Чтение 19–й страницы книги ~Двадцатые годы~

- Я знаю эти стихи.
- Нравятся?
- Нравятся, не нравятся... - Александра Семеновна грустно усмехается. -
Они переживут нас с тобой.
За глаза Быстрова осуждали за то, что он оставил первую жену, не по
себе, мол, срубил дерево, генеральская жена борцу за народное дело не
попутчица. Славушка не знает ту, что оставлена в Рагозине, но такая, как
Александра Семеновна, во всем свете только одна.
- Дайте-ка нам поговорить, - обращается Быстров к Андриевскому.
- О, понимаю: конфиденция.
Едва Андриевский скрывается, Быстров поворачивает мальчика лицом к
себе.
- Часто бываешь в Нардоме? - спрашивает Быстров.
- Часто.
- Дружишь с Андриевским?
Странный вопрос: какая дружба может быть у него с Андриевским?
- Дружу...
- Напрасно, - строго произносит Быстров. - Этот человек...
- Враг? - неожиданно для себя спрашивает Славушка.
- Не знаю, - задумчиво говорит Быстров. - Но ни мне, ни тебе он не
друг. Революционный держите шаг. А он - ванька-встанька. Видел такую
игрушку? Наклонится и тотчас вскочит.
Быстров всматривается в лицо Славушки.
- Вот ты, значит, какой... - Оборачивается к жене. - А тебе он
нравится, Шура?
Александра Семеновна слегка улыбается.
- Я кое-что надумал, - говорит Быстров. - Слушай...
- Может быть, в следующий раз? - вмешивается Александра Семеновна.
- Почему в следующий? - возражает Быстров. - Ничего не надо
откладывать. Революционный держите шаг. - Затем он говорит о чем-то таком,
что не имеет никакого отношения к Славушке. - Ты, может быть, удивляешься,
почему я живу здесь, у помещиков. А зачем жить хуже, если можно жить лучше?
Вопхнуться в чью-нибудь избу? Выселить какого-нибудь попа? А здесь и
просторно, и удобно, и маскироваться Пенечкиным труднее. Назвались
груздями... Коммуна? Так и будьте коммуной. Батраки пашут? Так и вы пашите.
Спасайте шкуру, но не задаром. Пенечкины теперь выходят в поле наравне со
всеми. Следующий вопрос: генеральская жена. Она действительно генеральская,
только не жена, а дочь. Генеральская дочь. Ее отец из тех генералов, которые
самим товарищем Лениным допущены в рабоче-крестьянскую армию...
Александра Семеновна хмурится.
- А говорю это я тебе вот зачем, - продолжает Быстров. - Я хочу, чтоб
ты мне доверял, как я тебе доверяю, хочу, чтоб ты организовал в нашей
волости молодежь.
Он неправильно произносит это слово, все время делая ударение на первом
слоге: "молодежь, молодежь".
Подошел к роялю и, стоя, ударил по клавишам, беспорядочный аккорд тут
же замер.
- Организуй-ка ты у нас союз юных коммунистов, - сказал Быстров. -
Понимаешь, на что я тебя подвигаю? Объединить молодежь на подвиги во имя
Советской власти.
Он обломил веточку араукарии и помахал ею перед Славушкой.
- Ты готов?
Славушка ни к чему еще не готов, не готов он объединить молодежь на
подвиги во имя Советской власти, и в то же время он не столько понял,
сколько почувствовал, что именно сейчас и именно ему предоставляется
возможность совершить подвиг.
- Готов, - сказал Славушка, потому что только "готов" и мог он
ответить, - это было как клятва в вечной любви.
- Молодец, - похвалил его Быстров. - Сейчас мы с тобой обсудим...
- Может быть, в другой раз? - перебила мужа Александра Семеновна, -
Поздно уже!
- Ладно, отложим до завтра, - внезапно согласился Быстров. - Утро
вечера мудренее.
- А ты один дойдешь? - спросила Александра Семеновна. - Собак не
боишься?
- Конечно, - ответил Славушка. - Собак я нисколько не боюсь.
- Молодец, - еще раз похвалил его Быстров. - Завтра я тебя вызову.
- Спокойной ночи, - сказала Александра Семеновна. - Заезжай ко мне,
если захочется, живу-то я постоянно в Ивановке, я ведь учительница там...
Славушка вышел, и собаки залаяли за домом, он боялся кукуевских собак,
на крыльце стояла чья-то палка, он взял палку, не так страшно, спустился с
крыльца, прошел аллеей, вышел на дорогу и, уговаривая себя ничего не
бояться, торопливым шажком припустился к Успенскому.
Петя спал, Вера Васильевна тоже легла.
