Чтение 19–й страницы книги ~Листопад~

Допустим, "покраснел" он в Париже.

Свою кличку мне выдал... К примеру. Опасаясь. Что я могу и по другим
каналам ее узнать. Например, у Стылого есть человек в Тульской ЧК. Имя этого
агента Козлов не знает, стало быть, выдать его не может. А агент
теоретически может знать кличку "Лизун", знать, что это красный в Управлении
контрразведки фронта противника. И сообщить Стылому. А он - Ходько. А Ходько
мне. Нет, слишком натянуто. Слишком много допусков.

Приставить к Козлову филеров? Приставлю, конечно. Хотя с ним аккуратно
надо, аккуратненько.

Куда он ходит? Туда, куда и все - в ресторан, на службу, в депо,
правда. еще. А там... Еще в публичный дом. Черт! А ведь это идея- связной
может быть проститутка Желябовой. Через них проходят десятки людей. Кому
придет в голову следить за шлюхой?

Независимо от того, является ли Козлов красным или нет, эту идею надо
отработать. Почему мне раньше это в голову не пришло?

Первое. Узнать предпочтения офицеров из моего списка. Кто к кому ходит.
Хотя, наверное, все почти всех девок перетрахали. Но должно быть какое-то
предпочтение. Вот, например, Резуха ни разу не был с Татьяной. Наверное,
родинки на губе не любит. А вдруг кто-то к кому-то ходит чаще? Ну и что?
Нет, ерунда. Лезет всякая чушь. Шпиону вовсе не обязательно ходить к одной.
Не так уж часто он передает информацию.

А почему, собственно, я так зациклился на этой Татьяне? Надо опросить
всех шлюх. Только осторожно. Может быть, через Желябову? Вдруг в списке
подозреваемых есть еще лизун. Чем черт не шутит. Вечером так и сделаю.
Резуха и Козлов - оба лизуны. Смешно. Два моих подчиненных - оба лизуны, а
один еще и спектакли разыгрывает. А я, штабс-капитан контрразведки занимаюсь
поисками лизуна женских срамных мест.

А сегодня трудный день. Люди капитан Чкалова вышли на след подпольной
типографии. Вчера и сегодня шли аресты. Сегодня начнем расхлебывать. Все
отделы загрузят. А в депо еще что-то с тремя паровозами нехорошее. Поломки.
Совпадение или саботаж? Пора кого-нибудь расстрелять. Освежить донесения
агентов по депо, быстренько вычислить вредителя. Кто что говорил, какие
крамольные речи вел. Кто кого на что склонял. Кто по глупости болтал, а кто
и по умыслу. И кто с паровозами набедокурил, потаясь. Если набедокурил.
Нужно еще что-то вроде технической экспертизы, может что-то даст. Кто может
из деповских провести и своих не покрыть?

Зашиваемся..."

x x x

- Устал, как собака, - Ковалев потянулся. - Целый день как проклятые.

Резуха и Козлов согласно закивали. Все трое находились в кабинете
штабс-капитана.

Ковалев тронул пачку исписанных листков:

- Пускай Чкалов ночью разбирается со всем этим добром. Завтра возьмут
эту подпольную типографию, слава Богу.

Где-то раздались выстрелы.

- Что это?

Резуха потер покрасневшие глаза:

- Таранский сколотил свою расстрельную команду. Пошла работа.

Ковалев вздохнул:

- Сколько крови проливается, ужас. Что от страны останется после того,
как кто-нибудь победит... Ладно, слушайте. Ты, - капитан ткнул в поручика, -
просмотри агентурные данные за последнее время, покумекай, кто нам мог
паровозы запороть. А ты дуй в депо, там в ночную смену должен выйти толковый
мастер Нефедкин, поговори с ним. И для проформы с другими. Не надо хорошего
человека светить.

- Я так понимаю, -сказал Козлов, - что начальство взяло на себя
наиболее важную часть работы. Если не секрет, какую.

- Не секрет. Я иду к Желябовой, - сказал без улыбки Ковалев. - Все.
Разбегаемся. Вы свои задачи знаете, я свою тоже.

Ковалев остановился перед мадам Желябовой. Она уставилась на
штабс-капитана своими черными, навыкате глазами.

- Кого? Таня занята.

- Плевать. Мне нужна комната, где я могу переговорить со всеми твоими
шлюхами поочередно.

- Зачем? - мадам явно была недовольна таким поворотом событий. - Часть
барышень уже занята.

- Плевать, - повторил штабс-капитан. - Вызывать по одной. Если нужно,
из-под генерала вынешь.

