Чтение 19–й страницы книги ~Садовники Солнца~

и очень жалею... Но ты не прав, Толя. Чувствуют по-разному. И любят тоже.

- Что?! - он уловил из всего сказанного только одно слово. Оно
разрослось до неимоверных размеров, стало крениться на него, будто скала.
Вот-вот рухнет и раздавит. - Жалеть? Меня? Ты...

Анатоль рванулся, побежал, не разбирая дороги, в глубь стынущего леса.
Среди сосен то и дело попадались какие-то странные сооружения и механизмы.
Он натыкался на них, сворачивал, кружил между деревьев и скал, среди
непонятной внеземной бутафории, пока, наконец, не увидел нечто знакомое:
возле цепочки легких сферических павильончиков высилась ярко-желтая
громада "Голиафа".

- Я вам покажу! - яростно выдохнул Анатоль, будто все, что он видел,
было ненавистно ему, враждебно. В каждом камне, в каждом дереве чудились
теперь враги. Окружающие его, спутавшие все тропки, перекрывшие все
ходы-выходы.

- Я вам сейчас покажу!

Он взбежал по металлической лесенке, рванул на себя дверцу кабины.

- Вперед! - скомандовал Анатоль.

Тяжелая сверхмощная машина дрогнула, поползла вперед. "Голиаф"
предназначался для земляных работ и, как все машины планеты, управлялся
звуковыми командами, голосом, то есть, словесно вводилось только основное
задание - курс движения, скорость, производственная задача. Всеми
промежуточными операциями управлял логический блок.

"Голиаф" вдруг остановился.

- Что еще? - взревел Анатоль, наклоняясь над пультом.

- В секторе действия рабочего инструмента творения человеческих рук, -
ответила машина. - Полусферы - ценные экспонаты.

Анатоль зловеще расхохотался.

- И тут нельзя, - пробормотал он, нащупывая на полу кабины массивный
стержень. - Где у тебя блок ограничений? Здесь? Хорошо. Сейчас я тебе
растолкую...

В следующий миг стержень обрушился на пульт.

Анатоль бил и бил до тех пор, пока "Голиаф" вновь не двинулся вперед -
тяжело раскачиваясь и слепо тыкаясь из стороны в сторону.

Сферические павильоны хрустнули под гусеницами, будто яичная скорлупа.

Браслет связи мигнул малиновым огнем, запястье кольнул электрический
разряд.

Илья вскочил.

Кто-то вызывал его по специальному каналу. Впервые он понадобился
кому-то как Садовник. Кто-то просил помощи.

- Слушаю, - поспешно отозвался он.

В объем экранчика ворвалось лицо Ирины. Бледное, испуганное. Из глаз
Язычницы катились горошины слез.

- Он здесь, на стройке, - сказала девушка, кусая губы. - Он ничего так
и не понял, ничего... Почему вы молчите, Илья?

- Что случилось? - Илья машинально потянулся за форменной курткой. -
Где он?

- Убежал, - всхлипнула Ирина. - Он какой-то бешеный. Он погубит себя.
Спасите его, Илья!

Гнев, жаркий, как удушье, гнев завладел Ильей. "Неужто все прахом? -
мелькнула возмущенная мысль. - Месяцы узнавания, работы. Усилия стольких
людей. Их боль и тревоги. Моя боль..."

Он устыдился этой вспышки. Так же тяжело и жарко, как и гневался. "Это
не вина Анатоля, запомни, - приказал он сам себе. - Это беда его. И твоя
тоже".

- Лечу, - коротко сказал он Ирине. - Вылетаю. Только вы не волнуйтесь.
Я вылетаю.

Уже в воздухе Илья пожалел, что не вызвал скоростной глайдер. Гравилет
- машина хорошая, но там Анатоль и у него слишком много свободного
времени... Бешеный - так сказала Ирина. Зная его импульсивность, можно
ожидать... Что, собственно, можно ожидать? Все, что угодно. Да,
поговорили...

Вынужденное бездействие становилось невыносимым. Дурные предчувствия
подступали со всех сторон, и Илья не успевал от них отбиваться. Минут
через десять, когда Анатоль вдруг померещился ему уже неживым - а что, а
что, пытался же он покончить с собой, пытался?! - Илья встрепенулся и
вызвал по шестому каналу совет Мира.

- Стажер Юго-западной школы Садовников, - представился он дежурному
оператору. - Прошу две минуты планетарной связи.

- Мотивы? - спросил оператор.

- Человек в опасности, - скупо ответил Илья и, помедлив, будто слова
эти не давались ему, добавил: - Возможно, опасен и сам.

- Даю минутную готовность, - оператор сделал на пульте какое-то
переключение.

Илья даже поежился, представив, как вызов совета Мира заставляет всех и
каждого отвлечься от своих срочных или несрочных дел, взглянуть на браслет
связи или на общий экран. Миллиарды людей сейчас будут...

