теле его страшную судорогу. Крик вырвался из груди маль-
чика. С ним сделался второй припадок падучей.
Когда ему исполнилось шестнадцать лет, забрали его,
так же, как и других шляхетных детей, в "школу матема-
тических и навигацких, то есть мореходных хитростных
искусств"., Школа помещалась в Сухаревой башне, где
занимался астрономическими наблюдениями генерал Яков
Брюс, которого считали колдуном и чернокнижником:
кривая баба, торговавшая на Второй Мещанской мочены-
ми яблоками, видела, как однажды зимнею ночью Брюс
полетел со своей вышки прямо к месяцу верхом на подзор-
ной трубе. Пахомыч ни за что не отдал бы дитя в такое
проклятое место, если бы ребят не забирали силою.
Укрывавшиеся дворянские недоросли, привезенные из
своих поместий под конвоем, иногда женатые, тридцати-
летние и даже сорокалетние младенцы, сидели рядом с
настоящими детьми на одной парте и зубрили по одной
книжке, с картинкою, изображавшею учителя, который ог-
ромным пуком розог сечет разложенного на скамейке
школьника-с подписью: всяк человек в тиши поучайся.
Все буквари обильно украшались розочными виршами:
Благослови, Боже, оные леса,
где розги родят на долгие времена.
Малым розга березова ко умилению,
А старым жезл дубовый ко подкреплению.
И царским указом предписывалось: "выбрать из гвар-
дии отставных добрых солдат и быть им по человеку
IBо всякой каморе во время учения и иметь хлыст в ру-
ках; и буде кто из учеников будет бесчинствовать, оным
бить, несмотря какой бы виновный фамилии не был".
Но как ни вбивали в головы науку малым - хлыстом и
розгою, большим - плетьями и батогами, все одинаково
плохо учились. Иногда в минуты отчаяния певали они "песнь
вавилонскую". Начинали старшие хриплыми с перепою басами:
Житье в школе не по нас,
В один день секут пять раз.
Малыши подтягивали визгливыми дискантами:
Ох, горе, беда!
Секут завсегда.
И дисканты и басы сливались в дружный хор:
И лозами по бедрам,
И палями по рукам,
Ни с другого слова в рожу,
Со спины дерут всю кожу.
Геометрию смекай,
А пустые щи хлебай.
Ох, горе, беда!
Секут завсегда.
О, проклятое чернило!
Сердце наше иссушило.
И бумага, и перо
Сокрушают нас зело,
Хоть какого молодца
Сгубит школа до конца.
Ох, горе, беда!
Секут завсегда.
Немногому научился бы Тихон в школе, если бы не
обратил на него внимания один из учителей, кенигсберг-
ский немец, пастор Глюк. Выучившись русскому языку
с грехом пополам у беглого польского монаха, Глюк при-
ехал в Россию обучать "московских юношей, аки мягкую
И ко всякому изображению угодную глину". Он разоча-
ровался скоро не столько в самих юношах, сколько в рус-
ском способе "муштровать их, как цыганских лошадей",
вбивать им в голову науку плетьми. Глюк был человек
умный и добрый, хотя пьяница. Пил же с горя, потому
что не только русские, но и немцы считали его сумасшед-
шим. Он писал головоломное сочинение, комментарии на
комментарии Ньютона к Апокалипсису, где все христиан-
ские откровения о кончине мира доказывались тончайши-
ми астрономическими выкладками на основании законов
тяготения, изложенных в недавно вышедших ньютоновых
Philosophiae Naturalis Principia. Mathematica.
В ученике своем, Тихоне, он открыл необыкновенные
способности к математике и полюбил его как родного.
Старый Глюк сам в душе был ребенком. С Тихоном
говорил он, особенно будучи навеселе, как со взрослым
и единственным другом. Рассказывал ему о новых фило-
софских учениях и гипотезах, о Magna Instauratio Бэкона,
о геометрической этике Спинозы, о вихрях Декарта, о мо-
надах Лейбница, но всего вдохновеннее-о великих аст-
рономических открытиях Коперника, Кеплера, Ньютона.
Мальчик многого не понимал, но слушал эти сказания
о чудесах науки с таким же любопытством, как беседы
трех стариков о невидимом Китеже-граде.
Пахомыч считал всю вообще науку немцев, в особен-
ности же "звездочетие", "остроумею", безбожною.
- Проклятый Коперник,- говорил он,- Богу сопер-
ник: тягостную землю поднял от кентра земного и звезды
стоят, а земля оборачивается, противно священным писа-
ниям. Смеются над ним богословы!
- Истинная философия,- говорил пастор Глюк,-
вере не только полезна, но и нужна. Многие святые отцы
в науках философских преизяществовали. Знание натуры
христианскому закону не противно; и кто натуру исследо-
вать тщится, Бога знает и почитает; физические рассужде-
ния о твари служат к прославлению Творца, как и в Пи-
сании сказано: Небеса поведают славу Господню.
Но Тихон угадывал смутным чутьем, что в этом со-
гласии науки с верою не все так просто и ясно для самого
Глюка, как он думает, или только старается думать. Неда-
ром иногда, в конце ученого спора с самим собою о мно-
жестве миров, о неподвижности космических пространств,
сильно выпивший старик, забывая присутствие ученика,
опускал, как будто в изнеможении, на край стола свою
лысую, со съехавшим на сторону париком, голову, отя-
желевшую не столько от вина, сколько от головокружи-
тельных метафизических мыслей, и глухо стонал, повторяя
знаменитое восклицание Ньютона:
- О, физика, спаси меня от метафизики!
Однажды Тихон - ему было тогда уже девятнадцать
лет, он кончал школу и хорошо читал по-латински
случайно открыл валявшийся на рабочем столе учителя
привезенный им из Голландии рукописный сборник писем
Спинозы и прочел первые на глаза попавшиеся строки:
Между свойствами человека и Бога так же мало общего,
кк между созвездием Пса и псом, лающим животным.
Если бы треугольник имел дар слова, то и он сказал бы,
Бог есть не что иное, как совершенный треугольник,
круг - что природа Бога в высшей степени кругла".
В другом письме - об Евхаристии: "О, безумный юно-
ша! Кто же так околдовал вас, что вы вообразили, будто
нужно проглатывать святое и вечное, будто святое и веч-
ное может находиться во внутренностях ваших? Ужасны
таинства вашей церкви: они противоречат здравому смыс-
лу". Тихон закрыл книгу и больше не читал. Первый раз
в жИЗНИ испытал он от мысли то чувство, которое прежде
испытывал только от внешних впечатлений - ужас конца.
В Сухаревой башне у генерала Якова Вилимовича
Брюса была обширная библиотека и "кабинет математи-
ческих, механических и других инструментов, также нату-
ры - зверей, инсект, кореньев, всяких руд и минера-
лов, антиквитетов, древних монет, медалей, резных кам-