Чтение 19–й страницы книги ~Бухта Потаенная~

видели в Берлине.

Чтобы восстановить дальнейший период жизни бывшего Пятницы, нам с вами
придется опираться лишь на догадки. Могу предположить - и в этом опять же
будет внутренняя закономерность, то есть логика событий, - что после
разных мытарств он наконец очутился в Берлине. К тому времени бывший друг
моего детства полностью "усовершенствовался" и был готов на все. То есть
пропился, проигрался, опустился до того, что продал бы любому за кружку
пива свою Родину.

Ютясь в Берлине на задворках эмиграции, не имея ни гроша в кармане,
этот херувимчик с кудряшками, наверное уже изрядно повылезшими от
житейских невзгод, стал, так сказать, наводчиком. А что? Амплуа для него
подходящее.

Чем черт не шутит, он мог сделать карьеру в "третьем рейхе"! По
моральным своим качествам вполне подходил гитлеровцам. По деловым? Да, и
по деловым. Он был не глуп - понятно, в трезвом состоянии, - владел, кроме
того, двумя-тремя иностранными языками. Затем все-таки был гидрографом,
бывшим военным моряком! Глава абвера Канарис, как вам известно, сам был
военным моряком. Именно это обстоятельство могло расположить его к Атьке.
Я не раз замечал, что пустячные, казалось бы, обстоятельства оказывают
иногда решающее влияние на судьбу человека.

Об Атьке я подумал сразу, едва нашел в мемуарах немецко-фашистского
подводника упоминание о русском переводчике. Переводчик-наводчик!

Повторяю, фамилия Атьки в мемуарах не названа, иначе зачем бы я
вытягивал перед вами всю эту длинную цепь предположений и умозаключений?
Понимаете ли, не утверждаю, что это Атька, но предполагаю, и, по-моему, с
весьма большой долей вероятности.

Во время пиратского рейда в Карское море гитлеровцы в качестве одной из
своих задач ставили экономическую разведку. Это не подлежит сомнению.
Первое доказательство: переводчик хотел расспросить о медных рудниках
последнего оставшегося в живых связиста Потаенной, но на это уже не
хватило времени. Второе доказательство: набег "Шеера", как я говорил,
носил кодовое название "операция "Вундерланд" - "Страна Чудес". А
гитлеровцы называли свои операции многозначительно и в то же время
довольно прозрачно.

Не знаю, какого хозяина выбрал себе Атька на этот раз - Флика, Круппа
или Германа Геринга? Какие гезелльшафты "третьего рейха" были
заинтересованы в захвате богатств нашей Арктики, в том числе и меди в
Потаенной? Но уже в марте 1942 года началась в Северной Норвегии,
оккупированной гитлеровцами, подготовка к рейду "Шеера" в Центральную
Арктику.

Не исключено поэтому, что Атька, напялив на себя немецкий мундир, в
предвкушении денежных наград уже расхаживал в марте 1942-го где-нибудь на
причалах Нарвика или Тронхейма.

"Адмирал Шеер" и его эскорт были готовы к пиратскому рейду в советскую
Центральную Арктику.

Фигурально выражаясь, зловещая тень поднималась над скалами Северной
Норвегии, чтобы, постепенно удлиняясь, упасть на берег Карского моря, где
в соображении шести связистов Потаенной уже строились новый заполярный
порт и город...

Такова синхронность событий.

9. "БУДЕТ ГОРОД ЗАЛОЖЕН!"

Обитатели Потаенной не мешкали. Построив дом, приступили без
промедления к новому строительству, на этот раз в своем воображении. И тут
уж главным архитектором и прорабом был не мичман Конопицын. Кто же?
Правильно, Гальченко.

Но для того чтобы вам стал яснее ход его мыслей, вы должны постараться
представить себе, как связисты Потаенной проводили свой досуг, ибо и у
них, несмотря ни на что, был досуг, особенно после того как дом был
построен.

Я, кажется, упоминал о том, что перед отъездом из Архангельска
связистов забыли снабдить книгами? Зато домино было, и оно, как говорится,
не "простаивало".

По рассказам Гальченко, вечерами в кубрике поднималась такая пальба,
словно бы это ковбои, сойдя с экрана, яростно перестреливались через стол
из кольтов сорок пятого калибра.

Гальченко очень удивлялся азарту этой, казалось бы, совершенно
безобидной игры, придуманной молчаливыми монахами-доминиканцами. Лишь в
Потаенной стала понятна ему снайперская точность выражения: "забивать
козла", да еще "морского"! Именно забивать!

Старшина Калиновский относился к домино отрицательно.

- Шибко умственная игра, - говорил он, поджимая губы. - По степени
мозгового напряжения следующая за перетягиванием каната.

