Богдан) и, прежде чем спросить, заранее уже залился краской так, что девчонки
рядом с ним начали фыркать друг дружке в плечо, отворачиваясь... У мальчонки
был какой-то странный двойной голос. Он то говорил низким басом, то вдруг
сбивался чуть ли не на фистулу.
энергия,- тут он вдруг соскочил с баса на дискант,- применяться в местных
условиях на угледобыче. И как стоит вопрос с подземной,- он сошел на басы,-
газификацией угля? А также с гидродобычей?
как соображает! Надо мне его будет заприметить. Ишь ты, верещит и пиликает,
как дудка, а котелок варит.
Незабудного. Кто сразу узнал и продирался через ряды к приезжему, а кто сперва
всматривался, а потом только начинал припоминать, кто перед ним.
Повертался.
лобызались с Артемом Ивановичем и крепкими еще кулаками били чемпиона в плечо
и в грудь, в которой только гудело что-то от этих ударов, способных бы с
первого же раза повалить любого другого человека.
Лиходий, глава целого рода прославленных забойщиков. Вот веселый юркий Микола
Семибратный. Жив еще старик, не сдается. Подошел и Макар Зелепуха, а с ним -
Максим Халилеев и Никита Перегуд. Все это были крепкие, двужильные старики.
Трудовые и партизанские медали красовались на их мундирах с голубыми стоячими
воротниками - на мундирах почетных шахтеров. Вот какие это были деды! Да и
отцы они были удачливые. Едва расспросив Незабудного о том, как его
здоровьичко, как доехал, все стали хвастаться успехами своих детей. Да и было
чем похвастаться перед приезжим. У одного сын уже был где-то директором
завода, а другой командовал за инженера на большой шахте. У этого дочь стала
известной балериной и выступает сейчас в Ленинграде, в Академическом театре.
Вон она какая краса-кралечка на фотографии. Юбка, правда, малость коротковата,
но это уж у них такое заведение, непременный фасон. А четвертый достал из
кармана письмо сына, который был в Москве заместителем министра по угольной
части. И с завистью слушал рассказы этих удачливых отцов, полные чадолюбия и
родительского бахвальства, навеки уже бездетный и вчера еще бездомный Артем.
Ведь и с Пьером у него что-то не складывалось как надо. Не получался из Пьера
Петька. Очень уж французистый был паренек.
браты, в буфет.
блиставшей всеми традиционными ресторанными дарами. А над стойкой он увидел
старые часы с кукушкой. Да, это были те самые часы, что висели когда-то в
трактире, который так и звался "Подкукуев-ка", или "Кукуй". Давно уже, видно,
кукушка не отсчитывала часов. Где ей было угнаться за новыми временами. Она
так и застряла в окошечке своего домика, вытаращила глаза, раззявив беззвучно
клюв. Откуковала, видно, свое зозуля и теперь молча уставилась из своего
окошка на новую эпоху.
вышедшие на пенсию, но еще по-шумливавшие старики шахтеры.
пошел большой, хороший разговор.
Ну, нэхай так. Сянте так сян-те. Будем здоровы!
По-немецки уже пили: "Прозит!"
тогда и под итальянский разговор. Это как будет?
быть, нальют и говорят: "Салюте!" А потом встают и друг дружку издаля
приветствуют: "Чин-чин". Вроде как бы, мыслится, чокнулись.
конечно, за этот вечер вздохнули старики, вспоминая тех, кто уже давно выбыл
из числа посетителей Подкукуевки и либо лежал на погосте, либо почил где-то в
братских могилах, либо сгинул без вести в годы войны. Понурив седые головы,
помянули старики и многих сыновей - своих и чужих, не вернувшихся домой,-
война поубивала...
ставил перед собой тяжелый, добела стиснутый кулак на столешницу.
