- Я рад, что вы обратились ко мне и потому, что в наше время особенно
полезно членам первенствующего сословия всегда и везде прежде всего помнить,
что они - дворяне, дорожить принадлежностью к этому сословию, - не только
правами, но и обязанностями и честью дворянина. Дворяне в России, как вам,
конечно, известно, сословие по преимуществу служилое.
Строго говоря, все государственные должности, кроме самых низких,
разумеется, должны находиться в дворянских руках. Нахождение разночинцев на
государственой службе составляет, конечно, одну из причин таких
нежелательных явлений, как то, которое возмутило ваше спокойствие. Клевета и
кляуза - орудие людей низшей породы, не воспитанных в добрых дворянских
традициях. Но я надеюсь, что общественное мнение выскажется ясно и громко в
вашу пользу, и вы можете вполне рассчитывать на все мое содействие в этом
отношении.
- Покорно благодарю, ваше превосходительство, - сказал Передонов, - так
уж я буду надеяться.
Верига любезно улыбнулся и не садился, давая понять, что разговор
окончен. Сказав свою речь, он вдруг почувствовал, что это вышло вовсе
некстати и что Передонов не кто иной, как трусливый искатель хорошего места,
обивающий пороги в поисках покровительства. Он отпустил Передонова с
холодным пренебрежением, которое привык чувствовать к нему за его
непорядочную жизнь.
Одеваясь при помощи лакея в прихожей и слыша доносящиеся издали звуки
рояля, Передонов думал, что в этом доме живут по-барски, гордые люди, высоко
себя ставят. "В губернаторы метит", - с почтительным и завистливым
удивлением думал Передонов.
На лестнице встретились ему возвращавшиеся с прогулки маленькие два
предводителевы сына со своим наставником. Передонов посмотрел на них с
сумрачным любопытством.
"Чистые какие, - думал он, - даже в ушах ни грязинки. И бойкие такие, а
сами, небось, вышколенные, по струнке ходят. Пожалуй, - думал Передонов, -
их никогда и не стегают".
И сердито посмотрел им вслед Передонов, а они быстро подымались по
лестнице и весело разговаривали. И дивило Передонова, что наставник был с
ними как равный, не хмурился и не кричал на них.
Когда Передонов вернулся домой, он застал Варвару в гостиной с книгой в
руках, что бывало редко. Варвара читала поварскую книгу,- единственную,
которую она иногда открывала. Книга была старая, трепаная, в черном
переплете. Черный переплет бросился в глаза Передонову и привел его в
уныние.
- Что ты читаешь, Варвара? - сердито спросил он.
- Что? Известно что, поварскую книгу,- отвечала Варвара. - Мне пустяков
некогда читать.
- Зачем поварская книга? - с ужасом спросил Передонов.
- Как зачем? Кушанье буду готовить тебе же, ты все привередничаешь, -
объясняла Варвара, усмехаючись горделиво и самодовольно.
- По черной книге я не стану есть! - решительно заявил Передонов,
быстро выхватил из рук Варвары книгу и унес ее в спальню.
"Черная книга! Да еще по ней обеды готовить! - думал он со страхом. -
Того только недоставало, чтобы его открыто пытались извести чернокнижием!
Необходимо уничтожить эту страшную книгу", - думал он, не обращая внимания
на дребезжащее Варварино ворчанье.[9]
В пятницу Передонов был у председателя уездной земской управы.
В этом доме все говорило, что здесь хотят жить попросту, по-хорошему и
работать на общую пользу. В глаза метались многие вещи, напоминающие о
деревенском и простом: кресло с дугою-спинкою и топориками-ручками,
чернильницы в виде подковы, пепельница-лапоть. В зале много мерочек - на
окнах, на столах, на полу - с образцами разного зерна, и кое-где куски
"голодного" хлеба, - скверные глыбы, похожие на торф. В гостиной - рисунки и
модели сельскохозяйственных машин. Кабинет загромождали шкапы с книгами о
сельском хозяйстве и о школьном деле. На столе - бумаги, печатные отчеты,
картонки с какими-то разной величины карточками. Много пыли и ни одной
картины.
Хозяин, Иван Степанович Кириллов, очень беспокоился, как бы, с одной
стороны, быть любезным, европейски-любезным, но, с другой стороны, не
уронить своего достоинства хозяина в уезде. Он весь был странный и
противоречивый, как бы спаянный из двух половинок. По всей его обстановке
было видно, что он много и с толком работает. А на него самого посмотришь, и
кажется, что вся эта земская деятельность для него только лишь забава и ею
занят он пока, а настоящие его заботы где-то впереди, куда порою
устремлялись его бойкие, но как бы не живые, оловянного блеска глаза. Как
будто кем-то вынута из него живая душа и положена в долгий ящик, а на место
ее вставлена не живая, но сноровистая суетилка.
Он был невелик ростом, тонок, моложав, - так моложав и румян, что
подчас казался мальчиком, приклеившим бороду и перенявшим от взрослых,
довольно удачно, их повадки. Движения у него были отчетливые и быстрые.
