- Но я вправе был заподозрить провокацию? - перебил я Железнова,
пытаясь еще раз объяснить свою недоверчивость. - Когда в город, занятый
фашистами, приходит человек, называет себя советским офицером...
- Но ведь я знал, кому себя называл? - возразил Железнов.
- Ну а если бы я вас все-таки выдал?
Железнов улыбнулся.
- Я думаю, что не успели бы... - Он опять перешел на деловой тон. -
Лучше скажите, чем вы были заняты в Риге?
- Выжидал, - объяснил я. - Собирался бежать на Родину и выжидал, когда
это можно будет осуществить. В мою жизнь впуталась какая-то авантюристка,
Софья Викентьевна Янковская. Во всяком случае, так она себя назвала. Это
именно она и стреляла в меня, но, по ее словам, она же меня и спасла. Выдала
за Августа Берзиня, хотя на самом деле я Дэвис Блейк. То есть я Блейк,
который жил в Риге под именем Берзиня. Немцы, по-видимому, уверены, что я
действительно Блейк, и пытаются меня перевербовать, а Янковская советует
согласиться. На кого на самом деле работает она сама - на немцев или на
англичан, - мне неясно. У Блейка в Риге имелась сеть осведомителей, вернее,
осведомительниц - несколько десятков девушек, работающих в различных местах,
где бывает много посетителей. Сеть эта сохранилась до сих пор. Обыватели
могли думать, что Блейк - просто отчаянный ловелас, но осведомленным людям
нетрудно было догадаться об истинном характере связей Блейка. Эта агентура
была законспирирована весьма примитивно, не так, как это обычно делает
Интеллидженс сервис, и заведена была, по-видимому, специально в целях
дезинформации. Теперь выясняется, что под руководством Блейка имеется еще
группа агентов, законспирированных столь тщательно, что они, по словам
Янковской, неизвестны даже ей...
- Ладно, об этом вы доложите... не мне! - прервал меня Железнов. - А
что делали вы сами?
- Выжидал, я уже докладывал, выжидал благоприятного момента, чтобы
бежать от немцев... - Я улыбнулся. - И, как видно, дождался...
- Почему? - сухо осведомился Железнов.
- Да потому, что меня теперь, надеюсь, перебросят на нашу сторону, -
сказал я уверенным тоном. - Я полагаю...
- Что? - насмешливо спросил Железнов.
- Полагаю, что нахожусь в штабе одного из партизанских соединений и что
при первой же оказии меня перебросят...
Железнов приподнял термос и сердито переставил его на другое место.
- Вот что, товарищ майор, - заговорил он вдруг совершенно официальным
тоном. - Вас никто и никуда не будет перебрасывать. Вы останетесь в Риге и
будете выполнять все, что вам прикажут. Вы получите явку, найдете человека,
установите с ним связь.
- А что же я буду делать в Риге? - удивился я.
- Все, что прикажет вам этот человек, - строго сказал Железнов.
Он задал мне еще несколько придирчивых вопросов, поинтересовался моими
отношениями с Янковской, повторил, что было бы грешно не воспользоваться
сложившимися обстоятельствами, и сказал, что, по всей вероятности, мне
придется установить связь и с английской и с немецкой разведками и хорошо
вникнуть в, их деятельность. Затем он сказал, что нашей разведкой в Ригу
заслан очень опытный и сильный работник, старый чекист, работающий в органах
государственной безопасности еще со времен Дзержинского, что я должен буду с
ним связаться и вся моя работа в Риге будет проходить под руководством этого
товарища. Затем пояснил, что ему было поручено установить со мной связь, но
так как он не вызвал у меня доверия, он решил доставить меня, как это и было
заранее предусмотрено, в штаб одного из партизанских соединений, где хорошо
известный мне Цеплис должен был устранить любые мои сомнения. А в общем,
весь наш разговор чем-то напоминал допрос; по всей видимости, Железнову было
поручено основательно меня прощупать, прежде чем связать с кем-то еще.
После всего, что я услышал, я, разумеется, и заикнуться не посмел о
том, что мне хотелось бы оказаться в рядах действующей армии. Поручение,
которое мне давалось, было и важно и опасно, и я не мог от него отказаться.
В конце разговора Железнов поинтересовался, не будет ли у меня
какой-либо просьбы или пожелания, которые он мог бы исполнить.
- Будет, - сказал я. - В Москве есть девушка... Вероятно, до нее дошло,
что я умер. Нельзя ли поставить ее в известность...
- Нет, нельзя, - решительно возразил Железнов. - Вы, по-видимому, не
представляете себе, как вы должны быть засекречены. О том, что вы живы,
могут знать только считанные единицы...
И он еще раз объяснил, как мне найти человека, который отныне будет
моим прямым начальником.
- А теперь возвращаться, - закончил Железнов разговор. - Чем меньше вы
будете отсутствовать в городе, тем лучше.