трудовыми медалями и орденами красуются ордена боевой славы, партизанские
медали. Приподнял пальцем на груди у Перегуда одну такую. И о каких только
удивительных делах, о каких походах неслыханной дерзости - и о смелых рейдах,
оглушавших оккупантов, и о безмолвной муке окружения, когда любой шорох мог
привести к гибели, и о добровольном неистовом труде на подмогу фронту - обо
всем пересказали в этот вечер Незабудному старики под давно уже не кукующей
деревянной зозулей. Они побуждали друг друга к рассказу, сами же перебивали и
снова, как говорится, "делали подставу" для разговора. Только и слышалось:
штаб с адъютантами... Чего ты головой крутишь? Ведь ты, черт старый, сам тогда
им штаб запалил зажигательной полбутылкой. Так все и полыхнуло...
километров, а то и поболе топали через фронт. И все ночью. Днем где
заховаемся, а как стемнеет - ходу! С нами еще человек шесть было. Пооборвались
все, наголодовались - это жуткое дело! Чуть не голяком, и кости наружу торчмя
торчат. Кто вовсе босый, а кто на одну ногу обутый, а с другой товарищу обужку
дал. Чтоб хотя на одной топал. А все же до своих продрались.
эвакуациям. Как за тем Уралом руки себе морозили. Танки в нетопленных цехах
собирали. А стужа такая, ветер сибирский... До того мороз, что поверишь,
Артем, какую, бывалочи, железку ни хватишь, так шкура с пальцев начисто и
слазит. К железу как прикипает... А рукавиц не хватало. Живым мясом брали. - А
лучше спытай у Миколы Семибратного, как он в платяном шкафу, проще сказать - в
гардеробе, три месяца жил, на манер той моли, чуть от нафталину не
задохнулся... Он в хате одной сховался, как на разведку ходил. А в ту самую
хату немецкого полковника жить поставили. Ну и попал наш Микола Васильевич. У
двора часовой день и ночь. Ходу уже никуда из хаты. Хата, спасибо, большая,
три горницы, так полковник за стенкой в одной, а Микола наш в другой. Хозяин
был свой, наш человек. Оборудовал в шкафу все, как полагается. Ведерко с
крышкой приладил там. Ну конечно, кормил чем мог. Днем, когда полковник в
штабе своем, Микола из шкафу выходил, вентиляцию шкафу и себе променаж делал
по горнице... Ну, после, конечно, они того полковника самого же кончили и в
шкаф заместо Миколы определили.
взорванный был немцами. Так мы, веришь, в противогазах работали, чтобы как
скорее дело наладить. Более десяти часов на-гора не выходили.
пришлось. Но корень-то наш никому уже не вырвать. Нет. Он глубоко пущен. Вот и
пошел, пошел снова в рост. Сам видишь...
пятьдесят граммов хлеба было... да какой там хлеб, отруби да жмых. И вот,
веришь, по двенадцать часов кряду рубили. Тут еще тогда от Ленина комиссар
приезжал.
Верховного Совета Ники-фор Колоброда. А с ним и ребята из его бригады,
державшие уже второй год знамя по всей округе. Это было замечательное
содружество, как они сами себя называли,- коллективноопытники. Они действовали
по правилу: лучшее от каждого - коллективу, лучшее от коллектива - каждому.
Таков был их девиз. Они раз навсегда покончили со старым профессиональным
скрытничест-вом, когда один таил свой рабочий секрет, свою трудовую хитринку
от других. У них все шло в общий котел. Кто был послабее, тот учился у более
сильных и опытных. А сильный перенимал то, в чем был сам слабей ученика.
Проходчики, забойщики, крепильщики работали сообща, помогая друг другу, делясь
каждой находкой, всяким новым соображением. Комплексная бригада Колоброды
работала уже в счет шестидесятого года, на несколько лет перевыполнив все
годовые задания. Так рассказали Неза-будному старики.
член самого правительства...
плечистого, хотя крепко скроенного, сутуловатого человека, с маленьким красным
эмалевым флажком на лацкане, смотрел и думал: "Вот уже в счет шестидесятого
года дает, а я никак свои долги за восемнадцатый год заплатить не могу, и
вовек мне не рассчитаться..."
уважительно поприветствовав новоприбывшего, поздравив его с приездом,
застенчиво отказался от новой кружки. Он объяснил, что у него дома семейный
праздник и дочка обидится, если отец не придет вовремя...
Колоброда.