Через минуту Ковалев уже сидел в каморке самой Желябовой и допрашивал
первую проститутку - Наталью Ремезову. Для убедительности штабс-капитан
достал из кобуры наган и положил его справа от себя на прикроватную
тумбочку. Сам он сел повыше, на стул, шлюху усадил ниже себя - на кровать
мадам Желябовой и, нависая сверху, давил.

- Так. Отвечать коротко и ясно. Только по существу. Ясно?

- Ясно, - кивнула Ремезова, косясь на револьвер.

Ковалев не опасался вранья - врать проституткам было незачем, - он
просто боялся личного трепа, болтовни и отвлечений, обращений "Коленька",
ведь всех этих блядушек он имел. Они еще помнили его стоны и дыхание. Он
дистанцировался от этого, избегая лишних слов. Он просто устал за день.

- Отвечай короче. Кого из наших офицеров вы между собой называете
Лизуном? Или могли бы назвать.

Несмотря на серьезность обстановки, не ожидавшая такого Ремезова
расхохоталась.

Дав ей несколько секунд, чтобы выплеснуться, Ковалев резко хлопнул
ладонью по колену.

- Ну хватит!

Смех оборвался. Штабс-капитан зло сверкнул глазами, рявкнул

- Ну!!!

Ковалев больше всего боялся ответа "никого" или недоуменного пожатия
плечами. - Не все его так называют. Я не зову.

- Кого?

- Толстого такого. Не помню, как зовут. Машка знает.

Штабс-капитан почувствовал, как сердце сдвоило и застучало быстрее. В
принципе, ему было достаточно и этого.

- Почему его так зовут?

- Он немочный. Ничего не может. Не стоит у него. Зачем только ходит.
Придет, деньги даст Желябовой, а сам к Машке и только и делает всегда, что
лижет ей. А потом любит слушать, как Машка говорит, что ей было приятно, как
ни с кем другим. Она сама рассказывала.

- Только к Машке ходит?

- Ага.

- Почему, не говорила?

- Говорила. Да я и сама знаю: она одна у него между ног бреет.

- Для Лизуна?

- Нет, вообще. Я ее уж сколько знаю, всегда бреет. Ей это по нраву. А
по мне - глупость.

- Ладно, еще кто-нибудь из наших лижет?

- Редко. Иногда. В охотку.

- Хорошо. О нашей беседе - никому. Ясно?

- Угу.

- Не "угу", а я спрашиваю - ясно?

- Да-да.

- Вякнешь кому, хоть своим товаркам, хоть Желябовой - в подвал к нам
попадешь. Иди.

Лишь пятой по счету к нему пришла Машка. Ковалев испытывал искушение
вызвать ее сразу, но решил говорить с теми, кого вводила Желябова.

А вдруг Машка - связная Лизуна? Но вспомнив ее, Ковалев успокоился.
Глупое лицо, широко поставленные глаза - дура дурой. Вряд ли связная. Разве
только записочки передавала.

С Машкой Ковалев изменил тактику. С ней он спал только один или два
раза, насчет бритого лобка не помнил. Ковалев участливо поговорил с ней о
житье-бытье, о прошлом, о работе. Между делом поинтересовался, бреет ли она
до сих пор себе "там".

- Брею, господин офицер, - простая Машка задрала юбку и раздвинула
ноги, обнажив перед Ковалевым плохо выбритые места.

- Зачем?

- Привыкла уж. Давно так. Многим нравится.

- Денис Иванович говорил, что он это дело любит.

- Да, - с гордостью произнесла Машка. - Только ко мне и ходит! Лизун
хороший клиент, сам себе дрочит, а мне только лижет. Лежи себе, ни забот, ни
хлопот. Только потом ему надо сказать, что мне с ним очень хорошо было.

- Кто его Лизуном назвал?

- Да я. Такие бывают. Кроме как лизать, ничего не могут, зато уж
лизать-то любят. Да, в общем, Денис Иванович человек неплохой. Мы вместе
работаем, эти записки я ему велел передавать.

- Какие записки?

- А разве он бумажки тебе не передавал? Поручений не давал?

- Не-ет. А кому передать-то?

- Да нет, никому, это я перепутал... Ты вот что, Машка, собирайся.
Должен я тебя арестовать.

Лицо проститутки вытянулось.

- Чтоб ты не разболтала о нашем разговоре.

- Да я...

- Знаю все, что скажешь. Гроб-могила, никому ни слова... А сама, как
только за дверь - всем разболтаешь. Собирайся! Примочку свинцовую возьми.