дверь была прикрыта неплотно.
доме столько дорогих вещей!
серьезно?
представиться.
напоминал ученого енота.
поэт. В наше время не так было...
Анка.
"Прогрессивку" в Отчетном докладе съезду партии похвалили! -- гордо сообщил
Горынин.
Донасмешничаетесь когда-нибудь, плакать захочется... Печатался хоть
где-нибудь, поэт? -- Он пренебрежительно глянул в мою сторону.
разу не водил в мою квартиру девочек. -- Книга... Ишь, пулеметчик какой!
Тогда давай к нам -- в Союз писателей!
одна! И у Гомера одна... Нет, у Гомера -- две... Ишь, буквоеды, -- одна
книга... Не переживай -- проконтролируем. Ладно, я поехал... Плещитесь! Мы
тоже с женой поплескались, поплескались, а потом и зарегистрировались.
билет и побежал хвастаться к Анке.
9. ПЕРВЫЙ БАЛ ВИТЬКА АКАШИНА
перед носом бдительной администраторши своим новеньким писательским билетом,
для сохранности обернутым тонким целлофаном.
странно одетого парня.
и осмотрел помещение, как полководец осматривает на рассвете еще мирное,
покрытое парным туманом поле, которое через несколько часов будет завалено
окровавленными трупами и искореженным металлом. (У кого-то уже было, но все
равно запомнить!) Должен заметить, ресторан у нас красивый -- отделан
мореным дубом, освещен огромной хрустальной люстрой, есть даже большой
камин. Витек заробел, точно очутился здесь впервые: в прошлый раз зал был
переполнен, скрыт в клубах табачного дыма, вибрировал от пьяного гула. Злые
официанты с тяжеленными подносами, шипя на попадающихся под ноги
посетителей, метались по залу, как куски масла по раскаленной сковородке.
Другое дело сейчас: почти безлюдно, если не считать нескольких занятых
столиков, где чинно шелестят серьезные разговоры. Официанты, похожие на
шабашников, которым вовремя не подвезли раствор, бесцельно бродят от одного
пустого столика к другому, поправляя таблички "Стол заказан". Почти
сразу, что бывает только днем, к нам подошла суровая метрдотельша и, сняв
табличку с одного из столов, разрешила сесть. Я больше чем уверен, если б мы
сели за этот же стол, но без ее ведома, нас тут же согнали бы, строго
проинформировав, что место зарезервировано для делегации объединенного союза
зулусских писателей.
отрываясь и спрашивая, что же это такое, например, расстегаи, если они до
смешного напоминают неприличное слово. А я продолжал внимательно изучать
зал, проверяя первую реакцию на наше появление. На почетном месте, возле
камина, обедал с двумя иностранцами Чурменяев и, судя по доносившимся
обрывкам разговора, втолковывал им весь кошмар существования художника в
условиях тоталитаризма. Заметив нас, один из иностранцев удивленно поднял
брови, но в ответ Чурменяев бросил что-то пренебрежительное. Сволочь!
Неподалеку от автора "Женщины в кресле", полуприкрывшись свежим номером
"Литературного еженедельника" с профессиональной чекистской рассеянностью
пил минеральную воду плечистый парень из "наружки".
"оливье" знаменитая Ольга Эммануэлевна Кипяткова. Если составить антологию
стихотворений, которые посвятили Кипятковой добивавшиеся ее расположения
поэты, то это будет увесистый том. Впрочем, если собрать стихи поэтов,
добившихся ее расположения, выйдет двухтомник. Любопытно, что с возрастом ее
интерес к молодым мужчинам не исчез, а лишь прихотливо видоизменился, о чем
в литературных кругах ходили возбуждающие слухи. Приметив нас, она бросила
на Витька туманный взгляд заждавшейся морячки. Ага!
Свиридоновых. Это была абсолютно замкнутая эстетическая система: отец
сочинял бесконечные романы, нудные, как завывания ноябрьского ветра. Жена
писала на них восторженные рецензии под псевдонимами. Сын, драматург, делал
инсценировки по этим романам и осаждал театры, требуя немедленной
постановки. А заневестившаяся дочка, белесая оплошность генетики,
обложившись словарями, переводила эти романы на основные зарубежные языки и
рассылала по западным издательствам. Вся семья поглядела на Витькину надпись
"LOVE IS GOD" с таким откровенным равнодушием, что не оставалось никаких
сомнений: дома вечером на семейном совете наше появление будет подвергнуто
самому тщательному и всестороннему обсуждению.
человек в хромовых сапогах и тонких золотых очках. Он встретил наше
появление тяжким взором, полным неизбывной обиды за обманутый евреями
доверчивый русский народ, и даже сплюнул через левое плечо.
отвел глаза, как опытная путана отводит глаза от задыхающегося пузанчика, с
елкой на плече торопящегося домой.
ответственно питались двое: Николай Николаевич Горынин и видный цековский
идеолог Журавленко, худой, востроносый человечек, похожий на честного
ревизора из нудного советского теледетектива, разоблачающего подпольных
цеховиков, строчащих из государственного сырья левые модные панталончики.
Счастливый мир, где самое страшное преступление -- ограбление сберкассы и
где даже самый матерый уголовник безнадежно сникает под пристальным взглядом
прокурора! Туда бы теперь -- отдохнуть...
блюдами актуальные вопросы литературной политики. Ситуация в ту пору была
непростая: вкусы и пристрастия нового генсека с большим кисельным родимым
пятном на лбу покуда никак не проявились, и оставалось неясно, куда он
загнет салазки стране в целом и литературе в частности. Поэтому главная
мудрость идеологических работников в этой обстановке заключалась в том,
чтобы не кукарекнуть прежде времени! А у самого прохода, аккурат на
сквознячке, рискуя, что на их головы официанты уронят солянку, сидели четыре
мужика, одетые в немодные, подзалоснившиеся костюмы и галстуки такой
неутешительной расцветки, что даже при советском дефиците они висели во всех
галантерейных магазинах вечной бахромой. Мужики говорили что-то о поставках
и недопоставках, о квартальных и годовых планах, о "налике" и "безналике", о
других вещах, чуждых и даже смешных творческому уху. Если бы кто сказал
мне в тот миг, что буквально через два-три года эти занюханные барыги, эти
серые деловые мыши превратятся в миллионеров, летающих похмелиться на Канары
и покупающих дома в лучших районах Лондона, я бы расхохотался и ответил: мой
милый, вы ошиблись, семинар сказочных фантастов закончился на прошлой неделе
и победила новелла, в которой Красная Шапочка трактуется как человек нашей
расы, Серый Волк как представитель тупиковой, агрессивной ветви эволюции, а
лесорубы -- как пришедшие на выручку к нам из космоса Братья по разуму...
новом течении в русской поэзии -- "контекстуализме", главный эстетический
Корнев Павел
Курылев Олег
Шилова Юлия
Сапковский Анджей
Афанасьев Роман
Василенко Иван