отец приложил отнюдь не только руку... хотите знать, что на самом деле было
в сундучке? Тогда слушайте; о тюрбанах, увешанных драгоценностями, придется
позабыть, но изумруды -да. Иногда их было больше, иногда меньше. При этом
никаких реликвий. - Что же тогда? - Горячие камушки, вот что. Да! Краденое!
Контрабанда! Добыча! Семейный позор вам нужен - пожалуйста: моя бабушка
Флори Зогойби была мошенницей. Много лет она состояла в банде удачливых
контрабандистов, переправлявших изумруды, и высоко ценилась ими: кому придет
в голову искать левый товар под синагогальным алтарем? Долю, которую ей
отстегивали, она хорошенько прятала, и не была она такой дурой, чтобы
тратить не глядя. Никто ее не подозревал; но пришло время, когда ее сын
Авраам востребовал свою незаконную часть... а вы все о незаконном рождении?
Да бросьте; тут не родственные счеты, а денежные.
сделать одно признание. Ниже вы найдете истории намного более странные, чем
та, которую я только что попытался опровергнуть; и позвольте заверить вас,
позвольте сказать всем, кому интересно, что в истинности дальнейших историй
не может быть никаких сомнений. Так что в конечном счете судить не мне, а
вам.
памятью детства, между головой и сердцем - тогда несомненно; тогда, вопреки
вышенаписанному, я остаюсь верен сказке.
x x x
Франциска, где у гробницы Васко его ждала Аурора да Гама, державшая в руках
его будущее. Дойдя до морского берега, он на мгновение обернулся; и ему
показалось, что он видит на фоне темнеющего неба, на крыше склада,
выкрашенного в кричаще-яркие горизонтальные полосы, немыслимую фигуру юной
девушки, вскидывающей юбки в бешеном канкане, выкрикивающей знакомые
заклинания и словно бросающей ему вызов: Попробуй переступи.
состав многих английских фамилий.
на слоне.
7
действо; бойкие женщины в юбках - не в сари; мавританские цари-государи... и
это Индия? Бхаратмата, Хиндустан-хамара*, это она? Война только-только
объявлена. Неру и Всеиндийский конгресс требуют от англичан, чтобы те
признали справедливость требования независимости в обмен на содействие Индии
в военном противостоянии; Джинна и Мусульманская лига отказываются
присоединиться к требованию; господин Джинна провозглашает и отстаивает
судьбоносную идею о двух нациях на субконтиненте - индуистской и
мусульманской. Очень скоро раскол станет необратимым; скоро Неру вновь
очутится в тюрьме города Дехрадун, и англичане, арестовав верхушку
Конгресса, обратятся за поддержкой к Лиге. И что же - из всей мятежной,
смутной эпохи, когда "разделяй и властвуй" достигло наивысшей,
разрушительной силы, - из огромной, черной как смоль и неостановимо
расплетающейся косы непременно нужно выхватить именно эту чужеродную светлую
прядь?
позволю ни могучему слону Большинства, ни слону помельче - Главному из
Меньшинств - раздавить неуклюжими ногами мою историю. Разве мои персонажи,
все до одного, не индийцы? То-то же; значит, и эта повесть - индийская
повесть. Вот вам один ответ. Но есть и другой: всему свое время. Будут вам и
слоны. Придет еще час Большинства и Главного из Меньшинств, и многое из
того, что цвело и было прекрасно, разнесут бивнями и растопчут в прах эти
трубящие, лопоухие стада. Но пока позвольте мне продолжить тайную мою
вечерю, тихую, хоть и с присвистом, дыхательную трапезу. Прочь, прочь дела
государственные! Я хочу рассказать вам историю любви.
x x x
взяла Авраама Зогойби за подбородок и заглянула в самую глубину его глаз...
нет, увольте, не могу и не могу. Ведь это моя мать и мой отец, речь о них, и
хотя Аурора Великая была наименее застенчивой из женщин, мне сдается, что
сейчас я стесняюсь и за себя, и за нее. Член отца вашего, треугольник матери
вашей - видели вы их когда-нибудь? Да или нет - не важно, суть не в этом, а
в том, что это сказочные места, над ними витает табу, "сними обувь твою, ибо
это место есть земля святая", - как сказал Голос на горе Синай, и если
Авраам Зогойби оказался в роли Моисея, то моя мать была для него не чем
иным, как неопалимой купиной. Скрижали, заповеди, огненный столп, Я есмь
Сущий - да, ничего не скажешь, ветхозаветный Бог из нее получился отменный.
Я представлял себе, бывало, как она, сидя в ванне, практикуется в разделении
вод.
