топтались возле склада, ошалело таращили глаза по сторонам.
дневного света. Это были японские краны "Сумитомо", кабина управления у них
выдвигалась далеко вперед, так что крановщик мог наблюдать, что делается в
трюме. Вдоль причалов стоял под разгрузкой товарный состав с пиленым лесом,
за ним высились штабеля пустых бочек. Возле грузовой конторы было несколько
деревьев, черных от угольной пыли. А по ту сторону бухты была ясно видна
понтонная переправа и редкие фигуры гуляющих и стеклянное здание морского
вокзала, через которое на пассажирский причал выливался поток людей, -- это
были девушки-сезонницы, которых отправляли на рыбокомбинаты. Было видно, как
они поднимались на пароходы, держа в руках раскрытые паспорта; сидели на
чемоданах и узлах возле швартовых тумб, ожидая своей очереди... Каждый раз,
вылезая из холодильника, моряки видели эту нескончаемую погрузку -- она
разворачивалась впереди, словно на немом светящемся киноэкране, и
возбуждающе действовала на них, но постепенно живое ощущение происходящего
убывало, и уже казалось, что наблюдают они нечто бесплотное и нереальное, не
имеющее к их жизни никакого отношения.
его только что взяли. Никто не знал его имени, зато он сразу получил
прозвище -- Сынуля, очевидно за то, что был гораздо моложе остальных. Сынуля
не так давно приехал сюда по вербовке -- на стройку, но работа там не
удовлетворила его, он, можно сказать, только и думал, чтоб устроиться на
какой-нибудь пароход. Среди сезонников, которые поднимались на пароходы,
была и его Танька. Они однажды увиделись в городе, но не решились
заговорить, потому что были в ссоре, и, может быть, из-за этой ссоры он и
поехал в этот далекий край, а она -- следом за ним... Увидев Таньку в чужом
городе, Сынуля тотчас забыл прошлую обиду и уже помышлял о примирении, но
вдруг случилось, что они оказались по обе стороны бухты, так и не выяснив
своих отношений, и сейчас Танька уедет, а потом они отойдут на рассвете, и
бог знает, когда увидятся... Все вокруг теперь казалось Сынуле каким-то
странным наваждением: и этот город, по которому он шатался в поисках работы,
не зная, куда себя деть, и лица моряков, и работа в холодильнике. Только
насчет Таньки он знал точно: она здесь, он видел ее собственными глазами,
она сейчас уедет...
видно, грузчики перекусывали наверху, а здесь моряки совещались о чем-то.
похоронить погибшего на промысле моряка. Отбирал людей огромного роста
матрос со шрамом, которого Сынуля видел впервые. Он был грубо-красив даже в
рабочей одежде, с тем особенным загаром на лице и руках, который бывает у
людей, работающих в ледовой обстановке. И этот матрос неожиданно показал на
него...
переднего борта, а два -- сзади, у ног покойного, который лежал в закрытом
гробу, обитом красным сукном. Матрос, который выбрал Сынулю, сидел вместе с
шофером -- он показывал дорогу. Шофер вел машину на большой скорости: когда
она поднималась на сопку, моряки, стоявшие у заднего борта, упирались ногами
в стенку гроба, удерживая его на месте; когда машина спускалась -- то же
самое проделывал матрос, который стоял впереди. Он удерживал в руках пустую
автомобильную покрышку для амортизации. Это был пожилой человек с бородой --
концы ее были засунуты под ватник, который он застегнул до последней
пуговицы.
по рельсам -- среди темных деревьев то появлялись, то исчезали два
освещенных вагона. Ниже трамвайных рельсов слабо светилась спортивная гавань
-- без судов и огней, в воздухе проступал контур яхты с неубранными
парусами, с цифрами на полотне. Машина одолела крутой подъем -- колеса
грузовика прямо буксовали на расплавленном асфальте, -- свернула в узкий
переулок и остановилась. Матрос со шрамом вышел из кабины. Сынуля увидел
слева от дороги невысокую ограду из булыжника, аккуратный дворик с цементным
подходом к крыльцу дома. Матрос долго вытирал ноги на крыльце -- царапал
доски отставшими на подошвах гвоздями. Наконец он вошел и долго не выходил.
