как спят у вас солдаты под любой бомбежкой и обстрелами, ничем не
разбудишь.
этих странных людей, перенесших три года войны кто в оккупации, как Анна
Пантелеймоновна, а кто, как Ковровы, в далеком холодном и жарком
Казахстане, нынешний 1944 год - здесь дома, за каменными стенами, с
дровами на кухне - казался если не сказкой, то, во всяком случае, чем-то
очень и очень неплохим. Одно уже то, что жили они в своем родном, пусть
разрушенном, искалеченном, но избавленном от оккупантов городе, помогало
переносить любые, связанные с войной лишения.
книгами, пустой, без Вали, комнате, одна-одинешенька, никому во всем
городе не нужная, потерявшая мужа, лишившаяся работы, друзей. Почти все ее
знакомые и друзья эвакуировались. Остался только один, бывший сослуживец
ее мужа. До войны он довольно часто приходил. При немцах он тоже как-то
зашел, чистенький, выбритый, пахнущий одеколоном. Принес какие-то
продукты, селедку. Анна Пантелеймоновна его выгнала. Он работал на немцев.
Для Анны Пантелеймоновны этого было достаточно - такие люди для нее не
существовали. И вот она осталась совсем одна. Сидела на базаре перед двумя
стопками никому не нужных книг, стараясь не видеть ненавистных ей, чужих
людей в серо-зеленых шинелях, и считала праздником тот день, когда за
полупудовый географический атлас в тисненом золотом переплете получала
стакан пшена или когда отогрели водопроводную колонку возле стадиона и
можно было уже не таскать воду за четыре квартала, с Жилянской улицы.
все чаще слышишь, что такой-то вот вернулся с фронта, пусть даже раненный,
но голова все-таки на плечах, и скоро, говорят, выпишут уже из госпиталя.
Правда, бывало и другое. У Сушкевичей погибли оба сына - Анна
Пантелеймоновна хорошо их помнит, как они, всегда опаздывая в школу,
скатывались по лестнице, сбивая прохожих. Саша и Котик - два близнеца. А
Крыловы, такие славные старичок и старушка из четырнадцатой квартиры,
вчера только получили похоронную откуда-то из Польши. А ведь на прошлой
еще неделе старушка Крылова остановила Анну Пантелеймоновну на лестнице и
долго рылась в своей сумке, чтоб показать карточку своего внука. "Красивый
какой стал, а? Совсем мужчина". А бедная Марфа Даниловна? Как только
постучит почтальонша Клава (она уже знает ее стук), сразу меняется в лице:
"Пойди, Петя, открой", - сама боится, вдруг по курносому личику Клавы все
поймет. А потом, когда письмо оказывается от Мити (все те же "воюем
помаленьку"), угощает Клаву чаем и без конца расспрашивает о Ване,
Клавином кавалере, который где-то там на фронте, у черта в зубах, в
Баренцевом море...
четвертый год!.. И четвертый год только и слышишь; убили, разрушили,
уничтожили, потопили, взорвали... В газетах, по радио, на улицах, везде...
сравнивать фронтовую жизнь с тыловой, отдавая иногда предпочтение фронту.
хорошо у нас здесь, но люди все-таки ходят по улицам во весь рост и не
боятся, что их убьют. Очереди надоели? Без работы скучно? Так ищите
работу, а не расхваливайте мне войну. И не поддерживай его, Валя,
пожалуйста... Пусть работает. Или учится. Вот что вам надо. Учиться вам
надо.
легким и выгодным, Николай в конце концов отбрасывал.
там: "Вот я такой-то и такой-то, вернулся с фронта, специальности не имею
- назначайте куда хотите, вам виднее". Это был выход самый простой.
учиться. Поступить в какой-нибудь техникум или институт, любой -
строительный, индустриальный, горный, и, помучившись над книгой столько-то
там лет, получить специальность. Этот вариант был сложнее: за время войны
Николай перезабыл все то немногое, чему когда-то учился, и, откровенно
говоря, без особого восторга думал о парте и книге. Но с точки зрения
здравого смысла, как говорил Валерьян Сергеевич, этот выход был наиболее
правилен: раньше или позже, специальность получить надо было.
далекой перспективой, и оба, чего греха таить, - скудостью заработка. На
первых порах, правда, была пенсия, но рука заживает, и пенсию снимут, -
сиди тогда на стипендии или каких-нибудь четырехстах - пятистах рублях.
которого был дьявол-искуситель в лице Яшки.
занимались, на его взгляд, остальные жильцы квартиры. Все разговоры об
учении он называл разговорами "до лампочки" и ни одной минуты не
сомневался, что в первых же экзаменах Николай "засыплется". В то, что
райком сможет найти для Николая хорошую работу, он тоже не верил.
можешь, вот и предложат тебе что-нибудь бумажное.
можешь нарваться - раз-два! - обведут вокруг пальца. Пикнуть не успеешь, и
будьте любезны - ты меня видишь, я тебя нет! - Яшка четырьмя пальцами
изображал решетку. - Нужно это тебе?
содержать семью (крутись, не крутись, все равно женишься на Вале). А кто
больше всех сейчас зарабатывает? Конечно, шофер. Значит, надо становиться
шофером.
пальцы плохо работают - это ерунда, важен локоть, плечо и вот это вот
место, - Яшка показывал на свое широкое костистое запястье, не зная, как
его назвать. - Права получишь в два счета. На работу устрою к нам в гараж,
в субботу как раз новые машины получаем, - одним словом, заживем мы с
тобой, Николай Иванович, ты даже не представляешь, что это за жизнь будет.
за пояс заткну. Согласен?
прямо: хочешь или не хочешь?
совершенно неожиданные события не дали Николаю возможности принять
окончательное решение.
16
девушку сержант милиции. - Распишитесь. Через шесть месяцев выдадим
постоянный. И здесь тоже.
пальцем, посмотрел на фотокарточку, - до чего ж унылое лицо! - сунул
паспорт в карман и пошел в райком: он находился напротив.
женщиной в стеганой военной телогрейке. В последние дни, встречаясь с ним,
она как-то странно на него поглядывала. Сегодня она просто подошла и
сказала:
облегчения жизни), немного смутился.
взглядом, потом сказала:
могут жить только военнослужащие.
необходимо, я, конечно, сейчас же пропишусь. Паспорт у меня в кармане,
только что получил.
Лондон Джек
Круз Андрей
Сертаков Виталий
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Роллинс Джеймс