напряженным вниманием.
- Теперь ещ" один важный аспект. - Антон Иванович персонально обращался к
пожилому мужчине с сильно выдающимся вперед подбородком и маленькими голубыми
глазками, похожими на крошечные озера. - Товарищ Фицротер, какое время
понадобится на изготовление пирамиды?
- Думаю, не больше двух недель.
- Даю неделю, и учтите, сам Лаврентий Павлович заинтересован в нашем проекте.
- Антон Иванович, - голубоглазый развел руками, изображая недоумение. - Неделя
- абсолютно нереальный срок. Надо приготовить форму, проверить е" на простом
материале, а уже потом заливать платину. Ведь двенадцать килограммов
ценнейшего материала.
- Послушайте, Марк Давыдович, это бесполезный разговор и форма и пирамида
должна быть изготовлена в недельный срок. Разрешаю использовать спецтехнику ТМ
19.
Фицротер задумчиво пожевал губами.
- Ну, это меняет дело, в этом случае хватит и пяти дней. Но нужны санкции с
особым режимом работы, это ведь номерные специалисты.
- Не сомневайтесь, санкции будут. Теперь, что у нас с шифрованными таблицами?
Слова там читаются в обратном порядке, иначе теряется всякий смысл.
Шифровальщики выдвинули несколько гипотез, и во всех случаях при пропускании
четных букв возникает слово Армагеддон. Однако лично мне очень многое
непонятно в этих таблицах. Я не вижу смысла, не вижу логической связи между
всем этим набором знаков.
- А какая, Антон Иванович, может быть логика у цифр кодового замка. Ведь,
казалось бы, абсолютно никакой. Тем не менее, замок открывается. Так же,
вероятно, и здесь. Человечество случайно изобрело порох. Нобель почти что
случайно открыл динамит, и не ищите логику, здесь е" просто нет. Вот если у
нас ничего не получится, тогда можете задавать себе разные нелепые вопросы, а
пока положитесь на перевод и не мучайте себя.
Это говорил другой мужчина высокий, сильно сутулый с маленьким птичьим лицом и
выпуклыми глазами. Его можно было бы признать полным уродом, если бы не
детская улыбка, как фонарик, озарявшая его непривлекательное лицо.
- Да, вы правы, Степан Петрович, не стоит об этом думать, но за последнее
время я сильно устал.
- Итак, товарищ Фицротер, встречаемся через неделю для окончательной
корректировки наших надежд. - Антон Иванович мелко засмеялся. - Теперь уже
поздно. - Он посмотрел на часы. - О, уже второй час ночи, ну не буду больше
никого задерживать.
Он потушил свет, и вся троица вышла из кабинета и шаги этих людей ещ" какое-то
время были слышны в коридоре, а потом погасли на ковровых дорожках лестницы,
но в пустой и темной комнате, как на невидимой вешалке, висело невидимое
пальто этого разговора, который сформировал идею, озвученную и воплощающуюся
не только людьми.
Глава тридцать вторая.
Антон Иванович полуспал-полубодрствовал в своей московской квартире. Он сидел
за огромным дубовым столом, по краю которого была проложена великая муравьиная
тропа. Тропа появилась недавно, и ему нравилось наблюдать за маленькими рыжими
насекомыми, бегущими в оба конца. Все было готово к эксперименту, и он,
прищурившись на свет настольной лампы, обдумывал последние детали. Теперь он
ждал полнолуния, этого таинственного часа демонов и влюбленных, которое
попадало как раз на восьмое марта. Последние три ночи он практически не спал,
растворяя в кофе порошки чистого кофеина, и от постоянного его употребления в
его лице возник зеленоватый оттенок. И вот именно теперь, непосредственно
перед началом эксперимента его вдруг охватило полное безразличие. Он сидел,
раскачиваясь на задних ножках жесткого кожаного кресла, и равнодушная его
судьба, которой он уже не мог распоряжаться, стояла за его спиной в виде
маленького черного чертика. И в одно мгновение, в какую-то долю этого
мгновения ему стал безразличен и окружающий его мир, и он сам, получивший
точку опоры, что бы перевернуть окружающий его мир, который он почти и не
любил, но который никак не хотел оставить его в покое. Жестокая война
развернулась на старой земле, и только стук двух великих сердец нарушал
беспокойную атмосферу вечности. Это был стук сердца всегда маленького Эмануила
и железный грохот раскаленного маятника в сердце "Бафомета". В равновеликом
мире существовали две этих полярных, гипнотизирующих друг друга силы, между
которыми находилось маленькое человечество, вот уже две тысячи лет занятое
поиском правильного пути.
Помещение, в котором должен был осуществляться эксперимент, находилось в
сорока километрах от Москвы в совершенно закрытом поселке физиков. Почти всех
их в самом начале войны эвакуировали в Новосибирск, и теперь в пустынном
городке оставалось только несколько старцев, чуть ли не учителей Циолковского,
да рота охраны, бессмысленно щелкающая замками, опухшая от тоски и безделья. В
середине поселка напротив маленькой статуи Ильича была сооружена усеченная
пирамида, внутри нее находилась маленькая комната, в центре которой имелась
пирамидка поменьше, изготовленная из платины. Над самой пирамидой была
сооружена сложная система для передачи световых потоков, состоящая из зеркал и
увеличительных линз. Пол в комнате был сделан из стали, и на нем красной
краской были нарисованы совершенно фантастические фигуры существ, создать
которых могло либо очень незаурядное воображение, либо совершенно иная среда.
В огромное, круглое, встроенное в верхнюю часть пирамиды окно смотрели
холодные меленькие звезды, и только полная луна висела низко-низко, так будто
бы бледное человеческое лицо прильнуло к стеклу. В специально оборудованном
помещении были приготовлены приборы, которые к двум часам ночи должны были
оживить глаз пришельца с запрятанной в нем информацией о будущем, далеком и
близком. И никто из собранных в поселке людей не верил в положительный исход
этой затеи, ни умные мгбешники с химико-технологическим и физическим