огне. Голова разболелась. Там, в туманном еще небе, кто-то звонко запел -
должно быть, жаворонок. Под самым его ухом квохтала наседка, разгребавшая
вместе с цыплятами землю вокруг стога. Жан попытался встать на ноги, по
телу прошла дрожь. "Лихорадку схватил", - подумалось ему. Он снова взял
велосипед за руль и поплелся вперед. Шагах в ста, на перекрестке дороги,
ведущей в Юзест, он заметил над дверью дома сосновую ветку и вспомнил, что
здесь над харчевнями вместо вывесок прибивают ветки. С трудом он добрался
до харчевни и заказал себе чашку горячего кофе; старуха хозяйка
недоверчиво оглядела его и что-то буркнула себе под нос на местном
диалекте... Солнце уже добралось до скамейки, на которую он присел у
порога харчевни. А вдруг на дороге неожиданно появится автомобиль? Да нет,
они встанут поздно, у них, у этих сволочей, еще уйма времени... А какие
все-таки сволочи... Не потому, что занимаются любовью, а потому, что
кривляются... А его теперь не проведешь, хватит... Никто никогда не
проведет, это уж точно. Все спят со всеми - такова жизнь. Интересно, с кем
спит дядя Адемар? А Рош? А господин Калю? Здорово было бы поймать его с
поличным. Он их всех об этом спросит... Если только не сдохнет прямо
здесь.
отвернулся, и его стошнило. Прижавшись лбом к стене, он прикрыл глаза, у
него даже не хватило сил согнать мух с пылающего жаром лица. На дороге
протренькал велосипед, потом замедлил ход. Жан услышал возглас, кто-то
несколько раз подряд выкрикнул его имя. Рядом с его лицом возникло
большое, искаженное тревогой лицо аббата Калю. Возможно, сделай Жан над
собой усилие, он попытался бы понять, ответить. Но коль скоро кюре здесь,
можно положиться на него, расслабиться. Он почувствовал, что кюре поднял
его на руки, как ребенка, и уложил на кровать в какой-то темной комнатке,
где пахло конюшней. Господин Калю закутал мальчика в свою поношенную
черную пелерину, потом долго препирался с хозяйкой харчевни: он хотел
нанять повозку, а она не соглашалась, потому что в Балозе нынче базарный
день. "Вам заплатят сколько нужно", - раздраженно твердил господин Калю.
Наконец по мощеному двору зацокали конские копыта. На дно повозки положили
соломы. Кюре поднял задремавшего Жана, чья голова беспомощно
перекатывалась по его плечу, и положил на солому, покрыв его своей
пелериной. Затем снял вязаную фуфайку, которую надел утром под сутану,
свернул и сунул под голову мальчику.
самого худшего. Папский зуав провел двое суток в доме священника, и они
вместе пришли к единодушному решению: не пугать графиню. Ей просто
сказали, что у Жана сильный бронхит, и она не выказала ни малейшего
беспокойства. В ту пору еще не были разработаны методы лечения плеврита в
горной местности или, во всяком случае, практиковалось это лишь в редких
случаях. Врач, приглашенный из Бордо для консультации, оказался
сторонником хвойного воздуха при лечении подобных заболеваний и уговорил
полковника согласиться на предложение господина Калю: кюре брался за два
года потихоньку, не слишком налегая на учебу, подготовить мальчика к
экзаменам на бакалавра. Но папский зуав дал свое согласие еще и потому,
что не мог без содрогания даже подумать о том, чтобы послать своего
племянника в коллеж, опозоренный "скандальной женитьбой Пюибаро".
Балюзаке, аббат страстно возжелал, чтобы бог явился ему во плоти, дабы
можно было в знак благодарности лобызать ему руки, припасть к его ногам.
Жан хранил враждебное молчание и открывал рот лишь затем, чтобы тоном
приказания потребовать то, что ему нужно. Господин Калю не знал, что
именно произошло в Балозе, но он видел рану, и этого ему было достаточно,
а как был нанесен удар и каким оружием, он рано или поздно узнает, а может
быть, и никогда не узнает. Но не в том дело, главное - не дать
распространиться заразе. Как-то в сумерках он подсел к изголовью кровати,
на которой дремал Жан, и спросил, не пугает ли его перспектива провести
зиму в Балюзаке. Мальчик ответил, лучше все, что угодно, только не ихний
Рош, однако очень жаль, что он не может выполнить свое намерение
"расквасить ему морду".
работать, читать, делать записи, потягивать ореховую воду, а западный
ветер стонет в сосняке, швыряет в ставни пригоршни дождя...
любви...". Господин Калю спокойно ответил, что главное - иметь любовь в
сердце своем.
понюхал ее (курить в спальне Жана он себе запрещал).
надежная гавань.
злым, но, так или иначе, это его дитя...
ненавистно все, что вы собой представляете...
потому, что я под рукой и ему некого больше кусать..." Аббат погрузился в
размышления, он поставил локти на колени и слегка отвернулся, так чтобы
лицо оставалось в тени, потому что он знал, Жан, зарывшись в подушки,
пытается разглядеть, достиг ли нанесенный им удар цели, но, даже если бы
свет лампы падал на кюре, больной все равно ничего не смог бы прочесть в
этих лишенных всякого выражения чертах. И вдруг Жану стало стыдно своих
слов.
сможешь принимать гостей.
по утрам молоко, одновременно сообщал нам новости о Жане. Однако кюре тоже
дивился, почему мы сами не подаем признаков жизни. Он отлично понимал, что
Мирбель огорчен нашим кажущимся равнодушием, однако не мог измерить всю
глубину его обиды. Поэтому-то балюзакский священник, убежденный, что все
это штучки "мамаши Брижит", решил, как только больному станет полегче,
съездить в Ларжюзон, хотя бы просто для очистки совести.
9
семья была вся в сборе. Мачеха посещала раннюю мессу или спускалась прямо
из своей спальни и, как правило, выходила в столовую уже тщательно одетая
и застегнутая. В то утро, когда я вслух прочел письмо от господина Калю,
где он сообщал о внезапной болезни Мирбеля, она сидела с жестким, хмурым
выражением лица, что предвещало дурной день; в одиннадцать часов она
должна была давать урок катехизиса детям, идущим к первому причастию,
которые, по ее словам, сплошь были кретины, ровно ничего не понимали из
того, что им рассказывают, сидели с непроницаемо-тупыми физиономиями и
развлекались только тем, что щипали друг дружку за наиболее мясистые части
тела. Да к тому же еще грязнули, непременно наследят на паркете, и
попахивает от них не слишком приятно. И не надейтесь, что они вам хоть вот
столечко благодарны, как бы не так! Бейся не бейся, делай им добро, а их
же родители при первом подходящем случае ограбят ваш дом да еще вас самих
прихлопнут.
самой невинной искорки, чтобы последовал оглушительный взрыв, ибо господь
бог наградил мадам Брижит огневой натурой.
должны ехать в Балюзак. А я еще не одета.
вообще-то натянутые, но до сих пор Брижит избегала открытых столкновений.
до завтра?
крикнула мачеха. - И не строи удивленной физиономии, лицемерка.
Корнев Павел
Шилова Юлия
Дальский Алекс
Лондон Джек
Елманов Валерий
Корнев Павел