Но и ему пришлось "унизиться" до "шибко умственной" игры. Выяснилось,
что он напрасно привез с собой шахматы в Потаенную. Никто, кроме
Гальченко, не отличал ладьи от пешки, а тот неизменно отказывался играть,
отговариваясь неумением. Не мог забыть, как Калиновский сказал ему на
"Сибирякове": "Да, ты плохо играешь!" - и со скучающим выражением лица
спрятал шахматы обратно в свой сундучок.

В пятнадцать-шестнадцать лет, знаете ли, подростки очень самолюбивы и
обидчивы.

Патефон? Он утешал обитателей Потаенной недолго, месяца полтора или
два. Первое время то и дело раздавалось в палатке (связисты жили тогда еще
в палатке):

- Валентин! Сыграй-ка что-нибудь раздражающее!

Этим "раздражающим" была все та же "Шаленка" - единственная пластинка
на посту. Гальченко вытаскивал патефон из-под нар. Перестрелка костяшками
на несколько минут затихала. Держа костяшки в руках и склонив голову
набок, игроки в молчании слушали про серую лошадку и черноглазую девчонку.

Однако прискучила и пластинка. В конце концов мичман Конопицын
распорядился "провертывать" ее только по праздникам...

- Тихо у нас чересчур, - пожаловался однажды Гальченко Конопицыну.

- Тихо? Да ты что! А пурга вон воет-завывает за стеной!

- Так то за стеной. А внутри, если бы не стучали костяшками...

- Тебя бы, Валентин, в тот дом, где размещается ансамбль нашего
Северного флота! - оживившись, сказал Галушка. - Я три дня в нем жил,
когда в Полярное прибыл с гражданки. Вот где, братцы, веселье! Целый день
на инструментах играют, на разные голоса поют, а уж пляшут - дом дрожмя
дрожит! Как я там выжил со своей хрупкой нервной системой... Вроде бы меня
в середину патефона затолкали!

- У нас тут не больно растанцуешься, - рассудительно заметил Тюрин. -
Шаг до нар, три шага до двери - вот те и весь танец!

Итак, книг нет, патефон с одной-единственной пластинкой, да и то
разрешенной к прослушиванию только по праздникам. Что же оставалось
делать? Разговаривать?..

Есть у писателя Сергея Колбасьева высказывание по этому поводу.
Попробую процитировать на память, в случае чего поправьте!

"Веселый рассказ в кают-компании отвлекает от повседневных забот и
огорчений судовой жизни и вообще помогает существовать в обстановке не
всегда веселой".

Кстати, вы никогда не задумывались над тем, почему на флоте образовался
как бы собственный свой язык, живописный, лаконичный, изобилующий самыми
неожиданными хлесткими сравнениями? Ну, пусть не язык, пусть особый
флотский диалект! Скажете: моряки хотят подчеркнуть обособленность
романтического мирка, в котором живут. Отчасти и это, вы правы. Но дело
здесь не в романтике моря. Думаю, как раз наоборот!

Вот моя гипотеза. На корабле, то есть в сравнительно малом, замкнутом
пространстве, люди вынуждены общаться только друг с другом, причем
подолгу. Жизнь в походе, знаете ли, сравнительно однообразна. Ну, море
вокруг, ну, волны! И берега долгожданного не видать по неделям, а то и по
месяцам.

Нужен, стало быть, допинг. И тогда для душевного взбадривания пускают в
ход крепко просоленную морскую штуку или неожиданное красочное сравнение.

Так я понимаю происхождение и развитие нашего особого военно-морского
диалекта. Впрочем, не настаиваю на этом объяснении. Сказал: гипотеза!
Найдете объяснение получше - не обижусь...

В Потаенной происходило примерно то же, что происходит на корабле,
который находится в длительном плавании.

О войне, о трудностях и опасностях войны, как я догадываюсь, говорилось
мало, вскользь. Психологически это вам понятно, не так ли? Война для
Гальченко и его товарищей была работой, а отдыхая, не говорят о работе,
наоборот, стараются переключить мысли на что-нибудь другое.

Зато шутка была в большой цене.

Но вот что важно подчеркнуть: в первые месяцы Гальченко не являлся их
объектом.

По свидетельству его, это было особенностью поста в Потаенной. Здесь
начисто обошлись без флотских, освященных временем подначек и розыгрышей
новичка.

Никто не сказал ему: "Принеси ведро компрессии!" [технический термин,
означает степень сжатия воздуха в цилиндре]

Между тем сколько первогодков начинали суетиться на месте, озираясь с
растерянным видом, ища, где же эта диковинная, никогда не виданная ими
жидкость - компрессия? А шутники, ослабев от смеха, валились на свои койки
как подстреленные.

Тимохин ни разу не сказал: