Чтение 19–й страницы книги ~Звездные берега~

гунны Электронной эпохи. Они брезгливо взглянули на нас, дали какие-то
указания роботам и ушли.

Под охраной равнодушных роботов мы отправились на строительную площадку.
Запомнился длинный, усеянный камнями и тускло освещенный туннель. В
полумраке иногда коротко вспыхивали голубые молнии: это роботы наводили
порядок электрохлыстами. Человекоподобные машины гнали людей, как стадо.

На строительной площадке, в гигантской куполообразной пещере, стоял
скрежет и лязг. Циклопические машины дробили гранит, расширяя подземное
помещение.

Люди, одаренные "нестерпимым зудом" самостоятельно мыслить и создавать
произведения искусства, считались в Электронной Гармонии не способными ни к
какому труду, кроме физического. Они вручную расчищали от щебня и камней
площадку для генераторов подземной энергостанции. Роботы жестами и световыми
сигналами давали указания. Нерасторопные вздрагивали от электронаказаний.

Но люди не унывали. А в перерывах начинались настоящие интеллектуальные
пиршества. Поэты читали свои стихи. Художники пытались что-то рисовать на
тускло освещенных стенах, историки рассказывали анекдоты о Генераторе Вечных
Изречений. Часто завязывались философские споры. Гуманитарии, получив здесь,
под землей, духовную свободу, отводили душу. Никто им не мешал. Одни лишь
роботы с электроразрядниками наготове окружали площадку и тупо взирали на
непонятное оживление.

Тут, в катакомбах, я впервые узнал от одного из историков о прошлом
Харды, об отношениях ее обитателей с жителями планеты Аир, находящейся в
соседней звездной системе.

Обе цивилизации жили сначала в дружбе. Но общественное развитие шло
разными путями. Аиряне создали общество, основанное на равенстве и уважении
к личности. По-иному сложилась судьба Харды. У власти утвердилась
технократическая элита. Всюду насаждались стандарты: и в производстве, и во
всей структуре общества. Людям внушали: главное, чтобы все были похожими,
внутренне одинаковыми. "При высоком совершенстве отдельных личностей целому
угрожает хаос", - учил Конструктор Электронной Гармонии. Подавлялось
искусство, как выражение индивидуальности каждого творцахудожника,
истреблялась природа. Происходила своеобразная инфляция личности: чем больше
одинаковых людей, тем меньше ценность каждого отдельного человека. "Ты -
ничто, гармония - все".

Гости, прилетавшие с планеты Аир, вольно или невольно становились
возмутителями этой "гармонии". Тогда правители Харды запретили людям Аира
появляться на планете, объявили их опасными пришельцами. За такого пришельца
едва не приняли вначале и меня...

Одно мне только не удалось выяснить: кто такой Генератор? Жив ли он или
давно умер? Может быть, Генератор просто миф? А Вечные Изречения генерирует
сам город, этот всевластный Электронный Дьявол? Я все больше склоняюсь
сейчас к этой мысли. Думаю даже, что статуи Генератора - просто абстрактные
идолы, воплощающие идею тоталитарной государственности.

В обществе изгнанников я провел в подземельях, наверно, несколько
месяцев. Сколько именно - не знаю: потерял счет дням. Это были бы, в общем,
не такие уж плохие дни, если бы не изнуряющая напряженность ожидания...

Дважды меня приводили к Хабору, и дважды он отсылал меня обратно, все еще
уверенный, что в конце концов сдамся. А на третий раз началось то, о чем
лучше не вспоминать.

- Что ж, приступим к потрошению, - объявил Хабор. - Учти: я такой же
фанатик, как и ты. Только со знаком минус. Га! Га! Га!

Это была пытка, изощренная и мучительная. Казалось, у меня выдирают мозг
- клетку за клеткой, кусок за куском. И чем больше картин земной жизни
проплывало на экране, тем больше сатанел Хабор. Наверно, он с наслаждением
бы прикончил меня, если бы не cставшаяся во мне информация, которую ему
велено было выцедить до последней капли.

Время от времени мне давали немного прийти в себя, вливали что-то
укрепляющее и снова тащили в "вычитывающую камеру"... И когда уже не
оставалось ни сил, ни надежды, я, почти теряя сознание, вдруг ощутил под
рубашкой трепетное прикосновение энергопояса. В первую секунду не поверил.
Но вспыхнуло фиолетовое пламя, и меня радостно пронзило: "Сделали! Сумели!..
" Пояс стремительно развертывался в капсулу. Для Хабора я уже был невидим и
неощутим. На какой-то миг мелькнули его глаза, обалдело взирающие на
опустевшее кресло, и все померкло...

ВСТРЕЧА С ДРУЗЬЯМИ

Еще не открыв глаза, я услышал знакомый шум леса, птичьи пересвисты, и
сердце счастливо забилось: дома! Голова кружилась. Хотелось долго-долго вот
так неподвижно лежать в траве, всеми порами вбирая в себя запах влажных
листьев, хвои, лесных цветов. Я перевернулся на спину, приподнялся на локтях
и прямо перед собой увидел ставшую такой родной хижину под раскидистой
сосной. На пороге стоял высокий мужчина и внимательно, словно с трудом
узнавая, смотрел на меня. Но я-то его узнал сразу: академик Спотыкаев! - и
тут же вскочил на ноги. Мы обнялись.

