Чтение 19–й страницы книги ~Солнце в ночи~

Как хорошо, что он взял с собой Роя!

Чехонин по опыту хорошо знал, что нельзя предаваться усталости, холоду и
унынию - врагам, в арктических условиях не менее опасным, чем штормовой
океан, сама пурга и хищные полярные звери.

Иногда короткий поводок ослабевал. Это означало, что Рой остановился,
почувствовал опасность. Чехонин не видел и не знал, что это такое - река,
покрытая снегом, трясина или обрыв. Он тоже останавливался и выжидал. Рой
натягивал поводок вправо или влево, и Чехонин продолжал шагать.

Он шел очень долго, подбадривая себя, потому что усталость уже давала
себя знать. Но отдыхать нельзя, нельзя, нельзя! По способу ненцев можно бы
устроить снежную яму - "куропаточий чум" и там устроиться вместе с Роем. Но
у Чехонина была слишком легкая одежда, да и не было уверенности, что пурга
скоро закончится.

- Рой, вперед! - крикнул Чехонин. Крикнул, чтобы отогнать мысль об
отдыхе, подбодрить и себя и собаку.

И тут случилось то, чего так боялся Чехонин. Рой чуть заскулил и бросился
в сторону, а человека бросило вперед. Ноги его скользнули. "Обрыв!" -
мелькнуло в мозгу. Падая, Чехонин выпустил поводок, чтобы не погубить
собаку.

Сильнейший удар в бок, потом сразу же - в ногу. Чехонин инстинктивно
обхватил руками голову. Он лежал и боялся пошевелиться - ведь падение могло
продолжаться, если обрыв глубокий. Он осторожно открыл глаза.

Прислушиваясь, он пролежал с полминуты, пока не почувствовал толчок в
бок. Он замер, но тут же понял, что это был Рой. Пес повизгивал и теребил
человека. Снег сыпался и сверху и со сторон.

Рой бегал вокруг хозяина, призывно скулил, словно прося встать. Чехонин
приподнялся сначала на руках, но тут же почувствовал боль в боку. Еще острее
была боль в ноге. Встать он не смог. Перелом, вывих или просто ушиб - этого
нельзя было определить. Чехонин снова прилег с некоторой надеждой, что боль
успокоится.

Он заставил Роя лечь рядом с собой, и странные мысли стали вдруг лезть в
голову: "Рой - хороший пес, рой мыслей, рой снег, чтобы спастись, рой
могилу... Рой..." Чехонин вскоре забылся.

Очнуться заставила боль в ноге. Теперь он не мог не только приподняться,
но даже не мог пошевелить ногой. Чехонин чувствовал, что нога распухла. Но
короткий сон все-таки снял усталость. Если бы не нога, он мог бы свободно
продвигаться вперед.

Ему с большими усилиями, чтобы не тревожить покалеченную ногу, удалось
достать часы. Они показывали два. Чего два - дня или ночи? Было по-прежнему
светло и все равно ничего разглядеть было невозможно. Пурга почти не
утихала.

Потревоженный Рой вскочил, еще больше засыпав Чехонина снегом. И тут же
стал разрывать снег мордой и лапами.

По компасу Чехонин определил примерное направление, куда следовало
двигаться. Но к чему сейчас ему это направление? Он не мог даже ползти. И
тогда он решил отправить к берегу верного Роя.

Чехонин протянул руку в сторону предполагаемого берега океана, огладил
собаку и повелительно-твердо приказал:

- Рой, ищи! Ищи!

Пес не сразу понял, чего от него хотел хозяин. Он долго не отходил от
Чехонина, потом отбегал и возвращался. Но наконец по настойчивому требованию
скрылся в пурге.

Потянулись не то часы, не то минуты томительно-страшного ожидания. В
естественной снежной яме Чехонину не было холодно, но мучительно болела
нога. Мысли сменялись забытьем или тревожным и неглубоким оном. И Чехонин
никак не мог определить, спал он секунду-две назад или его навещали
ненавистно-ненужные думы.

Однажды он очнулся от собственного крика. Он сообразил, что уснул и
бредил. Прошла минута глубокой внутренней борьбы с огневой болью. Потом он
попытался вспомнить свой сон, но это ему не удалось.

Снег сплошь завалил его. Он долго пытался освободить руку, чтобы
взглянуть на часы. Когда он посмотрел на часы, то увидел, что стрелки
проходят: маленькая - цифру 7, большая - цифру 4. Он долго раздумывал,
сколько же сейчас времени. "Семь двадцать", - прошептал он и подумал о том,
что Рой куда-то пропал. И вдруг вспомнил кошмарный свой сон: Рой привел
полярных волков, и вся стая набросилась на пего, на беззащитного, связанного
человека.

- Рой - попытался крикнуть Чехонин.

Крика не получилось, а усилие крикнуть лишь отозвалось еще более
нестерпимой болью в ноге.