- Где это ты шатаешься?
- У Быстрова был.
- То есть как у Быстрова?
- Он меня вызвал к себе.
- Зачем ты ему понадобился?
- Хочет организовать Союз молодежи.
- Какой союз... Что за глупости!
- Для помощи Советской власти.
- Ничего не понимаю. Чем ты можешь помочь Советской власти?
- А вот хотя бы... контролировать учителей!
- Ты собираешься меня контролировать?
- Не только тебя...
- У тебя с Быстровым, кажется, ум за разум зашел...
- Знаешь, мама, мы все равно с тобой ни до чего не договоримся.
- Тогда гаси свет.
Он так и сделал, заказал себе интересный сон и заснул, но ему так
ничего и не приснилось, а когда проснулся, мама причесывалась, а Пети уже не
было в комнате.
- Вставай, вставай, - поторопила Вера Васильевна сына. - Опоздаешь.
- Успеем, - снисходительно сказал он и соврал: - Мне приснился
удивительный сон...
Мать торопилась, утром ей не до снов.
- О чем это?
Славушка наскоро сочинил сон.
- Понимаешь: Москва, революция. Идут солдаты. Отряд солдат, понимаешь?
С ружьями. На груди у них красные банты. А впереди командир, Исус Христос...
- Глупости какие, - оборвала Вера Васильевна сына. - Я думала,
действительно что-нибудь интересное...
Славушка подумал: как же неинтересно - Исус Христос во главе
вооруженных солдат? Но спорить не стал. К тому же следовало подумать о себе.
Идти в школу неприятно. Так же неприятно, как идти мимо собак. Разница одна,
собаки лают, а в школе молчат.
Долго ли будет продолжаться игра в молчанку? Нарочно пошел попозже,
позже Веры Васильевны, чтоб прийти к началу занятий, вошел в класс вместе с
Никитиным, посторонился, уступая ему дорогу, но тот сам отступил, предлагая
пройти Славушке, и с ходу вызвал к доске:
- Ознобишин!
Неужели опять единоборствовать?
- Вы не изменили мнения о своих стихах?
- Нет, Иван Фомич.
- Что ж, ваше право, я держусь более консервативных взглядов, мне ближе
муза мести и печали, вам - песен, маршей и революции. На вкус и цвет
товарищей нет, оставайтесь при своем мнении, но к следующему уроку попрошу
всех - всех! - написать характеристику поэмы, любой по собственному выбору,
но обязательно Александра Сергеевича Пушкина. Вы не возражаете?
Иван Фомич улыбается, улыбается Славушка, все обращено в шутку.
- Нет, Иван Фомич, не возражаю.
- Отлично, садитесь. - Затем к классу: - Если у кого возникнут
трудности, обратитесь за помощью к Ознобишину, он поможет...
Амнистия! Не просит даже извиниться за "баранов". Поворот на сто
восемьдесят градусов. Что за чудо? Все входит в обычную колею.
После уроков Иван Фомич окликает убегающего Славушку.
- Да! - Делает вид, что вспомнил, хотя ничего не забыл и нарочно
поджидал Славушку. - Утром заезжал Степан Кузьмич. Просил вас зайти после
уроков в исполком.
Теперь все ясно.
Славушка перемахнул Озерну и остановился перед исполкомом. Двум смертям
не бывать - вошел в президиум. За большим столом Быстров, сбоку, за дамским
письменным столиком, секретарь исполкома Никитин, брат Ивана Фомича, Дмитрий
Фомич.
- Заходи, товарищ Ознобишин!
Ого! "Товарищ Ознобишин"... Так к нему еще не обращались!
Должно быть, Быстров только что кричал, губы стиснуты, в глазах молнии.
У стены две невзрачные женщины и поближе Устинов с обиженным выражением
на багровом лице.
- А я говорю, будете пахать землю красноармейкам, - продолжает,
обращаясь к нему, Быстров. - Не найдешь лошадей, самого в плуг впряжем... -
Прервал себя, повернулся к Никитину: - Дмитрий Фомич, покажите-ка Ознобишину
бумажку, которую мы разослали по сельсоветам.
Дмитрий Фомич вздохнул: еще одна затея Быстрова, не осуждал, иные затеи
приносили пользу, но кто знает...
Славушка взял четвертушку с витиеватой писарской скорописью.
"Циркулярно. Всем сельсоветам... Предлагается с получением сего
провести сход всей молодежи обоего пола в возрасте от 13 до 18 лет с целью
избрания на таковом двух делегатов каковым явиться в воскресенье 13 мая
1919 года в помещение Успенской школы 1-й ступ. к 10 час. утра с продуктами