- Говорите, - позвал его оператор. - Земля слушает вас.

- ...Сорок минут назад, - Илья заканчивал свое обращение, - Жданов
находился в районе строительства Музея Обитаемых миров. Гнев неправедный
или отчаянье владеют сейчас им - я не знаю. Но кто бы ни встретил его, -
сообщите мне. И будьте с ним бережны.

Планетарный эфир отозвался лишь тихими шорохами. И в этой тишине Илье
почудилось ожидание огромного множества людей. Внимательное, еще не
укоризненное, но уже чуть-чуть недоуменное ожидание. Будто он что-то забыл
сказать. Необязательное и в то же время самое главное. Ждал и оператор,
хотя две минуты уже истекли.

И тогда Илья, повинуясь какому-то наитию, торопясь, чтобы не прервали
планетарную связь, добавил мгновенно сложившуюся формулу:

- Я, Илья Ефремов, нарекаю Анатоля Жданова братом своим! Готов
разделить судьбу его и ответственность за все его действия.

Сразу стало легче.

Все тревоги на время отодвинулись на задний план. Осталась одна лишь
мысль - настойчивая, острая: "Успеть!".

Илья решительным движением поднял панель пульта управления гравилетом,
нашел продолговатый желтый брусок блока ограничителей и попробовал его
вынуть. Блок не поддался. "По-видимому, конструкторы предусмотрели, что
найдутся охочие... - отметил с досадой Илья. - Но тогда они должны
предусмотреть и..."

Он поспешно достал жетон с изображением Солнца, вставил его в щель на
пульте, под которой значилось: "для служебных программ". Желтый брусок
блока ограничителей упал в подставленную ладонь.

...Ускорение распластало его сильное тело в кресле, отозвалось
внезапной болью в каждой клеточке, нерве, сосуде.

Возносящаяся капелька гравилета все глубже проникала в стратосферу. Уже
заметно округлилась внизу Земля, подернулась голубизной. Уже подступала со
всех сторон ночь внеземелья, а маленькая машина карабкалась и карабкалась
вверх.

Затем наступила кратковременная передышка. Илья судорожно втянул
воздух, будто это был его первый вздох. Розовая пелена в глазах
заколебалась, стала тоньше, прозрачнее.

Кто-то позвал его.

Из объема изображения на Илью смотрел уже знакомый ему диспетчер службы
Контроля Евразии. Как же его "зовут?.. Мысли ворочались тяжело и
непослушно. Зовут?.. Кажется, Курт...

Илья, стараясь унять противную дрожь в руках, показал жетон.

- Знаю, - кивнул Леманн. - Но все же, Садовник, пожалейте себя. Такие
перегрузки...

- Я боюсь не успеть, - перебил его Илья. - Нельзя, чтобы я не успел.
Никак нельзя!

Леманн опять кивнул.

- Можете пока не контролировать полет, - сказал он, опуская взгляд. -
Мы поведем вас. До посадки. Задавайте только главные параметры: скорость,
курс. Это, к сожалению, все, что мы можем сделать для вас.

- Спасибо, Курт. - Илья вымученно улыбнулся. - У меня есть просьба.
Брат Анатоль на вызовы почему-то не отвечает. Дайте мне, пожалуйста,
пеленг его браслета связи.

- Будет сделано. Мы поведем вас по пеленгу.

Гравилет нырнул вниз. Ускорение" на сей раз было не такое сумасшедшее -
во рту по крайней мере не появился привкус крови.

До сих пор Илья только действовал - не раздумывая, полуавтоматически.
Теперь, наконец, появилась возможность оглянуться, попробовать представить
ситуацию.

Что же приключилось с Анатолем?

Однозначного ответа на этот вопрос не было. Его могла знать - скорей
всего знает! - Ирина, но что-то мешало Илье вызвать ее и вот так, прямо
сейчас, расспросить подробности. Ей и без того тяжело. Переживает... Да и
какие подробности тебе нужны? Ведь Ирина ясно сказала: "Он ничего так и не
понял". Это значит, Анатоль не понял главного. Он так и не уразумел, что
дорог Ирине, что нужен ей, но не такой, каким был, каким есть сейчас, а
овладевший собой. Он не понял, что требовательная любовь Ирины не приемлет
его болезненное самолюбие, импульсивность и непоследовательность, его
нетерпение. А значит, не разглядел и самой любви. Значит, опять выстегал
себя по старым ранам, опять перед ним стена ложной безнадежности...

Гравилет завибрировал, входя в нижние, более плотные слои атмосферы.
Слева по курсу мелькнули и пропали розовые перья так называемых
перламутровых облаков. Земля разбухала буквально на глазах - сумеречная,
безбрежная, одетая в лохматую шкуру тайги. Она была уже полусонная и
только неяркий костер Свердловска, мерцающий у самого горизонта, да редкие