Снова появились волки. Они окружили его, и жадно горели их хищные глаза.
Чехонин вспомнил о ружье. Но где оно? Он рванулся в сторону и от боли,
которая со скоростью выстрела пронеслась от ноги в голову, надолго потерял
сознание.

Вернувшийся Рой разрыл снег и лизнул Чехонина в лицо.

Он обнял собаку свободной рукой, вторая рука была под головой. Пурги уже
не было. Чехонин вытащил часы и поразился: они показывали все те же семь
двадцать. И понял, что часы давно остановились.

Боль в ноге как будто утихла, и это почему-то в сознании Чехонина
связывалось с уходом пурги. Но зато он ощущал слабость и легкую боль
усталости во всем теле. Он попытался подняться и тут же рухнул на прежнее
место. Снова страшной силы боль электротоком пробилась от ноги к голове. Но
на этот раз он остался в сознании и лишь закрыл глаза и замер, боясь нового
электроудара.

Между тем Рой совсем разрыл снег, и скуля, прилег к нему. Казалось, пес
чувствовал себя виноватым. Он никого не сумел разыскать, не привел людей на
помощь.

Минут пятнадцать лежали, прижавшись друг к другу, человек и собака.
Чехонин вспомнил, что они оба давно ничего не ели. Но достать из-под себя
сумку он был не в силах.

"Нужно посылать Роя искать", - подумал Чехонин и засунул под себя руку.
Нащупал сумку и притих. Все-таки кое-как сумку он вытащил, расстегнул
клапан.

- Рои, возьми! - он подтолкнул сумку собаке. Рои залез мордой в сумку и
вытряхнул вяленую рыбу, но не притронулся к ней.

- Рой, возьми! - приказал Чехонин.

Пес покорно взял рыбину, прилег и принялся грызть.

- Рой, ищи! - Чехонин протянул руку в сторону океана. - Рой, ищи!

Рой поднялся, посмотрел на Чехонина и побежал. Чехонин лишь поднес к
губам другую рыбину и снова потерял сознание.

Глава двадцать вторая

ПОДВИГ САНКО

- Жив! - Санко был вне себя от радости. Он услышал дыхание Чехонина. -
Жив!

Но лицо Чехонина было мертвенно-бледным. Санко осторожно расчистил снег и
повернул голову начальника лицом кверху. Снял с одной руки перчатку и
осторожно натер руку спиртом. Потом сделал то же с другой рукой Чехонина.
Чуть-чуть смочил спиртом виски. Всему этому его научил художник Григорьев,
когда они вдвоем спасли на тюленьем промысле едва не утонувшего Ивана Валея,
брата Нанук.

Долго ждал Санко, когда придет в себя Чехонин. Ему нужно было бежать за
оленьей упряжкой - иначе на берег начальника не доставить. В то же время он
боялся его оставлять одного.

Юноша снял совик и укрыл Чехонина, подтолкнув рукава под его бока.
Чехонин застонал и приоткрыл глаза. Он сразу же узнал ненца:

- Санко!

- Начальник...

- Пить...

Воды не было, а дать спирт Санко не решался. Тогда в ладони он растопил
несколько пригоршней снега, почти по каплям сливая их в винтовую пробку от
фляжки. К снежнице он добавил немножко спирта и дал Чехонину выпить: - Я не
могу идти,-тихо, словно извиняясь, сказал Чехонин.

- Молчи, начальник! - сказал Санко. Он знал, что говорить больному трудно
и нельзя. - Молчи! Я пойду за оленями. Тут близко они, с Алексеем. Лежи!

"Близко". Так Санко сказал лишь для успокоения Чехонина. Но было не
близко, совсем не близко до берега, до того места, где оставались Алексей и
оленья упряжка.

Это была, вероятно, самая скоростная гонка, какую знал за свою жизнь
Санко Хатанзей. Только бы добежать до оленей. Обратно на нарте можно
передохнуть.

Алексей упрашивал Санко взять его с собой, обещая обратно идти на лыжах.
Санко наотрез отказал и, торопясь, почти не разговаривал с товарищем. Он
бросился на нарту и погнал оленей в тундру.

Все, что мог сделать, Санко сделал. Он привез Чехонина на берег, где
Алексей развел большой костер, приготовил обед и чай и с тревогой ожидал.
Еще раньше, чем Санко, к его биваку подошли Сергей Сергеевич Иванов и
капитан Феликсов.

Георгия Павловича так и оставили на нарте, которую подтянули к костру.
Обратно Санко ехал очень осторожно, хотя и поторапливался. Чехонин уснул, но
по приезде сразу же проснулся. Он увидел своих друзей, улыбнулся, сказал
через силу: "Спасибо!"

Несколько ложек супа и чай совсем оживили начальника. У него, несомненно,
был крепкий организм и редкая выдержка. Чувствовалось, что он страдает от
боли, но никто не услышал от него ни одной жалобы. Он только сказал:

- Как все скверно получилось. Но я сам виноват. Плохо, кажется, с
ногой... А Санко, какой человек!..

Все восхищались молодым Хатанзеем, а он, радостный, совсем не думал, что