Сынуля даже не заметил, как он вернулся.
и знать не хочу ничего...
женой надо...
меня, не могу я ее оставить...
матрос, который стоял рядом с Сынулей, попросил остановить машину.
кого. -- Подождите минутку...
лампу, дверь отворилась, послышался женский крик. Они о чем-то говорили, а
потом между ними началась какая-то возня, женщина закричала: "Вася, пожалей
меня, не уходи!" -- в доме заплакали ребятишки...
поселок -- ряд плоских каменных бараков с деревянными фасадами. Он ничего не
сказал, только коротко взглянул на Сынулю и вдруг выпрыгнул на дорогу на
полном ходу -- легко, шофер даже не услышал ничего.
гроб то отлетал к кузову, с такой силой ударяя в автомобильную покрышку, что
воздух выходил из нее со свистом, то отлетал к заднему борту, -- Сынуля едва
успевал поднять ноги, чтоб не зашибло. Он стал опасаться, что гроб в конце
концов проломит борт и выпадет на дорогу, и хотел предупредить шофера, но
тут машина остановилась. Сынуля понял, что они приехали.
спускаясь к воде. Сынуля здесь был один раз -- пришел взглянуть от нечего
делать. Был воскресный день, и, как помнил Сынуля, его тогда особенно
поразило то, сколько там было людей. Наверное, на улицы в праздник выходило
меньше. Вовсю работали продовольственные ларьки, велась оживленная торговля
товарами с открытых машин, детишки весело бегали... Все было так буднично,
весело, так спокойно -- без слов и причитаний... Ограды почти везде были
одинаковые, похожие на широкие двуспальные кровати, с железными венками на
надгробиях. Большей частью здесь были захоронены моряки -- кладбище было
морское, но он видел также несколько могил летчиков, на них лежали
самолетные винты. На самом верху сопки было одиннадцать могил без холмиков,
одни надгробья из серого камня с надписями на английском языке -- здесь
лежали солдаты и офицеры канадского стрелкового полка. Все они были зарыты в
один день и в один год -- 1919-й, неизвестно, что с ними случилось здесь,
вдали от родных берегов...
дубняка -- он вроде знал место. Сынуля шел за ним. Вскоре они услышали стук
железа о камень, потом увидели свежую могилу, оттуда вылетали комья глины.
Человек в яме подобрал лопатой последние куски земли и, кряхтя, выбрался
наверх. Это был лысый старик в пиджаке, в пижамных брюках, из кармана у него
торчал пучок зеленого лука.
Втроем они, напрягаясь, спустили гроб в яму.
получилась чересчур узкая, и гроб повис в ней, не достигнув дна. Сынуля
опустился на корточки и стал давить на крышку руками, пот лил с него ручьем.
Тут место низкое...
пролив Босфор Восточный с выступающим Русским островом -- маяк сигналил
оттуда проблесковым огнем...
"Амур". Там все спали, даже вахтенного не было на палубе -- так что не у
кого было спросить. Судно, на котором теперь предстояло работать Сынуле,
временно отозвали с промысла. Стоянку разрешили до утра, но моряки
поговаривали, что ее могут сократить. Сынуля сгоряча решил, что судно
отправилось на промысел без него, и страшно перепугался. Этот испуг
совершенно вытеснил все его прошлые страхи, думы про Таньку, все в нем
сжалось от тоски и отчаянья. Но потом до него дошло, что судно не могло уйти
-- ведь часть команды была на берегу. Наверное, оно отошло на рейд или,
скорее всего, отшвартовалось в неохраняемой зоне, чтоб было проще подобрать
оставшихся на берегу людей. Так оно и оказалось. Шхуна стояла на песках, у
самых городских стен. Сынулю подбросил туда швартовый буксир.
Посняков Андрей
Земляной Андрей
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Куликов Роман
Плотников Александр