Ваня понял и сжал зубы. Тогда немка стиснула его необыкновенно
сильными, мускулистыми коленями, всунула ему за щеки указательные пальцы и
стала, как крючками, раздирать ему рот.
Ваня вскрикнул от боли и на мгновение показал язык. Немка посмотрела на
него и сказала весело:- Теперь мы знаем!
Весь Ванин язык был в лиловом анилине, потому что, рисуя схему, он
старательно слюнявил химический карандаш.
- Итак, мальчик,- сказала немка, брезгливо вытирая о вязаную юбку свои
толстые красные пальцы,- мы тебя будем спрашивать, а ты нам отвечай. Не так
ли? Кто тебя научил делать топографические схемы, где они находятся, эти
люди, и как их найти? Ты меня понял? Ты получишь трех опытных провожатых, и
ты покажешь им дорогу.
- Я не знаю, про что вы меня спрашиваете,- сказал Ваня.
Мальчик стоял вплотную к столу. Он изо всех сил кусал губы. Его голова
была упрямо опущена. С ресниц, как горошины, сыпались слезы, падая на схему,
нарисованную на пробеле страницы, между черной картинкой, изображающей
топор, воткнутый в бревно, и красивой прописью в сетке косых линеек: "Рабы
не мы. Мы не рабы".
- Говори,- тихо сказала немка и задышала носом.
- Не скажу,- еще тише проговорил Ваня.
И в тот же миг он увидел, как рука офицера с тонким обручальным кольцом
на пальце медленно сползла вниз, открыв веснушчатое лицо нездорового цвета,
с остреньким красненьким носиком и крошечным старушечьим подбородком.
Глаза офицера Ваня заметить не успел, так как они вспыхнули, мелькнули
и оглушительная пощечина отбросила мальчика к стене.
Ваня стукнулся затылком о бревно, но упасть не успел. Его тотчас одним
рывком бросили обратно к столу, и он получил вторую пощечину, такую же
страшную, как и первая. И снова ему не дали упасть. Он стоял, шатаясь, перед
столом, и теперь на букварь из его носа капала кровь, заливая пропись: "Рабы
не мы. Мы не рабы".
Перед глазами мальчика летали ослепительно белые и ослепительно черные
значки, слипшиеся попарно. В ушах гудело, как будто он находился в пустом
котле и по этому котлу снаружи били молотком. И Ваня услыхал голос,
показавшийся ему страшно тихим и страшно далеким:
- Теперь ты скажешь?
- Тетенька, не бейте меня! - закричал мальчик, в ужасе закрывая голову
руками.
- Теперь ты скажешь? - нежно повторил далекий голос.
- Не скажу,- еле двигая губами, прошептал мальчик.
Новый удар отбросил его к стене, и больше уже ничего Ваня не помнил. Он
не помнил, как два солдата волокли его из блиндажа и как немка кричала ему
вслед:
- Подожди, мой голубчик! Ты у нас еще заговоришь, после того как три
дня не получишь воды и пищи.
15
Ваня очнулся в полной темноте от страшных ударов, трясших землю. Его
подбрасывало, швыряло от стенки к стенке, качало. Сверху с сухим шорохом
сыпался песок. То он бежал тонкими ручейками, то вдруг обваливался
громадными массами. Ваня чувствовал на себе тяжесть песка. Он был уже
полузасыпан. Он изо всех сил работал руками, пытаясь выкопаться. Он обдирал
себе ногти. Он не знал, сколько времени был без сознания. Вероятно, довольно
долго, потому что чувствовал голод, сильный до тошноты.
Он был насквозь прохвачен душной ледяной сыростью.
Его зубы стучали. Пальцы окоченели, еле разгибались. Голова еще болела,
но сознание было ясное, отчетливое.
Ваня понимал, что находится в том самом блиндаже, куда его заперли
перед допросом, и что вокруг - бомбежка.
С большим трудом, натыкаясь на трясущиеся стены, мальчик пополз
отыскивать дверь. Он искал ее долго и наконец нашел. Но она была заперта
снаружи, не поддавалась.
Вдруг совсем близко, над самой головой, раздался удар такой страшной
силы, что мальчик на миг перестал слышать. Сверху, едва не стукнув его по
голове, упало несколько бревен.
Дощатая дверь, сорванная с петель, разбилась вдребезги. Сквозь
раскиданные бревна наката ярко ударил в глаза едкий дневной свет. Послышался
слитный звук множества пулеметов, работающих совсем близко, как бы
наперегонки.
Бомба, разметавшая блиндаж, где сидел Ваня, была последняя. В
наступившей тишине отовсюду отчетливо слышалась машина боя, пущенная полным
ходом. В ее беспощадном, механическом шуме возвратившийся слух мальчика
уловил нежный, согласный хор человеческих голосов, как будто бы где-то
певших: "а-а-а-а-а!"
И в Ванином сознании повторилась фраза, уже однажды слышанная им у
разведчиков: "Пошла царица полей в атаку".
