отказывался, но тут и Колька присоединился к брату и стал наседать,
уговаривать Илью в честь их крепкой дружбы взять это дурацкое барахло и
унести, чтобы с глаз долой. А им вроде ничего не стоит снова покурочить этот
складик. Где они, как Сашка объяснял, лишь замок в задвижке провернули...
смотрели. Ничего такого они вспомнить не могли. Но если Илья про задвижку
знает... Тогда... Лихо это они по пьянке добро свое профукали!
братья встали. - Можете на меня как всегда... Как на своего, - говорил он,
выходя вслед за ребятами во двор. - Если свистнете, готов соответствовать! А
подарка не возьму больше, так и знайте! Задвижечку отодвигайте, одежу
несите, но... За наличные! Ну! По петушкам?
веселились, подсчитали - прослезились!
спросил, голос его прозвучал жалобно:
даже отвернулся, чтобы не видеть Колькиного унижения.
Так вы, живоглоты, вчерась его подобрали, у меня только голая тряпица с
солью осталась!
закус сам Илья, они тоже не помнили.
так неприятно было ему отказывать своим лучшим друзьям.
отпустить лучших друзей с пустыми руками!
кусочек сала. Тут же отыскал лопушок, завернул в него. Помедлил,
поколебался, сразу видать, последнее отдавал. От сердца отрывал, как
говорят!
Вдруг крикнул:
сказать или не сказать, но вдруг крикнул негромко:
13
бурды, им все равно не хватит. Опоздали. Еще кому-то подарочек. Правда, не
такой жирный.
горячей пылью, в поле, а за ним, вдоль кустиков, речка Сунжа бежит. Тут
по-над берегом среди зарослей колючей ежевики и дикой маслины с мелкими
серебристыми листьями - птицы на нее, как заметил Сашка, никогда не садились
- прилегли на траву.
буду... Я и не думал, что это так...
руками и плескать на лицо. Потом, сложив руки ковшичком, напился и,
прихватив сколько можно воды, хоть капало сквозь пальцы, принес к Сашке, и
вылил ему на лицо. Плеснул, Сашка даже не отвернулся, а может, и не заметил.
блестели у него на носу, на лбу и стекали по вискам.
что в умной башке Сашки что-то заваривалось важное.
открывая. Может, он сон свой рассказывал. - Снизу вагона его подвешивают...
Это когда мы на одной станции сгоняли, я в соседнем поезде углядел... А
Зверек флажками ткнул и говорит: собачник, мол, до войны или когда там...
собак, говорит, в таких ящиках возили. А сейчас и людям впору ездить.
тогда залез, примерился... И правда, ехать можно. Колька понял.
Нагнулся, удивился, на язык попробовал. И вдруг воскликнул: "Хорошо,
попробовал, а то бы вляпался!" Колька не засмеялся. Он прикрыл лопушком
голову и дремал на солнышке. Да и чего смеяться, если они оба по тому самому
анекдоту вляпались... С колонией вляпались... Да и с Ильей тоже.
думай, мы сегодня и вернемся!
подвода...
И то неизвестно, дошли бы.
Садись! Авось да небось добежим! У меня паровоз ходкий!
линялой, до белизны выгоревшей гимнастерке с белыми от кальсон пуговицами, в
кепочке с козырьком на глаза. Сидел, подремывал, изредка вскидывал на дорогу
светлые с голубизной глаза и опять погружался в себя. На братьев, подсевших
к нему, он уже не обращал внимания.
причмокнул, понукая лошадь.
посмотрел на мужика.
обличения. Он приподнял кепочку, глянул на братьев, точно в голубое окунул.
Молвил кротко:
всех перевернула и выкинула из привычного... Небо с землей поперепуталось,
живые с мертвяками... А нонче-то вдруг все поняли - войне-то конец... О доме
заговорили... - Он молчал, но ответа не ждал. В свое погрузился. И снова
начал неожиданно: - До этого о жизни не думали, думали не как жить, а как бы
выжить... Не до жиру, быть бы живу, во как думали! Как уцелеть. - Он
постучал кнутовищем по ноге, и она отдалась деревянным стуком. Только теперь
братья заметили - мужик-то без ноги. Инвалид, значит.
нужон был. А сейчас дело-то к концу, так себя жалко стало... А вдруг, думаю,
поживу? А где жить? - спрашиваю. - Дом-то где? Где? Нету... Семью поубивали
и дом спалили. Так я в свою деревню не поехал, как узнал. Приехать на такое
- все равно что на кладбище поселиться! Кажен день кровью истекать. Себя
убьешь... Вот и решился в Березовскую... Ну, как приживусь... Вы-то малы, у
вас запас времени есть шерстью обрасти. А у мине нет. Я без надежды
поселялся... Это сейчас надежда появилась. Вон, за станцией на подсобном я
вкалываю. Если что, Демьяна спросите...
панцирь.
кивнул:
Я-то лично не побегу. Край-то богатый, можно бы жить... Страх все портит. А
мне так все одно бояться нечего. Кончилась моя боясть...
их зады на тележных слегах порядком набило. Добрели до серных ямок,
ополоснулись, стало легче. Совсем легко. Будто те вонючие ямки были
наполнены живой водой из сказки.