своей золотисто-оранжевой гостиной, полной сигаретного дыма, где мужчины,
сидя на исфаханских коврах, поглаживали стройные, с браслетами на щиколотках
и темнорозовыми ногтями, ноги разлегшихся на диванах юных красавиц; где ее
стареющий муж в строгом костюме, стоя у стены, кривил рот в смущенной
улыбке, беспомощно шевеля руками, пока наконец его ладони не обретали
неподвижность, прижатые к моим юным ушам, - там Аурора потягивала шампанское
из переливчатого бокала в форме распускающегося цветка и с небрежной
откровенностью рассказывала о том, как лишилась девственности, вспоминая с
легким смехом о своей безоглядной юной отваге:
пошел, я его выдернула из-за стола, как пробку из бутылки, и повела,
еврейчика моего ручного. В то время моего любимого.
такой легкостью, с таким изящным взмахом звякнувшей браслетами руки. Но
сейчас мы находимся именно в том времени, в том самом - так что: за
подбородок взяла она его и повела, и он пошел; покинул свое рабочее место,
оставил свой пост под негодующими взорами Перчандала, Тминсвами и Чиликарри,
этой божественной пишущей троицы; последовал за своим подбородком, отдавшись
на волю судьбы. Ибо красота в своем роде есть рок, красота говорит с
красотой, узнает и дает согласие, она верит, что ею оправдано все, и
поэтому, не зная друг о друге ничего помимо слов "наследница-христианка" и
"еврей-служащий", они оба уже приняли самые важные решения, какие только
могут быть у людей. Много раз на протяжении всей своей жизни Аурора Зогойби
с полной определенностью объясняла, зачем она повела дежурного управляющего
в сумрачную глубину склада и почему, побуждая его двигаться следом, она по
длинной и шаткой приставной лестнице взобралась на самый верх, к оставленным
там пахучим мешкам. Пресекая малейшие поползновения в области психоанализа,
она впоследствии гневно отвергала гипотезу о том, что, дескать, после столь
многих смертей в семье она оказалась восприимчива к обаянию зрелого мужчины,
что ее вначале привлекла, а затем и пленила жалостливая доброта в облике
Авраама; что это, таким образом, был обычный случай влечения невинности к
опытности.
возгласы в то время, как папаша Авраам, заслуживая мое презрение, стыдливо
пробирался к выходу, -первым делом вы мне скажите, кто там кого тащил?
Сдается мне, я была ведущей, а не ведомой. Сдается мне, это Ави был сама
невинность, а я была та еще пятнадцатилетняя штучка. А во-вторых, я всегда
мечтала о красавце, о герое-любовнике.
да Гама возлегла на мешки с перцем и, дыша жарко-пряным воздухом, замерла в
ожидании Авраама. Он взошел к ней, как мужчина восходит к судьбе своей, с
дрожью и решимостью, и вот именно здесь слова меня покидают, и поэтому вы не
услышите от меня кровавых подробностей того, как она, и потом он, и потом
они, и после этого она, и в ответ он, и в свой черед она, и на это, и
вдобавок, и коротко, и затем долго, и молча, и со стенанием, и на пределе
сил, и наконец, и еще после, и до тех пор, пока... уф! Хватит! Кончено с
этим! - И все же нет. Осталось еще кое-что. Рассказывать, так до конца.
любовь! Она подвигла Авраама на битву с Флори Зогойби, и она же заставила
его покинуть свое племя, дав оглянуться лишь однажды. "Чтоб за эту милость
немедленно он принял христианство", - потребовал венецианский купец в час
своего торжества над Шейлоком, демонстрируя лишь весьма ограниченное
понимание милосердия; и дож согласился: "Быть по сему: иначе отменю я
прощение, что даровал ему".** К чему Шейлока принудили силой, на то Авраам,
которому любовь моей матери стала дороже любви Господней, был готов пойти
добровольно. Он собирался жениться на ней по законам Рима - о, какая буря
скрывается за этими словами! Но их любовь была достаточно сильна, чтобы
противостоять всем ударам судьбы, чтобы выдержать натиск разбушевавшегося
скандала; память об их стойкости придала стойкости и мне, когда я, в свой
черед... когда мы с любимой... но в ответ на это она, моя мать... вместо
того, чтобы... а я-то рассчитывал... она разгневалась на меня и, когда я
больше всего в ней нуждался, она... на свою родную плоть и кровь... вы
видите, я и ту, другую историю не в силах рассказывать. Слова вновь покинули
меня.
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Курылев Олег
Володихин Дмитрий
Вронский Константин
Сертаков Виталий