Чтение 19–й страницы книги ~Веселенькая справедливость~

и открывали под кроватями и в углах солидный склад стеклотары,
перезванивающий на разные голоса при ходьбе по половицам. Пол,
к тому же, был заляпан засохшей грязью, висели на вбитом в
стену гвозде штук с десяток цепей от бензопилы, и вообще все
помещение напоминало скорее каптерку, но никак не спальню.

При его появлении хозяин поднялся.

-- Садись, прокурор.

Он сходил на кухню, принес еще стакан и для себя табурет.
Не спрашивая, набулькал Алексею с полстакана водки.

-- Ракусывай,-- сам повернулся к шоферу, который было
замолчал.-- Ну?

-- ...Сидим, значит. Человек десять-двенадцать на поминки
позвала она. Водки -- залейся. Он, правду сказать, и сам
закладывал, не дай Бог. Я как-то захожу по соседству, а у него
фляга молочная во дворе под брагу приспособлена. Гляжу, змеевик
присобачил. Посудину. А к фляге с двух сторон паяльные лампы на
полную катушку врубил. Через пять минут потекла сивуха. Отрава
чистая. Как на пенсию-вышел, два года попользовался и копыта
откинул.

-- Пятьдесят два было. По горячему вышел,-- пояснил для
Алексея хозяин.

-- Ну, сидим, значит, пьем. А она бутылку за бутылкой на
стол... Последний раз, дескать, годину справим по-людски, и
ладной, пили-пили; рожи, правду сказать, от водки повело.
Кричат друг дружке кто чего, покойника само собой поминают.
Баба евонная в углу ревет, потом, глянь: а он сам над стаканом
за столам сидит и голову повесил, вот так...

Рассказчик изобразил, как сидел покойник, сделал
недоумевающее лицо.

-- И я-то, дурак, забыл, что покойник он. Сколько раз
че-то спрашивал у него, тормошил. Рядом сидели. Ну, он сроду
так, когда выпьет: голову повесит и мычит, если спросишь чего.

-- Перепились вы. Мало ли?..

-- Это было,-- согласился рассказчик.-- Ну так, если бы
кто один видел. А то...

-- Ну и?

-- Ну... сидим. Глаза на него вытарашили. А он услышал --
молчат все. Башку поднял, оглядел нас вроде... да и вышел.

-- Пятьдесят два... Это он не от самогонки помер,-- после
паузы не согласился хозяин.-- Зря в пятьдесят лет на пенсию не
отправят. Тут у них под обрез рассчитано, годик-два еще
прошебуршится человек, как выйдет, и нет его. Ваську, по
Воровского жил, помнишь? Брат у него еще задавился? Тоже в
пятьдесят один копыта откинул. Лекомцев Серега... в пятьдесят
три. Татьяничев, этот и вовсе через месяц. Да все, кого ни
возьми. У нас зря деньги работягам платить не станут, не
говори.

Хозяин с шофером выпили еще. Алексей от второй отказался.
Он только сейчас спохватился, что за весь день с утра ничего не
ел, и бутерброд с тушенкой, щедро наваленной хозяином на
ломоть, был не лишним.

-- У нас в леспромхозе, знаешь, счас чего творят? Лес
насобачились по бартеру заграницу сплавлять. Напрямую, через
какое-то СП в Москве. Эшелон за эшелоном. Эшелон лесу,
пиломатериалов отправят, а обратно в котомке десять пар этих...
кроссовок, да какой-нибудь миксер везут. Эшелон лесу отправят,
обратно опять с одной котомкой. Тьфу... глаза бы не глядели.
Все равно как у папуасов на бусы лес у нас выменивают.

Алексей понял, что хозяин рассказывает это не без задней
мысли, а желая как-то оправдать привезенные левым рейсом
бревна.

-- Все по начальству расходится. Обнаглела сволота вконец.

-- Не скажи. Народ у нас тоже разбаловался,-- не поддержал
шофер, видимо, не уловив оправдательного оттенка в речи
хозяина.-- На делянке вон, в марте было, надо лес трелевать на
погрузочную площадку, а Гришка Рузмаков... знаешь такого?

-- Ну?

-- Сел на трелевочник и за двадцать верст по сугробам на
речку потарахтел. Ухи, говорит, свежей захотелось. Целый день
на зимнюю удочку ершей сидел из лунки дергал. А трактор на
берегу на холостом постукивает. Одной солярки бочку сжег. К
ночи уж, в одиннадцатом часу вернулся. И ниче... посмеялись
только, да бригадир обматерил.