Здороваясь, он проворно кланялся и шаркал и скользил на подошвах щегольских
башмачков. Одежду его хотелось назвать костюмчиком: серенькая курточка,
батистовая нaкрахмаленная сорочка с отложным воротничком, веревочный синий
галстук, узенькие брючки, серые чулочки. И разговор его, всегда
отменно-вежливый, был тоже каким-то двояким: говорит себе степенно - и вдруг
детски-простодушная улыбка, какая-нибудь мальчишеская ухватка, а через
минуту, глядишь - опять уймется и скромничает. Жена его, женщина тихая и
степенная, казавшаяся старше мужа, несколько раз при Передонове входила в
кабинет и каждый раз спрашивала у мужа какие-то точные сведения об уездных
делах.
Хозяйство у них в городе шло запутанно, - постоянно приходили по делу и
постоянно пили чай. И Передонову, едва он уселся, принесли стакан не очень
теплого чая и булок на тарелке.
До Передонова уже сидел гость. Передонов его знал, - да и кто в нашем
городе кого не знает? Все друг другу знакомы, - только иные раззнакомились,
поссорясь.
То был земский врач Георгий Семенович Трепетов, маленький - еще меньше
Кириллова - человек, с прыщавым лицом, остреньким и незначительным. На нем
были синие очки, и смотрел он всегда вниз или в сторону, как бы тяготясь
смотреть на себеседника. Он был необыкновенно честен и никогда не поступился
ни одною своею копейкою в чужую пользу. Всех, находящихся на казенной
службе, он глубоко презирал: еще руку подаст при встрече, но от разговоров
упрямо уклонялся. За это он слыл светлою головою, как и Кириллов, хотя знал
мало и лечил плохо. Все собирался опроститься и с этой целью присматривался,
как мужики сморкаются, чешут затылки, утирают ладонью губы, и сам наедине
подражал им иногда, - но все откладывал опрощение до будущего лета.
Передонов и здесь повторил все привычные ему за последние дни пени на
городские сплетни, на завистников, которые хотят помешать ему достигнуть
инспекторского места. Кириллов сперва почувствовал себя польщенным этим
обращением к нему. Он восклицал:
- Да, вот вы теперь видите, какова провинциальная среда? Я всегда
говорил, что единственное спасение для мыслящих людей - сплотиться, и я
радуюсь, что вы пришли к тому же убеждению.
Трепетов сердито и обиженно фыркнул. Кириллов посмотрел на него
боязливо. Трeпетов презрительно сказал:
- Мыслящие люди! - и опять фыркнул. Потом, помолчав немного, заговорил
тоненьким, обиженным голосом:
- Не знаю, могут ли мыслящие люди служить затхлому классицизму!
Кириллов нерешительно сказал:
- Но вы, Георгий Семенович, не берете в расчет, что не всегда от
человека зависит избрать свою деятельность.
Трепетов презрительно фыркнул, чем окончательно сразил любезного
Кириллова, и погрузился в глубокое молчание.
Кириллов обратился к Передонову. Услышав, что тот говорит об
инспекторском месте, Кириллов забеспокоился. Ему показалось, что Передонов
хочет быть инспектором в нашем уезде. А в уездном земстве назревало
предположение учредить должность своего инспектора училищ, выбираемого
земством и утверждаемого учебным начальством.
Тогда инспектор Богданов, имевший в своем ведении школы трех уездов,
переселился бы в один из соседних городов, и школы нашего уезда перешли бы к
новому инспектору. Для этой должности был у земцев на примете человек,
наставник учительской семинарии в ближайшем городке Сафате.
- Там у меня есть протекция, - говорил Передонов, - а только вот здесь
директор пакостит, да и другие тоже. Всякую ерунду распускают. Так уж, в
случае каких справок об мне, я вот вас предупреждаю, что это все вздор обо
мне говорят. Вы этим господам не верьте.
Кириллов отвечал поспешно и бойко:
- Мне, Ардальон Борисыч, нет времени особенно углубляться в городские
отношения и слухи, я по горло завален делом. Если бы жена не помогала, то я
не знаю, как бы справился. Я нигде не бываю, никого не вижу, ничего не
слышу. Но я вполне уверен, что все это, что о вас говорят, - я ничего не
слышал, поверьте чести, - все это вздор, вполне верю. Но это место не от
одного меня зависит.
-- Вас могут спросить, - сказал Передонов.
Кириллов посмотрел на него с удивлением и сказал:
- Еще бы не спросили, конечно, спросят. Но дело в том, что мы имеем в
виду...
В это время на пороге показалась госпожа Кириллова и сказала:
-- Иван Степаныч, на минутку.
Муж вышел к ней. Она озабоченно зашептала:
- Я думаю, что этому субъекту лучше не говорить, что мы имеем в виду
Красильникова. Этот субъект мне подозрителен, - он что-нибудь нагадит
Красильникову.
- Ты думаешь? - проворно прошептал Кириллов. - Да, да, пожалуй. Так
неприятно.