считать, потом мы научим его до двух, потом - до трех, а там, глядишь, он и
все цифры, выучит.
брать сахар и сахарницу спрячу.
что задано, а на другой день принялись продолжать обучение Лобзика.
сказал Костя.
Лобзику.
Шишкин. - Ну, говори: какая это цифра?
цифре два.
"гаф-гаф"? У тебя на плечах что: голова или кочан капусты?
закричал Шишкин. Лобзик в испуге даже попятился.
что она будет бояться и ничему не научится.
два.
головой и заморгал глазами. Тогда он несмело тявкнул еще раз.
Ну-ка, считай еще раз. Лобзик пролаял еще раз.
Отвечай, Лобзик! Лобзик пролаял еще раз.
увидел, что мы от него еще чего-то ждем, и пролаял второй раз. Постепенно мы
добились, что он лаял два раза подряд, и перешли к цифре "три". Занятия
пошли так успешно, что в этот день мы выучили все цифры до десяти, но когда
стали на другой день повторять, то оказалось, что у Лобзика все в голове
перепуталось. Когда показывали ему цифру "три", он отвечал, что это четыре,
или пять, или десять. Когда показывали десять, он говорил, что это два,
короче говоря - молол разную чепуху. Костя злился, кричал на Лобзика и
воображал, что это он назло ему отвечает неправильно. Иногда Лобзик отвечал
правильно, но, наверно, это получалось случайно, а Костя говорил:
спроси его в другой раз, ни за что не ответит. Такой прохвост!
неправильные ответы, чтоб к нему не приставали. Вот, например, Костя
показывает ему цифру "пять", а Лобзик отвечает, что это четыре.
уговаривает его Костя.
Вот скажи еще раз четыре, я тебе покажу!
"четыре" и показывает Лобзику:
время твердил, что это четыре, а когда показали четыре, он говорит, что это
пять! А ты говоришь, что он это не назло мне делает! Я знаю, почему он на
меня злится. Утром я нечаянно наступил ему па лапу, так он запомнил и теперь
мстит мне.
дрессировки никакого толку не вышло. Может быть, мы с Шишкиным были плохие
учителя, а может быть, сам Лобзик был никудышный ученик, не способный к
арифметике.
так и не знаю, что с нею будет. Шуточка дело! Если б я один день прогулял.
- предложил я.
говоришь, что тебе стыдно, ну я бы и сказал, чтоб тебе стыдно не было.
стыдней будет, если ты скажешь! Молчал бы лучше, если ничего не можешь
придумать умней!
все равно не поступить. Или ты, может быть, еще надеешься Лобзика выучить?
плут, или круглый осел. Все равно из него никакого толку не будет. Мне надо
другую собаку достать. Или вот что: лучше я акробатом стану.
немножко получается, только я не могу все время вверх ногами стоять. Надо,
чтоб сначала меня кто-нибудь за ноги держал, а потом я и сам смогу. Вот
подержи меня за ноги, я попробую.
руках по комнате, но скоро руки у него устали и подогнулись. Он упал и
ударился головой об пол.
Постепенно руки у меня окрепнут, и тогда я смогу ходить без посторонней
помощи.
дело сделано. Но я-то видел, что все это пустая затея и все его мечты через
несколько дней разлетятся, как дым.
его мама приходила с работы, она первым долгом проверяла его уроки, а у него
все оказывалось сделано, потому что каждый раз я приходил к нему и говорил,
что задано. Шишкин так боялся, чтоб мама не догадалась о его проделках, что
стал делать уроки даже исправнее, чем когда ходил в школу. Утром он брал
сумку с книжками и вместо школы отправлялся бродить по городу. Дома он не
мог оставаться, так как тетя Зина занималась во второй смене и уходила в
училище поздно. Но шататься без толку по улицам тоже было опасно. Однажды он
чуть не встретился с нашей учительницей английского языка и поскорей свернул
в переулок, чтоб она не увидела его. В другой раз он увидел на улице соседку
и спрятался от нее в чужое парадное. Он стал бояться ходить по улицам и
забирался куда-нибудь в самые отдаленные кварталы города, чтоб не встретить
кого-нибудь из знакомых. Ему все время казалось, что все прохожие на улице
смотрят на него и подозревают, что он нарочно не пошел в школу. Дни в это
время были морозные, и шататься по улицам было холодно поэтому он иногда
заходил в какой-нибудь магазин, согревался немножко, а потом шел дальше.
себе. Шишкин ни на минуту не выходил у меня из головы. В классе пустое место
за нашей партой все время напоминало мне о нем. Я представлял себе, как,
пока мы сидим в теплом классе, он крадется по городу совсем один, точно вор,
как он прячется от людей в чужие подъезды, как заходит в какой-нибудь
магазин, чтоб погреться. От этих мыслей я стал рассеянным в классе и плохо
слушал уроки. Дома я тоже все время думал о нем. Ночью никак не мог уснуть,