а хмурый Олег, пытавшийся придумать, как бы по-мужски серьезно выразить
свое отношение к случившемуся, попросил Семеновну не волноваться и
простить Дашу. Один Тимошка, выражая свою радость благополучному исходу
путешествия, положил передние лапы на край постели и лизнул Дашу в щеку.
прижимаясь к его косматой шее, и тут же поинтересовалась, что принесли из
магазина вкусненького.
Говорят, от дождя мост снесло, оттого ничего и не подвезли. Дождь так и не
перестает, слышишь? День-два такого ливня, и ты можешь хоть в Америку
отправляться.
прекращался, и было скучно, каждый старался перетянуть Тимошку на свою
сторону, и Тимошке пришлось пустить в ход всю свою приятность и
дипломатию, чтобы не обидеть ни того, ни другого, а если ему приходилось
туго, он начинал широко и часто зевать, показывая, что он совершенно
измучился и невыносимо хочет спать. К вечеру, скорее от непрекращающегося
дождя, и Семеновна, и Олег с Дашей, и, разумеется, Тимошка собрались в
комнате с телефоном, и, хотя никто ничего не говорил вслух, все втайне
почему-то надеялись и ждали звонка от Васи, общее настроение передавалось
Тимошке, скрывая свое нетерпение частыми судорожными зевками, и он ни за
что не хотел уходить из-под столика с телефоном, и, дождавшись, когда все
разошлись, уже в темноте, под непрерывный и густой шум дождя, он встал, с
недоверием понюхал молчавший телефон и опять улегся рядом. Надвинулась
ночь, шел дождь, и Вася никак не хотел объявляться даже в телефонной
трубке, Тимошкой овладело очень тревожное и неприятное чувство опасности.
Он бесшумно встал и долго прислушивался.
дом пришли мыши, Тимошка не обратил на них никакого внимания, происходило
что-то более важное, и у него от напряжения несколько раз судорожно
дернулся кончик хвоста. А затем какая-то невыносимая тоска овладела им, он
был кому-то нужен, он услышал даже чей-то знакомый зов и, больше не
раздумывая, попытался прорваться в сад, на свободу. Дверь на террасу была
заперта, несколько раз ударив по ней лапой, Тимошка рванулся к окну, к
другому. Теперь он словно обезумел, зов в нем разрастался, усиливался,
заполнил все существо, Тимошка метался из комнаты в комнату, взлетел на
второй этаж, и здесь, в кабинете Васи, тоска его достигла наивысшей силы.
Он прыгнул в Васино кресло и почувствовал, что он нужен Васе, что Васе
плохо и что он его зовет. И тогда Тимошка поднял морду и жутко на весь дом
завыл. Ни Даша, после тяжких испытаний прожитого дня, ни Олег его не
услышали, Семеновна, несмотря на свою глухоту, иа какое-то мгновение
открыла пустые от сна глаза и опять заснула. Совсем измучившись от горя и
своего бессилия помочь Васе, Тимошка забылся, и в темноте ночи снова ясно
прорезался Васин голос, зовущий на помощь, и Тимошка, точно от удара, весь
от кончика коса до хвоста задрожал. Он как будто тонул и захлебывался в
горячей вязкой тьме, наползающей со всех сторон, не было ни ветра,
несущего конкретность беды, ни следа на земле, определяющего путь, а было
лишь непереносимое ощущение самой последней, самой непереносимой беды и
своей вины перед Васей от бессилия что-либо изменить и помочь.
его, и Тимошка от невыносимой муки заплакал, жгучая боль, стянувшая все
существо Тимошки в одну точку, в один спекшийся ком, стала ослабевать,
именно в этот миг Вася, находившийся от своего дома за многомного
километров, висевший над темной зияющей расщелиной, зацепившись за кривое,
изогнутое, с обнажившимися мощными корнями деревце, уже хотел разжать
онемевшие пальцы и даже сделал такую попытку, только пальцы не
подчинились. Холод от онемевших пальцев распространился по всему телу, но
пальцы не разжались, Вася уже как-то равнодушно, как нечто постороннее
отметил это и не удивился.
пятницу, и здесь сила его удвоилась. Татьяну Романовну и Васю непогода
застала высоко в горах, они и раньше не раз, приготовив с вечера несколько
бутербродов, затемно уходили в горы, осваивая новые и новые места.
