Том.
к невидимой публике. - Вот старик твой - другое дело.
разговор. Он даже готов был первым назвать ее имя по принципу "нападение -
лучшая защита". Но природная квэйловская осмотрительность его удержала.
увлекая за собой Тома в темную глубь буша. - А что там сказано насчет
грехов родителей, так я с этим не согласен. А ты?
дальше было бы неосторожно.
преследовать такого человека, как я? Ты же меня знаешь, Том. Я балаганщик,
простой балаганщик, и только. А если мне раз-другой случилось погладить
твоего старика против шерсти, так за это не взыщи. Его английскую спесь
непременно нужно посбить немножко, не то нам тут от него вовсе житья не
будет. Верно я говорю?
сказать о тебе.
друзья, и я всем друг. А твой старик для многих бельмо на глазу, ты это
учти.
себе: "Это ее отец, ее отец, а потому крепись и молчи, чтобы не наговорить
такого, о чем потом пожалеешь. Прикуси язык и молчи". И он ничего не
ответил.
ничего же не выйдет, все равно моя возьмет.
вынудил на это. Всякому ясно, что со мной поступили не по-честному.
Слушай, Том, я добрый семьянин, люблю свою жену, дочки у меня хорошие,
набожные девушки. Виноват я в чем-нибудь? Нет. Просто мне очень нужны
деньги, которые этот паршивый мозгляк Дормен Уокер не желает платить. Не
мешайте мне выиграть дело в суде, и я тогда обещаю на многое закрыть
глаза.
победу в окружном суде?
словом его не задену. Вот бы славно, а? - Локки весело засмеялся. - Да и
не только это. Все, что ты захочешь. Ведь это ты собирал улики против
меня, ты, всезнайка. Вот я тебя и прошу; помоги мне.
балаганного зазывалы. Где-то в глубине буша пряталась толпа зрителей, к
которой он обращался, безликая и бесплотная, и Том впервые подумал, как
много, в сущности, общего между Локки и нашим отцом. Ведь и Эдвард
Дж.Квэйл перед лицом Суда и Локки Макгиббон перед лицом Публики одинаково
умели поднять себя над уровнем повседневных житейских суждений.
Подумаешь! Законы тоже не все справедливы. Можно кой-когда и по-своему
поступить, ничего тут нет страшного. Ты же австралиец, Том, не то что твой
старик.
никогда его не поймет.
напоминал резвого молодого кенгуру, нравственно еще только формировался,
но у него не было никакого желания знакомить Локки со своим внутренним
кодексом. Совесть он охотно готов был признать союзницей, что же до
принципов, то тут дело обстояло сложнее, потому что он все еще вырабатывал
их для себя, заимствуя здесь одно, там другое. Но были такие нравственные
принципы, простые, но незыблемые, которые он принял уже давно.
только, Том, не пришлось бы вам пожалеть об этом. И твоему старику и тебе.
ее отогнал. Локки был слишком преданный отец, он так гордился своей
семьей, своими дочерьми, не может быть, чтобы Пегги стала у него предметом
сделки с противником. Любопытно, что Том ни разу не подумал об этой сделке
с точки зрения собственных выгод или потерь. Все эти низменные расчеты не
могли иметь никакого касательства к нему и к Пегги.
растерявшись:
условие. Но была тут загвоздка, которая так для нас загвоздкой и осталась:
ведь даже Пегги не может сказать с уверенностью, знал уже ее отец в тот
вечер про Тома или нет. Впрочем, если и не знал тогда, то узнал в самом
скором времени.
поначалу не имел никаких видимых последствий. Все только с любопытством
ждали, что будет дальше, надеясь стать свидетелями событий не менее
увлекательных, чем в тех представлениях, что время от времени давали
заезжие труппы в-зале городской ратуши или на балаганных подмостках.
(Помню, как я девятилетним мальчишкой смотрел "Хижину дяди Тома" под
брезентовым куполом шапито, при свете ацетиленовых фонарей, и потом бежал
домой, не помня себя от страха: мне казалось, за мной гонится Саймон
Легри, только что злодейски избивавший на сцене бедную маленькую Топси).
обнаружили, что все двадцать апельсиновых деревьев в нашем саду, предмет
бдительных попечений отца, обобраны дочиста, зато на каждом зубце садовой
ограды торчит по апельсину. У нас был прекрасный фруктовый сад, где
вызревали и персики, и виноград, и мандарины, и гренадиллы, а когда
зацветали английские розы и садовые фиалки, выращенные матерью, южный
ветер разносил их благоухание по всему городу. Прошлый раз пострадали от
людской злобы мамины розы, теперь настала очередь апельсиновых деревьев
отца.
плодотворный труд целого года. - Каторжники! - честил он сент-хэленцев. -
Висельное племя!
заскрежетал зубами, точно грыз самого Локки.
выходки, да и не решился бы он зайти так далеко. Скорей всего это было
делом рук Финна Маккуила. Прослышав о Пегги и Томе и будучи под хмельком,
он решил произвести первую выдачу из той суммы бед, которую нам еще
предстояло получить в рассрочку.
друга, ни сердца, что билось бы в лад.
больше не таясь, проводить миссис Крэйг Кэмбл и вместе с ней стояли на
перроне. Мне было любопытно взглянуть на Пегги после того, как она не
побоялась открыто, по горскому обычаю, признаться в своей любви к Тому.
Она теперь держалась с ним как старшая, было даже что-то
покровительственное в ее манере. Но Том, ясноглазый Том, стоявший с ней
рядом в своих поношенных штанах цвета хаки и тонкой рубашке, еще не
понимал всего значения того, что произошло. Он охотно и с радостью принял
новое положение вещей, довольный, что больше не нужно кого-то обманывать и
что-то скрывать.
получить квалификацию учительницы танцев - еще до того, как ей исполнится
восемнадцать лет.
ко мне в ученики?
у него дело сразу пойдет.
сколько глаз сейчас заблестит от любопытства, сколько губ зашевелится в
торопливых пересудах. Надо было скорей чем-то отвлечь их друг от друга.
композитор; "Болеро", "Павана", "Le tombeau" - названия его произведений]
умер, - сказал я Тому.
Нортон Андрэ
Лондон Джек
Шилова Юлия
Андреев Николай
Никитин Юрий
Журавлев Владимир