Чтение 19–й страницы книги ~Детство в Соломбале~

Лежать и наблюдать пришлось очень долго. Сколько прошло времени, я не знал,
но только оно тянулось неслыханно медленно, это томительное время ожидания.

Уже солнце стало клониться к берегу, когда я, наконец, услышал
поскрипывание уключин. Это приехал за мной на "Молнии" Костя.

- Закончили! - сказал он. - Поедем. Нужно поесть - и домой!

Все очень устали, и потому было решено немного отдохнуть, прежде чем
отправиться в обратный путь.

Костра не разжигали. Мы поели соленой селедки с хлебом и запили водой из
реки. Конечно, мы могли наловить свежей рыбы, но сейчас об этом некогда
было и думать. Королев прилег на траву.

- Итак, господа Пуль и Айронсайд, ваше дело проиграно, - сказал он,
улыбаясь и играя головкой осыпавшейся ромашки. - Теперь вам только и
остается - насмолить лыжи. Иначе вашим бокам достанется еще покрепче.

Мы знали, что Пуль и Айронсайд - английские генералы, находившиеся в
Архангельске.

- Вот получен последний номер, - продолжал Королев, развертывая перед
товарищами газету. - "Оперативная сводка. На Северо-Двинском направлении
нашими войсками после упорного боя захвачено несколько селений по реке
Северной Двине. Под могучими ударами красных войск союзники и белые
отступают. Во всем Шенкурском уезде восстановлена Советская власть".

- Откуда такая газета? - спросил я Костю.

- Из Москвы.

- Союзники уже, кажется, удирают, - сказал молодой рабочий, который лежал
рядом с Королевым. - Судов много уходит, и все с полным грузом.

- Грабят, - подтвердил другой подпольщик.

- Да, грабят, - кивнул Королев. - Но ничего, землю-то русскую им с собой не
увезти. Они тут хотели навсегда остаться, колонией наш Север сделать. Не
выгорело! И не выгорит никогда!

Из разговоров подпольщиков мы узнали, что найденными винтовками будет
вооружен отряд архангельских рабочих, который начнет боевые действия с
приближением частей Красной Армии к городу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
В ПОГРЕБЕ

Наступила зима. Англичане и американцы еще осенью, вслед за французами,
оставили наш город. Темными ночами уходили пароходы с войсками.

В Архангельске теперь оставались белогвардейцы во главе со своим генералом
Миллером.

В Соломбале же открыто говорили, что красные громят белогвардейцев и скоро
займут Архангельск.

Однажды со стороны Северной Двины послышалась пальба. Нам не нужно было
объяснять, что случилось. Мы давно ожидали этого дня и знали, что он скоро
наступит.

Мы лишь переглянулись с Костей, поспешно спрятали свои лыжи и дворами,
через заборы, выбрались на соседнюю улицу.

Это был самый удобный и безопасный для нас путь - дворами, через заборы.
Никто не остановит, не задержит, а к Двине мы попадем быстрее.

На Никольском проспекте мы увидели отряд рабочих с красными повязками и
винтовками. По площади бежали солдаты и стреляли. У них тоже на рукавах
были красные повязки.

Но главные события происходили на Двине.

По реке, разбивая толстый лед, уходил в сторону моря ледокол "Минин". Из
двух широких труб ледокола валил густой черный дым. Кочегарам, видимо,
приказали угля не жалеть. Даже издали, с берега, была заметна сумятица,
царившая на ледоколе.

С палубы еще не убрали горы тюков, мешков, чемоданов, в спешке погруженных
как попало. Среди военных папах и башлыков можно было различить шляпы,
высокие каракулевые шапки и платки.

Многие архангельские богатей тоже решили бежать на ледоколе за границу.

Вместе с ледоколом "Минин" в море уходила большая паровая яхта "Ярославна".
И она была переполнена белогвардейцами.

Группы рабочих и матросов с берега обстреливали из винтовок отплывающие
суда.

Мы с Костей спрятались во дворе небольшого домика и смотрела через открытые
ворота на Двину.

- Эх, винтовку бы нам! - сказал Костя. - Вот бы стрельнули... Давай побежим
туда!