Накануне, в четверг вечером, позвонив в Москву, Татьяна Романовна узнала о
том, что назначение Кобыша подписано. Не говоря Васе ни слова, Татьяна
Романовна долго отмалчивалась и наконец, из-за совершенного пустяка, из-за
того, идти или не идти вечером слушать симфонический концерт областной
филармонии на летней открытой эстраде, в пух и прах рассорилась с Васей и
даже решила совсем уехать домой. Водрузив чемодан на самое видное место в
их номере, на низеньком столике возле телевизора, Татьяна Романовна
принялась укладывать вещи. Вася лежал на диване и демонстративно читал
свежий номер "Иностранной литературы", его молчание подстегивало ее еще
больше.
шла через всю комнату мимо Васи к чемодану, затем возвращалась обратно.
Когда она прошла к чемодану в седьмой или восьмой раз, неся в руках
перламутровую коробочку с подаренными ей родителями в день свадьбы
старинными изумрудными серьгами, Вася не выдержал.
дурак, скажи, станет ждать, беречь для тебя начальственное кресло? И ты
знала, когда согласилась ехать сюда, и я знал, что оно уплывает от нас.
демонстративно положила в чемодан зонтик.
пойдет, - пожаловался Вася, глубоко вздохнув об отсутствующем Тимошке, и
на всякий случай изобразил на лице страдание.
еще не просохший после утреннего моря купальник.
скажи, можно обсасывать одно и то же?
руковожу постановкой эксперимента. Они же все вокруг меня вертятся...
теоретик"! Только такой единицы в нашем институте не существует! Ты просто
дойная корова, и все, кому не лень, тебя доят! Кобыш-не Морозов, он себя
покажет. Ты у него попляшешь на горячей сковороде. А когда кончит тебя
потрошить, задвинет куда-нибудь...
куда-нибудь?
полезная, активная, будешь представлять нашу фирму в единственном числе,
глядишь, нива науки не заглохнет...
кожей походная шкатулка с пуговицами, нитками, иголками и прочей женской
мелочью, последними в чемодан шлепнулись розовые ласты.
Крышка и не думала закрываться, тогда Татьяна Романовна с ожесточением
села на чемодан, ножка столика хрустнула, затрещала, и Татьяна Романовна,
ойкнув, вместе с чемоданом оказалась на полу. Вася бросился к ней помочь,
Татьяна Романовна оттолкнула его и принялась прилаживать сломанную ножку.
Придется за починку платить... Ах, оставь, пожалуйста! - Вася, завладевший
ее руками, рук, однако, не освободил, Татьяна Романовна беззвучно
засмеялась, слегка раздувая тонкие ноздри, и сама поцеловала Васю, они
неожиданно и бурно, как это случалось и раньше, помирились.
синеву окна, а Вася методично доставал из чемодана и развешивал на плечики
в шкаф ее платья, затем неторопливо починил столик и, чтобы было совсем
незаметно, придвинул его вплотную к стене. К Васе постепенно возвращалось
прежнее состояние спокойной уверенности и силы. Татьяна Романовна с
улыбкой следила за высокой, чуть сутуловатой, сильной фигурой Васи, глядя
на его загорелую шею, вдруг ревниво подумала, что он еще совсем молодо
смотрится, на тридцать, не больше. "Глупости! - рассердилась на себя
Татьяна Романовна. - Баба!" И всетаки, порывисто вскочив, она подошла к
Васе и на всякий случай, утверждая свою власть над ним, хозяйски
поцеловала его рази другой.
воды, они, едва-едва стало светать, были уже в горах, Татьяна Романовна и
особенно Вася любили эти ранние вылазки. Вначале они часто, через сорок -
пятьдесят метров, отдыхали, затем дыхание уравновесилось, и они, не
останавливаясь, добрались до первой смотровой площадки, расположенной
довольно высоко и увенчанной старой беседкой, сложенной из грубого,
крепкого камня. Хватая раскрытым ртом прохладный горный воздух, Вася
выпрямился, оглянулся и обо всем на свете забыл. Он почувствовал у себя на
шее учащенное, горячее дыхание Татьяны Романовны, положил ей руку на узкие
знакомые плечи и ободряюще слегка прижал к себе, глаза у нее потеплели от
восхищения. Далеко внизу под ними выгибалась изумруднобледная, словно
выцветшая, непрерывно меняющая оттенок, отсюда, с высоты, необычно
плоская, необъятная чаша моря, сквозь охвативший край неба нежно
пламенеющий огонь деловито и неудержимо прорывалось солнце, на самый берег
моря, человеческое жилье, примостившееся узкой полосой вдоль морского
берега, отделяя от Васи с Татьяной Романовной сплошной веселый туман, он
полз вверх стеной, и Вася не мог определить, появился ли он только что,