Мы вышли и очутились в полном мраке. На земле властвовала ночь. Лишь
совсем вблизи выступали из тьмы голые стволы сосен, терявшиеся где-то в
высоте. Было очень тихо. Только издалека доносился какой-то невнятный
шелест.
- Мы вернемся другой дорогой, - негромко предупредил меня Железнов. -
Так безопаснее, да и...
Он недоговорил, приостановился и тихо свистнул. Если бы мы не стояли
рядом, я подумал бы, что какая-то птица зовет к себе спросонок другую.
К нам тотчас же кто-то подошел, точно этот человек скрывался за
деревьями и ждал нашего зова.
Железнов шепотом что-то сказал - я не разобрал его слов, - и
подошедший, ничего не промолвив в ответ, пошел вперед легкими, неслышными
шагами. Мы устремились вслед, и тут я начал замечать, что все в этой тьме
полно разумного деятельного движения: доносятся какие-то отрывистые слова,
слышны какие-то шепоты, перемещаются какие-то тени и посвистывают какие-то
птицы, которые на самом деле, вероятно, никакие не птицы; мне даже
послышалось попискивание морзянки, хотя это могло мне только почудиться: в
этом ночном, наполненном тайнами лесу действительность и воображение не
могли не сопутствовать друг другу.
- Мы еще увидим товарища Цеплиса? - спросил я.
Мне очень хотелось побыть еще хоть немного вместе с Цеплисом; он был
мне здесь как-то роднее всех.
Но этому желанию не суждено было осуществиться.
- Нет, - ответил мне Железнов. - Товарищ Цеплис сейчас уже далеко
отсюда, его специально вызывали для того, чтобы рассеять ваши подозрения.
Постепенно я освоился в темноте. Мы шли в густом сосновом лесу. Высокие
сосны лишь кое-где перемежались разлапистыми елями, да понизу росли пушистые
кусты можжевельника. Похрустывал под ногами валежник. Иногда в просветах
поблескивали звезды. Но время от времени из-за черных елей выступали
какие-то тени и преграждали нам путь. Наш провожатый бросал им несколько
слов, и они вновь исчезали во мраке.
Можно было только удивляться, как легко наш провожатый ориентировался в
темноте; мы, и уж во всяком случае я, с трудом поспевали за ним.
Наконец деревья стали редеть, и мы опять вышли на опушку. Перед нами
смутно расстилался обширный луг, а может быть и поле, вдалеке темнел не то
лес, не то какие-то строения. И вдруг я услышал знакомое ровное
тарахтение...
- Что это? - удивился я.
- Связь, - объяснил Железнов. - Связь с Большой землей.
Да, на расстилавшийся перед нами луг приземлялся самолет. Это был самый
обыкновенный, скромный учебный самолет У-2, та самая милая, незабвенная
"Уточка", которая никогда-никогда не будет забыта ни одним советским
летчиком, куда бы и как бы ни ушла вперед наша авиация!
Все было очень привычно, очень знакомо, и все же я, достаточно опытный
офицер, не мог не удивиться...
Линия фронта проходила сравнительно далеко, мотор нельзя было
заглушить, щупальца прожекторов то и дело шныряли в небе, везде находились
зенитные орудия... А пилот летел себе и летел! Я притронулся к Железнову.
- Но как же это ему удается?
Железнов объяснил мне его тактику.
Пилот вел самолет над самыми полями, над самыми лесами и только что не
тащился по земле; немцы искали его, конечно, гораздо выше, они не могли себе
представить, что невидимый самолет пролетает почти над самыми их головами,
всего лишь в десятках метров от земли. Нельзя было не восхищаться дерзким
бесстрашием этого человека. А ведь он не был исключением!..
Значит, борьба не прекращалась ни на мгновение; даже в тылу, в самом
глубоком немецком тылу, шла борьба с гитлеровцами, и десятки тысяч
бесстрашных людей самоотверженно участвовали в ней. И теперь мне предстояло
занять в ней свое место.
- Однако нам с вами лучше быть отсюда подальше, - рассудительно заметил
Железнов. - Поторопимся!
Он подозвал нашего провожатого.
- Дальше мы выберемся одни, - сказал он. - Передавайте привет товарищу
Цеплису!
Вскоре мы вышли на дорогу, пошли по обочине. Примерно через километр я
увидел машину. Мне опять пришлось удивиться. Это была моя машина, машина
Блейка.
Железнов сел за баранку. Я сел рядом, и мы поехали.
На каком-то хуторе в тени больших черных вязов мы остановились,
дождались рассвета и снова тронулись в путь. Перед самым въездом в город нам
повстречался эсэсовский патруль. Я показал свои документы и сказал, что
Железнов мой шофер. Мы не вызвали у эсэсовцев подозрения. Нас тут же
отпустили, и мы как ни в чем не бывало часов в десять утра вернулись в Ригу.
Глава VIII. ПОИСКИ "ФАУСТА"
Зыков Виталий
Максимов Альберт
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Бажанов Олег