Пригибаясь так же, как это делали матросы, мы перебежали к самой реке и
укрылись за катером.

- А где сам Миллер? - спросил один из рабочих, стоявших вместе с нами за
корпусом катера.

- На "Минине", - ответил другой. - У него весь штаб на "Минине", уже
сколько дней!

- Так ведь он уйдет! Надо на лед выходить.

- С одними винтовками ледокол не задержать. Сюда бы орудие! По капитанскому
мостику ударить да по рулю.

Рабочие побежали дальше, то и дело стреляя по ледоколу.

Вдруг на "Минине" грянул орудийный выстрел.

- Ложись!

Мы рухнули в снег.

Вслед за первым грохнул второй выстрел, потом третий.

Один снаряд разорвался на берегу, подняв в воздух облако снега и угольной
пыли. Второй угодил в крышу маленькой деревянной церкви.

- Не разобрал сдуру, куда бьет! - засмеялся молоденький матрос, привстав на
колено и укрываясь за причальными тумбами. Вкладывая в магазин винтовки
обойму за обоймой, он торопливо прицеливался и стрелял по ледоколу. - Эк,
струхнули! Неужели уйдут, гады?..

- В спину поветерь! - пожелал белогвардейцам какой-то старик.

"Минин" уходил все дальше и дальше.

Мы вернулись на главную улицу Соломбалы. Тут и там развевались красные
флаги. С красными повязками шли в колоннах рабочие и пели песни.

Стало известно, что в город уже вступили части Красной Армии.

- Вот бы Николая Ивановича увидеть! - сказал я.

- Сейчас ему некогда, не до нас, - ответил Костя, пристраиваясь к колонне
рабочих. - Потом увидим еще.

Я встал рядом с Костей. Мы прошли в рядах всю Соломбалу.

Костя шагал серьезный, сосредоточенный и тоненьким, срывающимся голосом
подтягивал песню, которую пели рабочие. Он отставал в пении, потому что не
знал слов песни и лишь повторял их окончания.

Усталые и возбужденные, мы пришли домой только к вечеру. Я уже хотел лечь
спать, но в это время к нам прибежал Костя:

- Димка, пойдем смотреть прожектор! Красиво!

Мы выскочили во двор. Морозило. В вышине горели крупные, удивительной
чистоты звезды. Тонкий луч прожектора перекатывался по небу. Он то падал за
крыши домов, то вдруг снова поднимался белым высоким столбом, упираясь в
мягкую темноту неба.

Мы любовались прожектором, пока он не погас.

Было холодно.

- Теперь отец вернется, - сказал Костя и задумчиво добавил: - Если не
расстреляли...

- Не расстреляли, - уверенно, чтобы подбодрить Костю, ответил я. - Ведь
Николай Иванович говорил!

- Он давно говорил... А этим теперь зададут! - Костя погрозил в сторону
орликовской квартиры.

Из окон сквозь тюлевые занавески во двор пробивался яркий свет, отражаясь
на снегу белыми квадратами.

- Теперь Советская власть будет! - сказал Костя, и глаза его сверкнули. -
Ребятам можно будет учиться, на кого они захотят.

- А ты, Костя, на кого будешь учиться?

- Я инженером буду!

- А что инженеры делают?

- Я буду строить пароходы, которые по океану плавают. Большие! И потом я
изобрету такую машину, которая и по земле ходит, и по воде плавает, и по
воздуху летает.

- Как ты изобретешь, Костя?

- Выучусь и изобрету. При Советской власти будет нужно много разных машин,
чтобы легче работать рабочим было...

- А что бы такое мне изобрести?

- Ты изобрети такой дом... - Костя на договорил.

Заскрипела калитка. Во двор вошли какие-то люди. Разглядеть их было
невозможно.

Костя присел на корточки в тени от погреба и махнул мне: "Садись!"

Притаив дыхание и не шевелясь, мы сидели на снегу и ждали.

- Кто это? - шепотом спросил я.

Костя опять махнул рукой:

- Молчи!

Незнакомцы поднялись на высокое крыльцо парадного входа, которое находилось
у самой калитки. Было видно, как один из них надавил кнопку звонка.

На лестнице послышался голос Юрия Орликова: