спросил свою жену Петру Алауп, что ему делать, а она что-то
шепнула ему из губ в губы. Тогда он обул желтые турецкие туфли,
вскочил на свою белую кобылу и завербовался в наполеоновскую
кавалерию. Его направили в роту капитана Опуича, которая как
раз в это время терпела поражение под Лейпцигом.
от выпавшего ночью снега, и зеркало на стене белизной и блеском
раньше времени разбудило Софрония и Ерисену.
проткнул тебя ножнами от сабли и повесил на дерево. Он далеко.
Гонит французов.
спасла?
материнской линии, а второй -- как бабка по отцовской, и
ответила:
бы два разных пола, как две туфли на ногах.
Она полностью опирается на мужа и обожает его как обладающего
могуществом, как Адама и отца своего потомства и победителя,
царящего над миром животных, которым он дал имена, и над
природой, которой он сопротивляется. Такая женщина помнит, где
пуп земли. Благодаря мужу она имеет силу и деньги. "Дни его
длятся дольше, и в жизни его больше ночей, чем у меня" -- так
думает она о своем мужчине и презирает сыновей, которых считает
мягкотелыми и разделенными, как Каин и Авель, одиночками без
силы и влияния. "Пусть-ка они вспашут собственную тень и польют
ее потом, чтобы там что-то проросло", -- думает о них она.
Такая женщина не выносит и сверстников своих детей, все их
поколение, которое бородой затыкает уши. Когда она выбирает, то
выбирает не того, кого любит, а того, кого ненавидят или ее
отец, или ее сын. Любовь у нее связана с клитором и означает
наслаждение, не имеющее отношения к зачатию.
который о себе может сказать: "Мудрость моя раньше меня
родилась". В нем она видит творца, победителя, властелина,
который вокруг себя и вокруг нее связывает друзей крепкой
связью единодушного братства. Своего мужа она презирает. Он
может быть прекрасным человеком и мастером своего дела, но она
будет говорить о нем: "Все из него веревки вьют, он под чужую
дудку пляшет, у него мох на ушах растет!" Она не прощает ему
склонности к одиночеству. "Зачем мне нужен человек без силы и
без влияния, такой, у которого власти не больше чем у снежной
бабы?" По той же причине она презирает и своих братьев, и их
сверстников. "Они имели свой шанс -- и упустили его", --
говорит она. Поэтому она обожает сына и его приятелей, ведь
наступает их время, в них она видит новое великое братство,
связанное тем же духом, что и братство ее отца, в них она видит
будущих победителей. "Они сбросили с себя четыре корки от пота,
высохшие на четырех ветрах, и теперь они свободны" -- так
думает она, потому что получает силу и богатство или через
отца, или через сына. Обычно она оказывается в постели одного
из приятелей собственного сына. Выбирая, она выбирает не того,
кого любит, а того, кого ненавидит ее муж или ее брат... Любовь
у нее связана с маткой и, значит, с зачатием, не имеющим
отношения к наслаждению.
пола? -- спросил он со страхом.
крайней мере пока, я представляю собой исключение. Я третья
туфля. Выбирая, я выбираю того, кого больше всех люблю.
не повинуюсь законам смены поколений победителей и побежденных,
потому что эти нормы поведения свойственны мужчинам. Я знаю,
что мужчины реализуют себя через других, а женщины -- через
самих себя. И когда тени вечерних растений взлетают к небу, я
знаю, что я дочь победителя. И я своего отца обожаю наперекор
всем.
на прошлой войне, в прошлом веке?
капитана австрийской армии, который так же кровожаден, как и
твой отец, капитан французской кавалерии Харлампий Опуич. И в
таком случае вина может рикошетом отскочить назад, в прошлое.
Поэтому я не переношу самодовольную компанию своих братьев и их
друзей -- победителей и насильников, которые вместе со своими
женами отвечают мне тем же. И я с ужасом думаю о своих и об их
детях, которым предстоит на себе испытать с их стороны насилие
победителей, если они победят в войне, которую сейчас
проигрываешь и ты, и все твои. Я бы хотела, если, конечно,
доживу до того времени, оказаться в постели кого-нибудь из
беспомощных сверстников моего будущего сына, причем больше в
роли матери, чем любовницы, так же как получилось и с тобой,
ведь я тебя выбрала как слабого сына могучего отца-победителя.
Я выбрала тебя потому, что тебя не любили ни мать, ни сестры,
ни любовницы, тебя не будет любить и дочь, если она у нас
родится. Для меня самым страшным поражением и наказанием была
бы необходимость в случае неудачи вернуться в могучую стаю моих
братьев-победителей, к которой принадлежат не только все мои
сверстники, но и твой отец. Если мне придется сбросить с себя
третью туфелю, это будет концом моего пути.
тобой, то есть с нами. Ты хочешь вернуться в свою часть,
которая, продолжая отступать, движется на северо-запад. Все это
неминуемо закончится где-нибудь во Франции. Я не знаю,
гражданин ли ты французского государства, но знаю, что служишь
во французской армии. Также я знаю, что государство -- это
необходимое зло. Самое большое, чего можно ждать от
государства, -- это чтобы оно не плевало тебе в тарелку. А
войны? Ты говоришь -- народ, говоришь, что воюешь ради славы
своей нации. Что такое народ? Посмотри на меня. Мне семнадцать
лет. Я ровесница человечества, потому что человечеству всегда
семнадцать лет. Это значит, что любой народ всегда остается
ребенком. Он постоянно растет, и ему постоянно становится тесен
его язык, его дух, его память и даже его будущее. И поэтому
каждый народ должен время от времени менять костюм, который
снова и снова становится ему коротким, сковывает движения и
трещит по швам оттого, что сам он растет. Это одновременно и
трудно и радостно. Ты говоришь -- язык. Во сне мы понимаем все
языки. Сон -- наша родина времен Вавилонской башни. Во сне мы
все говорим одним, единым и великим праязыком, общим для всех
нас, живых и мертвых... Зачем тогда войны? Почему нужно
двигаться в истории назад? Каждое убийство -- это отчасти и
самоубийство.
от призвания военного?
это призвание, а для тебя нет. Давай выскочим из башни, объятой
пламенем, из поражения, из катастрофы, они не принесут нам ни
денег, ни безопасности, как ты надеешься. Давай начнем все
сначала.
сверстники, с которыми я вместе воевал и которые должны были
погибнуть раньше других, были мудрее и знали о мире, окружающем
нас, больше, чем все остальные, именно по этому признаку мы
узнавали их и предчувствовали их скорую смерть. Они знали, что
каждое убийство совершается преднамеренно, и намерениям этим
бывает даже по тысяче лет... Другие, те, которым суждено
умереть позже, были глупее. Но все это никак не было связано с
врожденным умом или ограниченностью как тех, так и других.
Таким образом, есть две категории. Мы относимся ко второй.
счастья глупеешь. Счастье и мудрость вместе не ходят, так же
как тело и мысль. Боль -- это мысль тела. Поэтому счастливые
люди всегда глупы. Только утомившись своим счастьем, влюбленные
могут снова стать мудры, если они такими могут быть в принципе.
Поэтому давай не будем сейчас принимать решения о том, что я
должен отстегнуть свою саблю... Мы всего лишь слуги наших
поступков, они -- наши хозяева...
Опуич из Триеста, не замечая того, что уже отстегнул свою
саблю.