По осыпавшимся, заваленным земляным ступенькам мальчик выбрался из
блиндажа и припал к земле.
Он увидел лес, тот самый лес, в который его так недавно приволокли
фашисты.
Тогда в этом лесу был полный порядок, спокойствие, тишина. Всюду, как в
парке, проложены дорожки, посыпаны речным песком через канавы перекинуты
хорошенькие мостики с перильцами, сделанными из белых березовых сучьев над
штабными блиндажами висели маскировочные сети с нашитыми на них зелеными
квадратиками и шишками под полосатыми грибами стояли тепло одетые часовые
во всех направлениях тянулись черные и красные телефонные провода ходили
девушки с судками где-то в чаще дрожала походная электрическая станция в
специальных, глубоко вырезанных ямах помещались прикрытые ветками штабные
автобусы и легковые "оппель-адмиралы".
Теперь же этот удобно оборудованный немецкий штабной лес был изуродован
до неузнаваемости.
Вокруг рыжих дымящихся воронок лежали вырванные с корнем сосны,
разноцветные обломки автомобилей, трупы немцев в обгоревших и еще дымящихся
шинелях. Высоко на ветках болтались клочья маскировочных сетей. В воздухе
стоял удушающий пороховой чад.
Со звуком, похожим на короткий свист хлыста, летели пули, сбивая кору и
отрубая ветки.
Ваня тотчас понял, что немцы уже очистили лес, но наши еще в него не
вошли. Это была короткая и вместе с тем томительно долгая пауза, во время
которой батареи поспешно меняют позиции, минометчики взваливают на плечи
свои минометы, телефонисты бегут, разматывая на бегу катушки, офицеры связи
проносятся верхом на граненых броневиках, минеры водят перед собой длинными
щупами и стрелки с винтовками наперевес пробегают, уже не ложась, по земле,
где пять минут назад был неприятель.
С сильно бьющимся сердцем, прижавшись к земле, Ваня ждал, когда же
наконец покажутся свои.
И вот они показались.
Первым был большой солдат в грязной, разорванной развевающейся
плащ-палатке. Он пробежал между стволами, упал на колени, быстро переменил
диск в автомате, потом лег и прицелился.
Ване казалось, что он прицеливается целую вечность. А на самом деле он
целился всего несколько секунд. Он выбирал. Наконец он нажал спусковой
крючок. Автомат с круглым черным диском затрясся от короткой очереди.
И в тот же миг Ваня узнал солдата. Это был Горбунов. Но как он
изменился! Это был все тот же богатырь, плотный, широкий, даже толстый, но
куда девалась его добродушная, свойская щербатая улыбка? Теперь его лицо с
белыми ресницами, озабоченное, разъяренное боем, темное от копоти, смотрело
грозно.
Как не похож был этот Горбунов на того Горбунова, которого Ваня привык
видеть чисто выбритого, белого, розового, доброжелательного...
Но если тот Горбунов был просто хорош, то этот был прекрасен.
- Дядя Горбунов! - крикнул Ваня тонким голосом, стараясь перекричать
шум боя.
И в ту же минуту глаза их встретились.
На лице Горбунова вспыхнула радостная улыбка - та, прежняя, широкая,
артельная улыбка, открывшая щербатые зубы.
- Пастушок! Ванюшка! - крикнул Горбунов на весь лес своим богатырским,
но вместе с тем и немного бабьим, высоким голосом.- Будь ты неладен! Гляди -
жив! А я думал, ты и вовсе пропал. Друг ты мой сердечный, ну что ты скажешь!
- говорил он, одним махом очутившись рядом с Ваней.- Ну, брат, задал ты нам
заботу!
Он крепко обнял мальчика, прижал к себе, потом взял горячими руками за
щеки и два раза поцеловал в губы жесткими солдатскими губами.
Невероятное счастье испытал Ваня, почувствовав тепло его большого
потного тела, распаренного боем.
Все, что с ним происходит, казалось Ване сном, чудом. Ему хотелось еще
крепче прижаться к Горбунову, спрятаться под его плащ-палатку и так сидеть
сколько угодно, хоть пять часов подряд. Но он вспомнил, что он солдат и что
солдату не подобают такие глупости.
- Дядя Горбунов,- сказал он быстро,- тут в лесу есть один штабной
блиндаж, где они меня допрашивали. Куда лучше, чем тот наш, с карбидной
лампой. Раза в два больше.
- Да что ты говоришь?
- Честное батарейское.
- А теплый? - озабоченно спросил Горбунов.
- Ого! Теплей не надо. И там у них еще радио было. Все время играло.
- Радио? Это нам очень надо,- засуетился Горбунов, почувствовав прилив
хозяйственной деятельности.- А ну, где этот блиндаж, показывай!
Сертаков Виталий
Махров Алексей
Круз Андрей
Роллинс Джеймс
Орлов Алекс
Шилова Юлия