- Коллеги рвались тебя встречать, но я не пустил, - говорил Спотыкаев,
вводя меня в дом. - Объяснил, что тебе будет не до многолюдья. Пришел вот
один. За капсулу было тревожно: она у нас еще не очень-то отработана...

- Но как вы смогли? Ведь прошло всего...

- Год прошел, Сергей... У нас, на Земле, прошел целый год.

Академик подвел меня к постели, стал помогать укладываться. И тут только
я разглядел, какое у него усталое лицо, как заметно прибавилось морщинок у
глаз.

- Да, пришлось крепко поломать голову, - проговорил он, заметив мой
взгляд. - Всем нам. Так сказать, всепланетная мозговая атака... Ты, Сергей,
отдыхай эти дни. Отоспись. Поброди по лесам. О твоем прибытии никому пока не
сообщим. Только ученым. Но все разговоры с ними - не раньше, чем недели
через две. А сейчас лежи и жди врачей. Вот-вот должны прилететь. Вижу,
досталось тебе там...

Чуть поколебавшись, он достал из кармана металлический стерженек,
неуловимым движением развернул его в небольшое зеркало и протянул мне.

И я увидел, что стал совсем седым.

Проснувшись, я вышел из хижины. Вчерашние лекарства оказались
чудодейственными: я чувствовал себя почти здоровым.

Было роскошное летнее утро. Редел туман, уползая в таинственные чащобы. И
на поляне перед хижиной многоцветным полотном засверкала под солнцем трапа,
обрызганная росой. На сосне возилась моя старая рыжая приятельница - белка.

И вдруг - точь-в-точь как год назад! - вдали над вершиной горы закачался
столб дыма.

У меня перехватило дыхание от нахлынувших воспоминаний. Мигом вспомнился
тот день, как живых увидел Ориона, Патрика и Вегу перед весело
потрескивающим костром. Незнакомая девушка поднималась в гору. Густые
золотистые волосы закрывали ее лицо. Она откинула их назад и посмотрела на
меня...

"Может быть, и сейчас все они там, - подумал я. - Это было бы здорово!"

Быстро дошел до подножия горы, по камням, как по ступенькам, взобрался на
вершину. Осторожно раздвинул ветки и перед костром увидел незнакомых людей:
высокого худощавого мужчину и его точную, но помолодевшую копию - юношу лет
семнадцати. "Сын", - догадался я и вышел из-за кустов.

Поздоровались. Старший предложил разделить с ними завтрак. Он не узнал
меня. Зато юноша так и уставился изумленными глазами.

- Сергей Волошин? - несмело улыбнулся он.

Пришлось за завтраком коротко, рассказать о своем последнем визите на
Харду. Старший - лесничий Эридан Потапов - слушал мое повествование, как
неразрешимую научную загадку. Но его сын Алеша верил мне безоговорочно.

- Вот теперь и у нас есть своя машина времени, - сказал он. - Но мне бы
хотелось слетать к Харде маршрутом вашего "Орла" - через звездные бездны.
Ведь все равно рано или поздно придется сражаться с Абсолютом в космосе...

- Полюбуйтесь на него, - хмуро бросил взгляд на сына Эридан Потапов. -
Десять лет я рассчитывал, что он будет мне помощником, продолжит мое дело.
Станет ну хотя бы ботаником... Только что закончил первый круг обучения. И
вдруг объявляет, что он, видите ли, кибернетик. Ему, видите ли, тошно на
Земле. Ему космос подавай... Не понимает, что родная планета - лучшая
лаборатория. Да! Да! Лучшая!.. Земля... - Голос Потапова зазвучал почти
торжественно... - Горы, пронзающие облака своими снежными вершинами, и
цветущая лужайка, парящий в небе орел и жук, качающийся на зеленой травинке,
лучше помогут понять место человека в окружающем мире, чем Галактика, чем
огненное безумие звездных потоков. Чему смеешься?

Но никто не смеялся. Напротив, мы с удовольствием слушали энтузиаста.
Алеша шепнул мне на ухо:

- Он у меня ученый-поэт. Недавно закончил книгу "Зеленая сказка". И
правда - сказка, поэма!

- Я даже не свои слова сейчас говорю, - продолжал лесничий. - Все это
прекрасно понимали наши предки. Дерево, говорили они, подчиняется тем же
законам тяготения, что и звезды. Более того, дерево состоит из тех же
сложных молекулярных соединений, что и гнездящиеся в его ветвях птицы,
живущие в его корнях насекомые и размышляющие над всем этим ученые. Хорошо
сказано!

- Действительно хорошо, - согласился я.

- Знай же, отступник, - обратился Потапов к сыну, - на Земле целая
вселенная таинственного и непознанного. Гудящий над цветком шмель, зеленый
листок клена и даже твой незрелый мозг, напичканный кибернетической чепухой,
- все это вскормлено излучением звезды. Все мы непостижимым образом сотканы
из той же космической пыли, что и шаровые скопления, что и...

- ... Созвездие Эридана, - невинным голосом вставил Алеша.

- Смеешься над отцом? Да, смешнее не придумаешь: до мозга костей земному
человеку дали такое нелепое космическое имя. Надо же - Эридан! Насмешка
судьбы! Ирония! Назвали бы уж сразу - Змееносец! Или Скорпион. А еще лучше -
Водолей...