Мужики приняли еще по одной, и шофер поднялся.

-- Пора ехать.

Стеклотара под кроватями жалобно зазвенела, когда тяжелый

"КРАЗ" с могучим ревом тронулся с места. Алексей подождал,
пока гул затихнет вдали, спросил:

-- Геннадий Яковлевич, у вас какая сумма на сберегательной
книжке? Помните?

Суходеев удивился, но спрашивать, к чему это, не стал.

-- Тыщ пять, как будто. С рублями.

-- Как будто?

-- Нет. Точно.

-- Проверьте книжку.

Суходеев с сомнением посмотрел на следователя, но опять
ничего не спросил и тяжело двинулся в комнату. Алексей встал у
него за спиной в дверях. Наконец, после довольно-таки
продолжительных поисков сберкнижка была найдена в шкафу, под
клеенкой.

-- Полгода как не дотрагивался,-- пояснил хозяин свою
нерасторопность. Протянул Алексею.

-- Нет, проверьте сами.

Суходеев молча начал листать, отыскивая страничку с
последними записями, нашел и поглядел на Алексея непонимающим
взглядом. Заглянул в титул -- проверить фамилию. Наконец
пробормотал:

-- В марте снято последний раз. Вроде бы не снимал, не
помню. Две с половиной тут... ну?

Алексей взял у него книжку. Шестью записями выше, октябрем
прошлого года, была записана сумма вклада в размере пяти тысяч
двадцати трех рублей с копейками пени.

-- Вы эту сумму имели ввиду?

-- Ну, вот! Пять тыщ с рублями... Так это как получается?
Снято, что ли?

Суходеев-старший был в полном недоумении, хотя, Алексей
видел, его беспокоила сейчас не пропавшая сумма денег, а сам
факт пропажи. Актерская игра исключалась начисто: слишком много
привходящих нюансов и оттенков -- не всякий мастер сцены такое
вытянет. Выходит, о деньгах Суходеев до этой минуты ничего не
знал. Да если бы даже знал, по мужику сразу видно -- За топор
из-за денег не схватится.

Еще одна версия, похоже, накрылась...

-- Погоди. А ты сам-то откуда про мою книжку знаешь? --
подозрительно осведомился он.

-- От людей, Геннадий Яковлевич. Ваш сын решил приобрести
мотоцикл, втайне от вас. Но на ваши деньги, как видите.

-- Вовка? Ну... сволоченок! -- Суходеев вдруг захохотал
отрывистым, лающим смехом. Потом махнул рукой, сморщился.--
Весь в мать пошел.

-- Так что, Геннадий Яковлевич? Дело возбуждать будем?

-- Какое дело?

-- Уголовное дело по факту мошенничества против Суходеева
Владимира Геннадиевича.

Суходеев, сообразив, о чем идет речь, решительно отрезал:

-- Считай, мотоцикл я ему подарил. Сорняком растет парень.
Что сам надыбал, то и его. Тут впору на себя заявление писать.

Он осекся и замолчал надолго, отвернувшись в окно.
Дальнейший разговор с Суходеевым ничего существенного к уже
известным фактам не добавил. Алексей положил перед ним на стол
бланк протокола, подал ручку.

-- Прочитайте, и ваша подпись: с моих слов записано верно.

По дороге домой Алексей зашел в магазин взять бутылку
молока и батон на вечер. Но от кассы его грубо завернули. Хлеб,
как оказалось, продавался в городе по карточкам из расчета
четыреста граммов в день на человека, молоко -- по каким-то
рецептам. Чай, масло, сахар он спрашивать не стал, тут все
ясно. Вышел из магазина, неподалеку, запримеченное еще днем,
находилось кафе-стекляшка, отправился туда. но с кафе тоже не
повезло, оно было закрыто с полчаса назад. Алексей потоптался в
раздумьи перед дверью. Оставалось набиться к кому-нибудь в
гости, на ужин. Или пойти в ресторан. Пожалуй, ресторан сейчас
как раз то, что ему нужно.

Алексей расспросил у первого встречного дорогу и, гадая,
какой сюрприз ожидает его на этот раз, Двинулся в указанном
направлении.

В зале, когда он вошел, царил полумрак. Вспыхивали
стробоскопы, грохотала новомодная музыка, обычная для такого
рода мест. Свободных столиков было предостаточно, но Алексей
заметил слева от себя одиноко сидящую девушку, темноволосую, в