- Запутано сказано. Тем более что будущее творится в течение каждого
мгновения настоящего.
- Знаешь, как я попал в армию? Забавный был случай. Меня вызвали в
военкомат в конце сентября. В Киеве осень вообще очень красива, но конец
сентября - начало октября хороши особенно. Москва к этому времени залита
дождями, а в Киеве только заканчивается бабье лето. Нежное и очень
лирическое время.
- "И сторожа кричат протяжно: "ясно!.."
- Примерно так, - засмеялся Антон и продолжал. - У нашего военкомата есть
небольшой плац. Посреди него в тот день стоял стол, и к этому столу
тянулась очередь. За столом сидел лысый, вспотевший отставник, который
выдавал повестки. В очереди передо мной стоял парень с физфака. Я мало его
знал, он поступил на год позже меня. Обычно хорошо запоминаются те, кто
старше. С младших курсов я и в лицо-то мало кого помнил. Когда подошла его
очередь, отставник спросил, на каком он курсе учится. Тот ответил, что на
втором. Тогда его повестка была отложена в сторону, и отставник отпустил
парня до весны, до окончания второго курса. Следующим был я. Мне задали тот
же вопрос. Никаких документов кроме повестки на столе не лежало. Я мог бы
сказать, что учусь на втором. Результат такого ответа был мне известен, но
я решил, что третий курс ничуть не хуже второго, заканчивать его ведь тоже
надо. Кроме того, я точно знал, что первокурсников, только что поступивших
в вузы, забирали осенью, не задавая никаких вопросов.
- И ты ответил, что учишься на третьем.
- И проиграл. Мне сказали, что я уже полгода как должен служить и через две
недели я был здесь.
- Не думаю, что могло случиться иначе. Ошибившись в тот раз, военкомат мог
исправить ошибку на следующий день или на следующей неделе, и ты оказался
бы здесь все равно.
- Возможно. Я слабо верю в гуманность случая.
- Кстати, о случае. Что произошло сегодня с твоим другом Царенко? - спросил
Стрельцов.
- Произошло не с ним, а со мной, хоть и кажется это странным. Прокурор
точил зубы на нас обоих. Только меня из его клыков вытащили, а его нет.
- Вытащили?
- Очень большими железными щипцами. И продолжают в этих щипцах держать...
Антон молчал, не думая ни о чем. В каптерке было темно, и силуэт Стрельцова
он едва различал в слабом свете фонарей Олимпийской деревни.
- Ты можешь не объяснять. Я понимаю...
- Примерно то же сказал мне сегодня особист. Только вместо слова
"объяснять" он использовал термин "распространять информацию", и он
настаивал, а не соглашался.
- Особист. О чем-то подобном я и подумал. Они всегда возникают в таких
ситуациях. Подключают связи. Помогают. Выручают... А потом называют цену.
- И цена их высока?
- Кому как. Это зависит от человека. Пойми меня правильно... - Стрельцов
достал сигарету. - Здесь нельзя курить?
- Нельзя, конечно.
- Я так и думал. - В темноте вспыхнул огонек зажигалки и тут же погас.
Стрельцов затянулся. - Зависит даже не от моральных качеств человека -
патологических случаев рассматривать не будем - общение с ними неприятно
для любого. Как бы это определить... Они крадут будущее. Кабинет особиста
или кабинет на Лубянке - разницы нет - это операционная, где удаляют часть
души. Лучшую часть. И что обидно, она им не нужна, она им просто мешает.
Эти люди решают свои проблемы и в процессе отсекают все лишнее.
- Но почему будущее? - не понял Антон.
- Понимаешь, будущее для человека - это полет и надежда. Каждый ожидает
лучшего, а лучшее всегда свободно. Они лишают нас свободы навсегда. Для
большинства это очень тяжело, для некоторых - гибельно. Я говорю о людях,
для которых творчество стало смыслом существования; не просто средством,
инструментом выражения мыслей, хотя и это уже немало, но именно смыслом
жизни. Таких людей мало, но именно на них они охотятся, отыскивая среди
миллионов, попутно подбирая десятки тысяч других, подчиняя их.
- Хорошая тема. О роли спецслужб в искусстве или дьявол в совре...
- У меня на глазах они убили поэта, - Стрельцов не принял легкого тона,
предложенного Байкаловым. - Ласково. Предупредительно. Он писал стихи. Мои
друзья считали их гениальными. Гэбисты ему помогли. Его стали печатать,
печатают и сейчас. Только стихов он больше не пишет. Не может. Работает
человек в толстом журнале. Все у него нормально. Всем доволен. - Стрельцов
отвернулся к окну.
- Мне показалось, что ты сказал не все.
- Все, что хотел.
С грохотом, словно по казарме рассыпали гигантский горох, вернулась с ужина
рота.
- А накурили, - лысый хранитель белья и шинелей включил свет в каптерке, -
там вас Курочкин ждет. С КПП вернулся.
- Значит и нам пора ужинать, - заключил Антон.
- Все, Сереге гаплык, - радостно сообщил Антону Димка Ступак, появившись
вечером в казарме. Луженков завел на него дело. Статья... сто чего-то там
прим. Пять лет накручивать будет. Тебя на двенадцать два нуля для дачи
свидетельских показаний вызывает.
- Через тебя, что ли, вызывает? И чему ты так радуешься? И вообще, я завтра
в караул заступаю.
- Что ты на меня кидаешься? Крайнего нашел? Я тебя по дружбе предупредил.
Завтра тебе ротный то же скажет. Думаешь, лапа есть, так... Слушай, -
Ступак снова радостно оскалился, - ты только мне скажи. Я - могила...
- Где сейчас Царенко? - перебил Антон монолог прокурорского секретаря.
- А где ему быть? На губе.
- На нашей?
- Как положено. Ты его завтра охранять будешь. Вот хохма! - Ступак довольно
заржал, оценив ситуацию, - ладно, успехов тебе в ратном деле. Я мыться
пошел. Только зря ты про лапу свою молчишь, может с дядькой моим знакомы.
Москва ведь круглая.
Утром его вызвал Бобров.
- Байкалов, бля, - сказал он, багровея лицом, - твой взвод сегодня в наряд
идет. В караул заступаете.
- Знаю, товарищ майор.
- Некого с ними отправить, кроме тебя. Один под следствием сидит. Кузь,
бля, в санчасть сбежал. Ангина, говорит.
- А зачем кого-то с моим взводом отправлять?
- А затем, бля, что дружок твой и подельник, - майор выдвинул ящик стола и
с грохотом его захлопнул, - сидит сейчас на губе, бля. Камера номер пять.
Понял?
- Хорошая камера. Теплая.